«Меня на войне не убили…» Меня на войне не убили, Я вышел живым из огня. Казацкою шашкой рубили И ставили к стенке меня. Да мало ли есть незабытых, Жестоких и тяжких обид!.. Четырнадцать стран знаменитых Хотели, чтоб я был убит. Вдали от любимого дела Не раз я шагал на войну. Кулацкая пуля летела В мою молодую весну. Да мало ли есть незабытых Печальных и горьких утрат!.. Ведь это же друг мой убитый Тот всем неизвестный солдат. Узнал я и боль и усталость, Я был молодым и седым, Но то, что святым мне казалось, Не зря мне казалось святым. Мне сердце порой разрывали На тысячу мелких частей, Врагами друзей называли, Моих безупречных друзей! Я в мрак погружался могильный, Я замертво падал в траву, А все же, упрямый, стожильный, Живу я на свете, живу! Август По птичьей грусти, По заре, По редкостным приметам — Еще не осень на дворе И все-таки не лето. Неслышно ветер подошел, Улегся возле окон. Химическим карандашом Очерчен лес далекий. И, прибавляя дни к годам, Закаты и рассветы, Проходит август по садам — Последний месяц лета. День, два — И осень тут как тут. Густеет тень ночная. Один окончил институт, Другой лишь начинает. И мы теперь не верим снам, Яснее время слышим. Не дети мы, и нам… И нам Давно уж тридцать с лишним. А сквозь прозрачное стекло Струится луч веселый, И так легко, И так светло, Как будто завтра в школу. Отец Жили мы на юге Украины, В солнечном, зеленом городке, Где акаций снежные вершины, Где белеет парус на реке. Мой отец — простой портовый грузчик Двадцать девять лет таскал мешки. Шириною плеч его могучих Любовались даже моряки. Элеватор у воды бессонной! На заре отец шагал сюда Разгружать товарные вагоны, Нагружать торговые суда. Он работал, силою играя, И бывало, со своим мешком Ночью шел, покинув Николаев, В города соседние пешком. Знал в Одессе, кто бывал у моря, А в Херсоне — каждый паренек Грузчика Лисянского, который Поднимал, как перышко, мешок. По отвесной лесенке портовой, Узкой, шаткой, он поклажу нес, И лежал мешок восьмипудовый Неподвижно, будто в плечи врос. Счастья не просил отец у бога, Не пытал и не молил судьбу. Правда, верил, да и то немного, В куль, лежащий на его горбу. Так работал, что в глазах плясало И пересыхало все во рту. Но зато раз в сутки ел он сало С житняком. И тут же спал, в порту. Он трудился до седьмого пота, Не жалел здоровья своего. Нет, не годы — адская работа Раньше срока сгорбила его. Он обиделся на жизнь чертовски И грозил кому-то кулаком… Мне всегда казался горб отцовский Затвердевшим на плечах мешком. А когда у нас в порту набатом Прозвучал «Авроры» грозный залп, Мой отец ушел на фронт солдатом, Ленину служить, как он сказал. Жизнь его цветами не встречала, До всего дошел своим путем. Он поверил в Ленина сначала, А в себя поверил он потом. Он с войны гражданской воротился, Будто выпрямился в полный рост. В партию вступил и все гордился: — Ленин мне доверил этот пост… Мне простят, что слишком затянулся Мой рассказ от первого лица. Много лет прошло… И я вернулся В город детства, словно в дом отца. Снег акаций. Улицы прямые. Старый николаевский причал. Здесь я имя Ленина впервые От отца родного услыхал. Слава
Сияло имя Ленина, Идя в века, Перешагнув поля, моря России, И не было такого уголка, Где б это имя не произносили. А он ходил в поношенном пальто, Жил на пайке, Трудился дни и ночи, Детдому слал дрова, С докладом шел к рабочим И говорил, что выспится потом. Он жил у дальних гор, У безымянных рек В сердцах людей Всех стран и поколений. И кажется, один лишь человек Не замечал той славы… Это — Ленин. |
