Во втором путешествии Франсуа в первый раз охотился на жирафа. Он первым описал это удивительно сложенное млекопитающее и первым привез в Европу его чучело.
В 1785 году Левайан вернулся во Францию и — поверите ли? — с величайшим трудом продал коллекции и напечатал труд! Началась революция. Хотя Левайана вовсе не интересовала политика, его арестовали и целый год содержали под стражей. Наконец Национальное и Учредительное собрания[220] решили приобрести истинно замечательные коллекции, но враги ученого воспользовались арестом, и государство согласилось купить лишь часть материалов. В оплату Левайан получил дубликаты книг из публичных библиотек. Остальные трофеи были проданы в Голландию и там рассеялись.
Намного позже путешественник получит от Наполеона орден Почетного легиона. Это оказалась его единственная награда за отвагу, перенесенные тяготы и редкостный вклад в естественную историю.
Левайан умер в 1824 году в Сезанне.
ГЛАВА 15
У. С. БОЛДУИН
В глубь Африки. — Драматические приключения профессионального охотника. — У водопада Виктория. — Богатство.
Было бы ошибочным полагать, что до замечательных исследований Ливингстона о Южной Африке ничего не знали.
Действительно, она не была основательно изучена великими путешественниками, которые ныне пересекают материк и приносят нам богатейшую жатву новых знаний. Однако названия туземных племен, природные богатства их земель известны давным-давно. Более того — карты территории от 33°56′ (широта мыса Доброй Надежды) до Оранжевой реки (примерно двадцать девятая параллель) не имели пресловутых белых пятен — очерченных пунктиром провалов, приводящих географов в отчаяние.
Дело в том, что с давних времен, когда голландцы только еще поселились в Южной Африке, по ее землям все дальше и дальше вглубь непрестанно двигались буры. Они повсюду бороздили страну в домах на колесах, находили местечко, где почва получше или дичи побольше, устраивались, заводили ферму, и вскоре являлась на свет большая семья. Отпрысков новоявленных патриархов тоже манили новые земли, и они, в свою очередь, пускались в путь — вперед, непременно вперед, никогда ни за что не удирать в столицу колонии.
Иные устремлялись за стадами зверей, за слоновой костью — и тоже уходили из насиженных мест в неизвестность, иногда на огромное расстояние.
Город при этом не то чтобы забывали — кое-какие отношения с ним все-таки сохранялись. Неустрашимые «дреймены»[221] на огромных фургонах, «дреях», запряженных десятью, пятнадцатью, двадцатью парами быков, отправлялись из Кейптауна с богатым грузом пороха, свинца, мануфактуры и доставляли его в самые отдаленные поселения, затерянные в дикой стране, получая взамен драгоценный товар — слоновьи бивни.
Год за годом знакомым путем через горы, долы, леса и реки первопроходцы объезжали всю страну. Деятельные, энергичные, умные, они кроме всего прочего собирали интереснейшие сведения о землях, которые им случалось проезжать. Этими сведениями пользовались искатели приключений — полуохотники, полукупцы, страстно любившие вольную жизнь в пустыне и острые ощущения схваток с дикими зверями.
Итак, благодаря постоянному продвижению буров с юга на север, благодаря постоянным поездкам дрейменов, с незапамятных времен поставлявших бурам товары, наконец, благодаря походам профессиональных охотников, которые были как бы авангардом колонистов, Южная Африка никогда не была чем-то неведомым и устрашающим.
Среди этих походов, которых за полстолетия было бесчисленное множество, в число самых замечательных входят, без сомнения, путешествия У. С. Болдуина.
Болдуин — человек неординарный и в то же время очень скромный. Он охотник и одновременно коммерсант — убивает зверей, чтобы продать шкуру и заработать денег. География не его дело: он просто идет своей дорогой и по пути смотрит вокруг, интересуется встречными людьми и предметами, пишет дневник, чертит маршрут.
Впрочем, торговлей слоновой костью он занялся лишь по страстной любви к охоте. Денежный интерес у странствующего Нимврода[222], в общем-то, всегда на последнем месте. Прежде всего он следует неодолимой страсти охотника, а там уж потихоньку собирает скромный капиталец.
Итак, по склонности Болдуин стал охотником, по обстоятельствам — негоциантом[223] и путешественником, писателем — невольно; следующая цитата из его книги ясно говорит о замысле англичанина.
«Когда, — пишет Болдуин, — в краале или в фургоне я записывал эти строки — иногда чернилами, чаще карандашом, а бывало, и порохом, разведенным в чае или в кофе, — я не мог предположить, что из них составится книга. Теперь по настояниям друзей я с трепетом решаюсь издать ее. Я должен сдержать слово, данное тем, кто с любопытством в Натале[224] следил за моими походами — сперва в близлежащем округе, потом доведшими меня по нехоженым местам до самой Замбези».
Болдуин отважно устремился через совершенно неизвестные, не пройденные и Ливингстоном, земли. После знаменитого миссионера он стал первым белым человеком, удостоившимся лицезреть и описать водопад Виктория. Итак, это незаурядная личность. Болдуин много знает, много видел, много приметил — поэтому он достоин почетного места в маленьком мирке второстепенных путешественников, которых завтра публика вполне может забыть, если ей об этом не напоминать.
Как всегда, трудней всего дались первые шаги. С раннего детства Болдуин страстно любил охоту, лошадей, оружие, собак — и не выносил городской жизни. Он решил сам добывать себе средства к существованию, безоглядно отдавшись своей страсти к спорту. Капская колония показалась ему удобным местом для этого. В 1851 году, еще совсем молодым человеком, он отправился, захватив с собою дробовики, карабины и конскую сбрую, искать положения в обществе, которое соответствовало бы его вкусам и способностям. Он нашел, что искал, нанявшись к купцу, отправившему в страну зулусов отряд охотников и вместе с тем пастухов — нечто вроде нынешних американских ковбоев[225].
Поход оказался неудачен и плохо организован. Охотников косили болезни: через четыре месяца семеро из девятерых умерли. Только Болдуин и один его товарищ смогли вынести страшные приступы лихорадки.
Целый год они не могли встать на ноги. Но Болдуин следовал призванию и обладал железной выносливостью. Два года он оставался на этой проклятой службе, скопил деньжат и начал охотиться для собственного удовольствия. Мечта сбылась!
У него был такой же транспорт, как у Левайана шестьдесят пять лет назад: фургоны, быки, лошади… Но оружие заметно усовершенствовалось: кремневые ружья были вытеснены капсюльными. Оружия с затвором, правда, еще не придумали, но уже и без них можно было устраивать страшные бойни…
В 1854 году Болдуин отправился из Наталя, вооруженный огромными карабинами. И вот он — замечательное зрелище! — гоняется по ужасным дорогам за грозными африканскими мастодонтами[226], встречает их лицом к лицу и, как подлинный виртуоз, поражает. Однажды на нашего охотника набросился раненный его неловким товарищем гиппопотам. Болдуин, зарядив ружье, отважно поджидал чудовищного зверя. Он подпустил животное на двадцать метров и тогда только выстрелил. Пуля попала над ухом, и бегемот завертелся волчком. Охотник послал в него еще две пули из запасной двустволки, но безуспешно. Эти крупные животные, настоящие бастионы из мяса и жира, ведут поистине нелегкую жизнь. Раненый бегемот хотел убежать, но Болдуин не мог упустить добычу — клыки; пришлось выстрелить еще раз. Тут уже пуля попала точно между глазом и ухом, и гиппопотам повалился мертвым.