— Я знаю, — снова повторил чужестранец. — Я знаю, и я могу вернуть их, но с одним условием.
Жрецы молчали. Старейшины тоже. Молчали жители города. Мир безмолвствовал, молчали границы и межграничные земли. Молчание кричащей тишины. „Опять молчание разума, опять сомнительное право“, — подумал странник. Минуты, растягиваясь, казались вечностью, они порождали разбегающуюся трещину, разделявшую странника-чужеземца и страдающий от неизбывного горя город. Минуты, превращенные тягостным молчанием в вечность, планомерно убивали надежду путника получить желаемое вполне законным путем. Тишина была осязаемой. Жрец медленно поднял глаза на чужака. В эту секунду верховный жрец окончательно понял, кто стоит перед ним. Сомнений у него больше не было. Теперь нужно было что-то предпринять, чтобы защитить свой город и его жителей. Верховный жрец принял решение, изменить которое могла лишь его смерть. Из сгорбленного, убитого горем тщедушного старика он в одно мгновение превратился в уверенного и сильного мужчину средних лет.
— Уходи, — приказал он, обращаясь к путнику. — Ты здесь чужой. Уходи.
Резким жестом жрец указал на невидимую границу, разделявшую его и странника. Жрец говорил уверенно, к нему вернулись его прежние силы. Он расправил плечи и гордо поднял голову. Вот теперь он и, правда, походил на верховного жреца.
— Мы не желаем сделок, порождение тьмы, — сказал он отчётливо. — Уходи, пока я не назвал тебя истинным именем, чужестранец. Ты ведь знаешь, что тогда будет с тобой? Думаю, знаешь. Теперь же мы отпускаем тебя, ты вправе продолжить свой путь. Мы хотели принести тебя в жертву, но ты неугодная богам жертва. Мы ошиблись, и они жестоко покарали нас даже за мысль. Уходи и не мешай нам, мы же будем служить Золотому стражу, как прежде. И он, видя нашу веру, вернётся. И вновь Лабиринт сновидений будут охранять стражи. Но, и сейчас такому как ты здесь не место. Уходи. Ты, наверняка, уже узнал то, зачем явился сюда, ведь так?
— Хорошо. Я уйду, — усмехнулся Странник. — Я уйду, но к вам не вернётся ни Золотой страж, ни союзники. Может быть, Вожак, если решится покинуть стаю, вернётся, чтобы стать новым богом в забытой другими богами пустыне, но тогда вас ожидают дни и ночи, полные тяжёлых кошмаров. И к вам будет взывать непролитая кровь, и земля, ждавшая этой крови, станет для вас чужой. Вы утратите былое могущество и потеряете память предков.
Бросив свои обвинения, словно проклятия, Странник повернулся спиной к жрецам, старейшинам и жителям городка, и направился к городским воротам. Он уходил, унося в сердце горечь, он уходил, унося в душе тьму. Странник покидал город, забыв о своих мечтах, он исчезал в вечерних сумерках, похоронив в горячем песке холод души и надежду на добровольное жертвоприношение…»
Тьма накрыла происходящее мягкой ладонью. Макс дернулся, уворачиваясь от липко-цепких объятий. Он проснулся и огляделся. Первая мысль: «Сон, всё равно всё сон. Я сплю, вернее, я проснулся. Нет, мне снится, что я проснулся». Вторая мысль была более реалистична: «Опять всё это началось! Ё-моё! Вот чего с этим всем делать?» Сероватая дымка рассеялась, и ему открылся вполне оптимистичный пейзаж. Черта города, промзона и ветхий памятник советской архитектуры. Бред. Полный бред. Максу было не по себе. Перед его глазами, словно родившееся из ниоткуда дежа вю пронеслось отражение позабытого прошлого. Вероника, окружённая плотным кольцом стражей-союзников, пес-хранитель, забывший власть тьмы, которая создала его. Он ощутил тот же страх, который испытал, когда пёс подмял его под себя, уронив одним прыжком в пыль. И опять этот дом. Он вспомнил, что почти всегда он видел этот дом в своих снах. Он вспомнил, нет, он снова ощутил, как тяжелые кирпичи рассыпаются в прах, и всё, что было призвано из небытия сна в него снова вернулось. Это было именно так. Всё исчезло. Он видел, как этот дом рассыпался, видел, как он исчез. Но! Теперь всё снова было. Разрушенный дом в два с половиной этажа стоял себе целёхонек. Потрескавшаяся старая дверь были заменена, выпавшие или выбитые стекла заменили новые. Дом больше не был рассыпающимся уродцем. Это был крепко сложенный, чистенький дом. Дом — крепость. «Ага, сейчас только не хватало для полного счастья увидеть всю эту компанию во главе с сумасшедшей Алисой», — невесело усмехнулся Макс. Усмешка получилась жалкой и беспомощной. Не только дом преобразился, всё окружающее пространство изменилось. Мусор, ранее валявшийся тут и там, исчез. Ну, не исчез, конечно, полностью, ведь это вам не сказка какая-нибудь, это обычная история, и уж если развалюху прошлого века привели в порядок, да ко всему прочему убрали мусор, это не мистика. Это, как говаривал Маяковский, «кому-то нужно». Правда поэт говорил о зажигающихся звёздах, но суть всё равно одна: если что-то происходит, значит, это кому-то необходимо. Да, дом выглядел солидно, можно было даже сказать — богато. Массивная деревянная дверь была приоткрыта, приглашая проникнуть в тёмные прохладные коридоры, скрывающие тайны. «С чего ты взял, — обратился к себе Макс, — что там темно и прохладно? Может быть, раз уж всё переделано, там жарко и светло, или пыльно и душно? А может быть, евроремонт какой-нибудь навороченный?» Конечно, может быть, там и был тот самый мифический евро-стандарт, а может быть и нет. Но, увы, Макс другого интерьера представить себе не мог. Мысленно сказав себе: «Да и хрен-то с ним!», Макс решительно направился к развалине постсоветской эпохи, приглашающей зайти и обещающей в своих недрах неземное блаженство.
Чем ближе он подходил к двери, тем сильнее его охватывало беспокойство. Чувство, ранее ему не ведомое, чуждое, по какой-то причине стало захаживать к нему в гости. Ну, что же, всё бывает в первый раз, и не только приятные вещи, но, увы и ах, страх и тревога тоже. Самое смешное было в том, что даже если бы он решил вернуться, он не смог бы этого сделать. Пройденное им пространство от границы сна до дома затянула серебристая липко-туманная паутина, что означало лишь одно — идти можно только вперёд. Макс немного постоял около новой и очень стильной деревянной двери, напоминавшей об английских поместьях восемнадцатого, ну может быть, девятнадцатого века. Медная ручка в форме трилистника казалась мягкой и приятно теплой, но Макс не хотел к ней прикасаться. Опять это чувство страха. Светлые стены дома излучали какое-то теплое, почти телесного цвета сияние, мерно подрагивающее в такт приглушённым ударам невидимого сердца. Он слышал этот странный звук. Пульс жизни. «Нет, — подумал Макс, — так не бьётся живое сердце. А мертвые сердца молчат». Мысль была странной и очень несуразной, но куда же девать собственные мысли? «Глупости какие, — подумал Макс, — но, пусть уж остаются». Пусть остаются там, где есть, может быть, пригодятся. Он ощутил чью-то чужую силу. Именно ту силу, которая создала этот дом. Ведь он был создан в центре сновидения. К заброшенному дому вели все пути. И всё же он был надежно спрятан от чужих глаз. Дом был чьим-то надёжным убежищем. Его создал кто-то очень мудрый, достигший баланса. Когда-то Макс думал, что он создал этот дом сам, но получалось, что он заблуждался. Макс чувствовал, что создатель был готов отдать многое за возможность творить. И тот, кто писал сценарий этой истории, был причастен к созданию декораций. Дом был нулевой точкой в мире сновидений. И Макс чувствовал, что он был в этом доме чужим. Он ощущал биение чужого сердца и ещё он слышал дыхание этого дома. Лёгкий ветер дыхания пронёсся в лабиринте коридоров, замедлив отсчёт времени песочных часов вечности. Макс уже видел это, он уже чувствовал это, он знал. Не здесь, не теперь, а раньше, когда-то давно. Тысячи лет назад он слышал это биение сердца в лёгком шелесте пустыни, в тяжелых звуках напряжённой поступи хранителей сновидений. Он слышал это в обители золотого фантазма, живущего призрака, порождённого химерой-фантазией. Он уже слышал и видел всё это, разве могло что-то измениться? Что может измениться, пусть даже и прошли тысячи снов с тех пор? Макс не задавал себе вопросов. У него всё равно не было на них ответов. Всё слышнее был зов невидимого сердца, всё сложнее было повернуть назад. Макс потерял счёт поворотам. Да, домик был основательно изменён. Ему вообще показалось, что дом меняется с каждым его шагом, будто кто-то наблюдает за ним и строит реальность специально для него. Поднявшись на второй этаж, они не был удивлён, увидев ничуть не изменившийся пыльный коридор, ведущий в тупик. Старая дверь с навороченной золотой ручкой рассохлась и не закрывалась.
