24.05.44.

Сегодня утром уехали из Балаклавы. Миновали Бахчисарай, Симферополь. Сейчас стоим в Карасу-Базаре. По дороге проезжали красивейшие места, сады, сады и сады. И беленькие чистенькие хуторки, утопающие в зелени. На днях всех татар из Крыма выселили. За одну ночь. Говорят, что во время оккупации они ревностно служили немцам с оружием в руках: Если так, то решение правильное. И сейчас здесь в лесах (это уже по нашим разведданным) бродят вооруженные татарские банды. А как они восторженно встречали наши войска!? Многое тут непонятно.

Завтра мы должны быть в Феодосии и там бросим якорь. Не очень-то яркое место. Вот, если бы в Ялту… Ну да все равно лучше, чем Балаклава.

26.05.44.

Идет дождь. Холодный, косой дождь, как в ноябре. И пронизывающий ветер. И на душе тоже холодно и сыро, как в старом заброшенном погребе. Особенно вчера. Вот как оно бывает. Я почему-то всегда не доверяю своим предчувствиям, а они еще никогда меня не обманывали. Тем более что в жизни я не раз испытал подобное. Один раз был даже действующим лицом. Теперь тоже. Только с другой стороны. И все же не верится. Неужели она может быть еще с кем-то. Там между нами было расстояние, здесь его нет. И все же это так. От этой мысли хочется убежать куда-то далеко-далеко, в мрачное и глубокое ущелье и забыть все-все. Но от себя не убежишь. Каждый камень, каждая ветка будут напоминать мне о ней. Какое-то сумасшедшее состояние. Как будто я в тяжелом бреду. Да, черт возьми, хотел бы я, чтобы все это было только бредом.

А дождь все сильнее и сильнее. Злобно бьет в окна, стучит по карнизу, по камням. И бегут отовсюду мутные, грязные ручьи. Плывут в них ржавые консервные банки, щепки, лохмотья и другие отбросы. Все течет в море. Оно большое, все примет, но вряд ли чище станет от этого на земле.

Так можно совсем с ума сойти. Я не могу найти себе места, не могу ни о чем думать. Я думаю только о ней. Хочу ее видеть и в то же время не хочу до отвращения. Хочу говорить с ней и в то же время чувствую, что не смог бы сказать ей ни слова. И нет сейчас никого, ни одной живой души, с кем бы я мог сейчас поговорить. Впрочем, чего тут говорить, разве словами что-нибудь переменишь.

30.05.44.

Все оказалось диким бредом. Я только понял, что если бы она была другой, то у меня давно пропало бы к ней всякое чувство. Ведь однообразие надоедает.

Живем в казарме. Загнали всех в одно стойло. Но устроились более или менее изолированно. Для меня самое ужасное, когда все время толчешься в одной общей куче.

Как баран. А я люблю иногда быть наедине с самим собою. Пока, слава Богу, это еще возможно.

Получил письмо от Артура. Он ранен, лежит в госпитале. Это уже второй раз. Когда же мы соберемся все вместе! Он пишет, что нашел замечательную девушку. Помогай им Бог, если это действительно так. А как же Мэри? Впрочем, вероятно, в последнее время произошли у них какие-то перемены.

Читаю сейчас хорошую книгу, рассказы Пантелеймона Романова. Очень умный и талантливый писатель. Хотя рассказы старые, периода НЭПа, но и сейчас о многом заставляют задуматься.

Погода, слава Богу, наладилась. Скоро уже можно будет купаться в море.

6.06.44.

Сегодня наконец свершилось то, чего мы ждали три года: войска союзников высадились в Европе. Свыше 11 тысяч самолетов поддерживали высадку десанта. Открылся второй фронт. Даже как-то не верится. Ну теперь конец уже виден. Скоро, скоро война подойдет к своему эпилогу.

14.06.44.

Все эти дни болел, температурил. Направили меня в Симферополь, в госпиталь для прохождения всяких анализов и исследований. Как будто все обошлось благополучно. Ничего серьезного и очень опасного не нашли. Собираюсь «домой» в Феодосию.

16.06.44.

Вчера вернулся к себе. Здесь все так же, как было. Только людей в штабе меньше: почти все уехали на какие-то сборы, курсы и т. п. Думаю тоже куда-нибудь уехать, чтобы не вертеться тут на глазах у начальства и не дежурить. Мое непосредственное начальство — в комендатуре офицерского лагеря немецких военнопленных.

Ездил в этот лагерь. Насмотрелся всего. Особенно поразило и возмутило меня то, как живут у нас пленные немецкие офицеры. Ни черта не делают, сидят на скамейках и бьют своих вшей. И получают прекрасный паек: 40 г. масла, 40 г. сахара в день, больше, чем мы получаем! Консервы, фрукты и т. п. И еще имеют наглость предъявлять претензии, требуют себе кровати, постельные принадлежности и др.!

19.06.44.

Живу в нашем дивизионном лагере. Решил вести самую мирную жизнь на лоне природы, спать по 12 часов в сутки, пить молоко, купаться и т. п. Иначе от меня вообще останется пшик, ибо похудел уже так, что дальше худеть некуда.

Сегодня получил письмо от Зины, которую уже перевели в армию. Письмо совершенно чужого и далекого мне человека. Да, быстро все из нее выветрилось. Не много понадобилось для этого времени.

22.06.44.

Опять военная судьба забросила меня в Симферополь. Когда же я смогу спокойно отдохнуть. Заказал себе новые очки. Так что теперь будет у меня вид как у профессора.

В городе душная и давящая жара, дышать трудно. Скорей бы обратно в наш лагерь, на берег моря, на зеленую лужайку.

Стою здесь в квартире эвакуированных из Крыма хозяев. Сейчас здесь живут две женщины, 27 и 29 лет. Но на вид им больше сорока. У каждой куча детей, мужья на фронте. Кормиться нечем, одна кукуруза во всех видах, преимущественно толченая. Буквально пухнут от голода. И ниоткуда никакой помощи. Вот так у нас относятся к семьям фронтовиков.

25.06.44.

Вот и опять я дома. Теперь моя дивизия ощущается как родной дом. А то скитаюсь, как цыган, и только жду, когда сюда приеду.

Вчера сижу в лагере, тишина, все ушли на занятия, а я освобожден «по состоянию здоровья». Один в палатке. И не выдержал, убежал в город, там все-таки чувствуется хоть какая-то жизнь. Настроение похоронное. Да, самое ужасное чувство — это чувство одиночества. Вокруг веселящийся народ, счастливые парочки, нежно воркующие в саду, музыка. А я, черт побери, словно вычеркнут из жизни. Но и иметь какой-то эрзац я тоже не хочу. В нашей квартире тоже никого не застал. Все ушли, кто гулять, кто в кино. К моему начальнику, капитану Юдакову, приехала жена, и он все свободное время проводит с ней.

Нашел на столе письмо от Маргит. Сразу как-то легче стало. Жаль, что слишком она далеко отсюда. Вот и приходится бродить «неприкаянным Агасфером». Сколько это будет продолжаться?

27.06.44.

Получил два письма от Зины. До какой степени можно лицемерить. Мало того, что она, едва только я уехал из Феодосии, поселила у себя своего поклонника, который и теперь ездит к ней в Симферополь, пишет мне такие письма, будто ничего не произошло, как будто она по-прежнему любит меня и тому подобное…

3.07.44.

Был опять в Симферополе в госпитале. Мне в вежливой форме сказали, чтобы я не морочил им больше голову и спокойно ехал в свою дивизию. С каждым разом мне все больше нравится этот город. Там есть такие улицы, обсаженные с двух сторон густыми липами и каштанами, что если идти по середине, то неба не видно: все закрыто густой зеленой листвой. И кругом цветы. Прямо настоящий город-сад. Зашел на свою старую квартиру, но неудачно, там было полно народу.

А обидно все-таки, что все так получилось. Дешевая игра, дешевая ложь. А я, как слепой ишак, всему абсолютно верил.

Несколько раз был там, где сейчас находится она. Ее не видел, нам больше не о чем говорить. Все можно простить, кроме предательства.