– Батори, почему вы в моём апартмане? – с вялой злостью вопрошаю я.
– Готовлю вам ужин. Вон тарелка с драниками стоит, берите. Сметана в холодильнике, – Батори ловко перекидывает свежепожареные картофельные лепёшки на стопку их собратьев и бросает на сковородку кусочки сала.
– Если вы думаете, что я на вас женюсь только потому, что вы хорошо готовите, то вы просчитались.
Я перекладываю несколько драников на тарелочку и поливаю их сметаной. Я действительно голодна, настолько, что мне не хватает сил злиться на вторжение.
– Зря вы так торопитесь с отказом! Я ведь ещё и отличный портной. Могу сшить любой сложности танцевальную юбку.
– Это где вы так выучились?
– В тюрьме.
Я пытаюсь прикинуть, когда появились тюрьмы с трудовым воспитанием. Никак не выходит, чтобы тогда, когда его ещё можно было удержать в заключении. Странно. Хотя – чего нормального ожидать от упыря, который именует себя «Отважным Рыцарем»? Как с верблюдом из анекдота – скажите, что у него не странное?
– Вам от меня уже что-то надо? – спрашиваю я, наевшись и потягивая отлично заваренный чай.
– Напротив. Это вам от меня что-то надо, и поэтому я здесь, – Батори сидит на табуретке с другой стороны стола, прислонившись спиной к стене. Вид у него самый наглый: руки в карманах и улыбка во все зубы.
– И что мне от вас так срочно оказалось нужно?
– Отдых. Послезавтра мы с вами едем в Сегед, на родину великого цыганского скрипача и композитора…
– … Бихари8?
– Стыдно, Лили. Бихари из Надьябоня. Сегед – родина Данко9. Я думаю, вам, как цыганке, будет интересно.
– Мне, как цыганке, будет интересно хорошенько выспаться.
– Поэтому мы и едем послезавтра, а не сегодня ночью. А на месте, кстати, я забронировал номер с огромной мягчайшей кроватью.
– А моё целомудрие?!
– Будет лежать с вами на этой кровати. У меня другой номер. Дело даже не в Данко, Лили. Вас просто достал этот город. Он у вас ассоциируется с беготнёй по делам и придурками, которые вас время от времени узнают и начинают орать про маму из Пруссии и папу-цыгана. Там вас не знает никто. Тихое, славное местечко, а также единственный город, где поставлен памятник цыганскому музыканту.
– Когда я высплюсь, я обязательно с вами горячо поспорю, – вздыхаю я. – Сейчас у меня нет сил даже сапоги снять, и вы этим пользуетесь.
– Вы так и ляжете в сапогах?
– Вообще-то я надеялась, что вы кинетесь галантно их стаскивать.
– Лили, нет. Я лучше потом постираю ваши простыни.
Я встаю и тут же падаю обратно. Ноги попросту отказываются держать.
– Ужасно. Я не в состоянии даже идти. Батори, я обещаю поехать в этот ваш Сегед, если вы меня сейчас отнесёте в кровать.
– Договорились.
Он подхватывает меня играючи, как котёнка. Недолгий полёт по воздуху, и я уже лежу в постели. Одеяло словно само наползает на мои плечи. Последнее, что я чувствую, проваливаясь в сон – тёплая ладонь на моей макушке.
На перроне вампир встречает меня не один: на его правой руке практически висит, прижимаясь, девица не старше двадцати лет.
– Лили, это Я́змин. Язмин, это Лили, – лучезарно улыбаясь, на немецком представляет нас друг другу Батори. Его баритон похож на мурлыканье, и я узнаю эту интонацию: с такой он меня «цеплял» возле клуба.
– Очень приятно, твой отец мне рассказывал о тебе много хорошего, – щебечет девица. На мой взгляд, у неё слишком короткая юбка, слишком длинные сапоги и слишком красные ногти.
– Мой отец? – я кидаю взгляд на Батори. – Очень любезно с его стороны. Скажите, а из какой вы семьи? Надеюсь, дворянской? Вы же понимаете, я не могу стать падчерицей простолюдинки.
Язмин неуверенно хихикает, улыбка вампира становится ещё шире.
– Лили, э́деш10, вот ваши билеты. Я взял два, чтобы никто вас не тревожил. Мы с Язмин едем в соседнем купе.
– Да, а́пука11.
Как, интересно, он собирается выдавать меня за свою дочь перед венгеркой, если я по-венгерски двадцать слов знаю?
Стоит поезду отойти от перрона, как упырь появляется в дверном проёме.
– Лили, мы с Язмин хотим заглянуть в ресторан. Не составите нам компанию?
– Ага. А можно вопрос: это какие спагетти, которые питание или которые отношения?
– Лилиана, вы лезете не в своё дело, – отрезает Батори.
– На правах близкого родственника.
– Жду вас в ресторане.
Вампир исчезает за дверью.
Минут пятнадцать я дуюсь: всё-таки я действительно надеялась, что это будет мой отдых, а потом понимаю, что проблема не стоит и выеденного яйца. В конце концов, я же собиралась отсыпаться – Язмин мне в этом точно не помешает, а со своей легендой Батори может мне оказывать достаточно внимания в минуты моего бодрствования.
Увидев меня, Язмин машет рукой из-за своего столика. Упырь чуть кивает мне, как ни в чём не бывало. Перед ним стоит бокал с водой без газа, девица же собирается подкрепиться поосновательней – отбивной и салатом. Несмотря на детский ещё час, запивает она их токайским белым вином. Я сажусь на оставленное мне место напротив Батори и беру в руки меню. За плечом сразу же возникает официантка.
– Чайник зелёного чая и капусту по-баварски.
– Сосиски, колбаски к капусте будете? – любезно подсказывает официантка.
– Да, жареную кровянку, пожалуйста, – я не могу удержаться от того, чтобы слегка подколоть вампира. В ответ на мой взгляд он слегка поднимает бровь. Леший знает, что это у него означает, но зато ясно, что подкол он заметил. Я мысленно высовываю язык.
– А где ты учишься? – непринуждённо обращается ко мне Язмин.
– Я своё отучилась, – невозмутимо отвечаю я. – Мне всё-таки двадцать два года.
– Ой, – девица смущается. – Так ты… вы… старше меня? Мне сначала показалось, что вам лет шестнадцать.
– А вам сколько?
– Девятнадцать. Я на втором курсе в Университете Корвина12.
– Ого! А какой факультет? Экономический, социальных наук?
Язмин смущается ещё больше:
– Ландшафтной архитектуры.
– Профессия, требующая творческой натуры и ума, – говорит Батори, улыбаясь. – Именно этим сочетанием Язмин меня и покорила.
– Ммм, понимаю. Моя специальность гораздо скучнее.
– Лили закончила философский факультет Альбертины, – поспешно произносит вампир.
– Альбертины? – неуверенно переспрашивает Язмин.
– Старейший университет Кёнигсберга, – информирую я. – Основан в шестнадцатом веке. Кёнигсберг – один город. В Пруссии.
Язмин краснеет:
– Да, я знаю, столица.
Официантка ставит передо мной тарелку с капустой, чайник и чашку, и я с облегчением возвращаюсь от светской беседы к более привычному занятию. Язмин тоже утыкается в свою тарелку. Кажется, я внушаю ей неловкость.
После ужина мы возвращаемся в купе. Батори мешкает в коридоре и шипит мне:
– Я-то думал, что вы со мной в грубы по личным причинам, а вы, оказывается, всего лишь невоспитаны.
– Что поделать. Я цыганка, – мои уши вспыхивают. Кажется, лицо тоже.
– Не надо. Я отлично знаю, из какой семьи ваша мать. К сожалению, от этой семьи ничего, кроме внешности, она вам не передала.
Я открываю рот, но не нахожу, что ответить, и буквально вскакиваю в своё купе.
Да разве же я виновата, что эта Язмин – такая дура?
Спать я ложусь рано, около полуночи. Но вскоре просыпаюсь от инстинктивной тревоги. Некоторое время я просто лежу с открытыми глазами, пытаясь определить, что не так.
В стенку возле моего диванчика ритмично стучат.
Сначала я не могу сообразить, что это может значить, но к стуку вскоре присоединяются тонкие отрывистые стоны.