— А после института вы с ней общались?

— Редко. Раза два-три в год, не больше. Я к ней на день рождения, она ко мне на день рождения. По телефону, правда, часто болтали. Когда у нее родители погибли, на похоронах была. Знала, что все у нее по-прежнему. Работает, никуда не ходит. А где-то в ноябре позвонила, сказала, что познакомилась с одним человеком. Может, даже замуж за него выйдет. И все, тишина. Потом я уже через десятые руки узнала, что Инка действительно замуж вышла. Обиделась на нее страшно. Могла бы и позвонить. Или боялась, что я на свадьбу стану напрашиваться? А месяц назад решила ей сама позвонить, дура набитая. Так она меня даже не узнала сначала. Или сделала вид, что не узнала. Поговорили минут пять. Вернее, я пыталась говорить, а она только мычала в ответ и ждала, когда же я распрощаюсь. Ну еще бы, у нее муж банкир, ей теперь со мной неинтересно. — Голос Маши дрогнул. — Ладно, и без нее обойдусь. Честно говоря, хотела ее в крестные своему малышу позвать, но… Арик говорит, нельзя крестных по материальному признаку выбирать. Наверно, он прав. Ему виднее, он примерный католик, а я так, не пойми что. Борща не хотите?

Андрей даже вздрогнул от неожиданности и покачал головой, хотя есть хотелось страшно, а добираться до дома предстояло часа три.

— Ну, как хотите, — печально выпятила губу Маша. — Впрочем, может, вы и правы.

— Насчет чего?

— Насчет борща. Готовить-то я толком и не умею. Разве что суп из пакета и яичницу. Арик меня учит, учит — все без толку.

Всю дорогу домой Андрей обдумывал услышанное. На душе резвились не кошки, а откормленные тигры. Амурские. «Все из-за тебя!» — урчали они, царапая его когтями, похожими на остро отточенные грабли.

По крайней мере, это похоже на мотив, отмахивался от них Андрей. Собралась замуж, а жених ничего о ее проблемах не знает. Ну и что? Мало что ли таких женщин, у которых детей быть не может? А если он очень ребенка хотел? Может, узнал бы и не женился бы на ней? Может, она его пузом к стене приперла? Сделала вид, что залетела. Ах, дорогой, у нас будет беби, побежали в загс. Она же сама по телефону кому-то говорила, что ей надоело беременную изображать.

Стоп, стоп! Кому говорила-то?

Так он и не выяснил ничего насчет ее загадочного кавалера. Все в один голос твердят, что Инночка прямо монашкой жила; между ним, Андреем, и женихом никого у нее не было.

Мало ли что там подруги говорят. Инна, конечно, уникальный экземпляр, но есть кое-кто, кто о человеке знает побольше подруг. Любопытные соседки. Сейчас, конечно, любопытные соседки вымирают как вид, чаще всем на всех наплевать. Вот он, например, не знает даже, как соседей зовут, и нисколько от этого не страдает. Но то он, а то одинокая бабушка, живущая в соседней квартире лет двести. Он точно помнил, что рядом с Инной как раз такая бабка и жила. Семь лет назад ей было около шестидесяти. Может, и жива еще.

Андрей давно уже убедился, что если человек, услышав заветные слова: «я из газеты», — не захлопнул перед твоим носом дверь («У-у, журналюги проклятые!»), то он будет чесать языком так, что только успевай записывать.

Соседка Инны, по счастью живая и здоровая, оказалась именно такой. Она даже интересоваться особо не стала, зачем газете понадобились Иннины кавалеры. Надо — значит, надо. А может, и не для газеты вовсе, а?

— Между прочим, я тебя прекрасно помню, хотя семь лет прошло, — заметила она, почесывая заросший жесткой седой щетиной подбородок. — Заходи, чего на лестнице стоять. Красть у меня все равно нечего.

На кухне, куда она провела Андрея, пахло селедкой. На единственном засаленном стуле дрых, свесив лапы, огромный сибирский кот.

— Поди погуляй, — бесцеремонно спихнула его бабка. — Садись.

— Нет, лучше вы садитесь, а я постою, — испугался за свои брюки Андрей.

Они попрепирались немного, кому именно занять заветный стул, потом бабка сдалась, подвинула ему шаткую табуретку, а сама церемонно опустилась на стул, — как на трон.

— Значит, слушай меня внимательно! — Она уставилась Андрею прямо в глаза совершенно сумасшедшим взглядом. Он подумал, что бабушка вряд ли дружит с головой, но делать было нечего, только слушать. — Я уж не знаю, что вы там с Инкой не поделили…

Бабка замолчала выжидательно, но Андрей явно не спешил удовлетворить ее любопытство, и она, вздохнув сердито, продолжила, теребя руками подол замызганного фартука.

— Короче, мужиков у нее то ли не было, то ли где-то в другом месте гуляла. Сюда не водила. Потом этот появился. Который муж у ней теперь.

— Про мужа не надо. Значит, больше никого? — безнадежно уточнил Андрей, поднимаясь со стула.

— Да ты сядь, сядь! — Бабка дернула его за рукав. — Что за народ! Недослушают и бежать. Уже перед самой их свадьбой встретила ее с каким-то. К ней шли. Лифт-то не работал, а я кошакам в подвал еду понесла. А они поднимались.

— Кошаки? — не удержался Андрей.

Бабка только зыркнула на него сердито и продолжила повествование:

— Вечер уже, поздно было. Даже не поздоровались! Раньше-то Инка завсегда здоровалась, а тут сделала вид, что меня не знает.

— Как он выглядел? — заинтересовался Андрей.

— Как выглядел? Ну, молодой, лет тридцать. Или нет? Может, и больше. Но вряд ли больше сорока. Тощий такой. Но мордатый. Одет хорошо. Пальто такое дорогое, черное, длинное. Знаешь, на кого похож? На судью, который по телевизору всякие дела разбирает, где еще баба толстая в очках всякие глупости говорит.

— Один раз только его видели?

— Один, один. Потом-то опять этот, жених ее, приходил все. А потом и вовсе здесь поселился.

— А когда это было, точнее не припомните?

— Ты что, милый, совсем того? — возмутилась бабка. — Прошло-то сколько времени. Одно могу сказать, это до пятнадцатого числа было. Потому что пятнадцатого у меня пенсия и я кошакам «Китикет» покупаю, а его дней на десять хватает. А тогда я кашу несла. Или суп, не помню. Но не «Китикет», точно. Потому что миска была, а не пакет, я еще боялась, что разолью. Так что ты, парень, молодец, что от Инки ноги сделал. Вот была б тебе женушка, ходил бы, рогами в дверях застревал. Она мне никогда не нравилась. В тихом омуте, сам знаешь…

Андрей уже хотел выйти, но услышал, как подъехал лифт, и остановился в прихожей. Лязгнул замок, дверь соседней квартиры хлопнула.

— А что ты сегодня так рано?

Инна выглядела, мягко говоря, плоховато, поэтому Денис отвел взгляд в сторону. И ответ прозвучал как-то неубедительно:

— К отцу ездил.

— И как он?

— Неважно. Давление высокое. Лежит. «Скорую» вызывали вчера вечером, предлагали в больницу — отказался. А ты как?

Он сел на диван и принялся лениво теребить узел галстука. Шевелиться лишний раз не хотелось.

— Да так. Тоже не очень. Голова кружится, тошнит.

— Может, к врачу надо?

— Недавно была. Все нормально. Просто токсикоз. Ужинать будешь?

— Дома поел.

— Да, здесь для тебя не дом, — вздохнула Инна, но осеклась и замолчала.

Денис подумал, что, раз скандал замер в зародыше, значит, последует просьба. И не ошибся.

— День… — нерешительно начала Инна, присаживаясь рядом на диван.

— Что?

— Детектив звонил…

— Сказал, что ни фига не нашел, пришлите денег на обратную дорогу.

— Да нет, как раз нашел.

— Ну и что? Выставил счет?

— У тебя плохое настроение?

— Да, — обрадовался Денис. — У меня плохое настроение. Поэтому сделай одолжение, избавь меня от россказней о твоей ненаглядной сестрице.

— День, надо бы за ней съездить…

— Ну, мать, ты даешь! Щас, только шнурки поглажу и поеду. Пусть твой детектив ее и привезет, если тебе так надо.

— Я его просила. Он отказался. Сказал, что у нее документов никаких нет, и вообще…

— И вообще — на кой ляд она тут сдалась?

— Денис, ну ее там найдут и убьют. — Инна явно приготовилась плакать.

— Ну и пусть. Я лично никуда не поеду. У меня на работе такие проблемы, что на полчаса не уйдешь.