она совсем и не жила. Но работа в кузнице и то, что
она сидит вот среди комсомольцев, — не является ли это
самой большой победой ее над собой?
Люся недоумевала: вопрос с бригадирами был решен,
а никто из них не уходил, и отец еще сидел, точно ждал
чего-то. Он явно стеснял ее.
Леонид Гордеевич с удовлетворением отметил, что
дочь сильно волнуется и это волнение преображает ее,
делает строже, суровее, и был доволен происходившей
в ней переменой. Один он знает, с каким трудом доста¬
лась ей эта перемена...
Теперь этот прием в комсомол как бы проведет ясную
черту между ее прошлой жизнью и будущей, заставит
еще глубже задуматься над своей судьбой.
Люся посмотрела на отца долгим и умоляющим
взглядом — просила его уйти.
Костромин вышел, уводя за собой бригадиров, и в
комнате стало просторнее, тише и даже уютнее. Фомэ
Прохорович, облокотившись на колени, курил, выпуская
дым в приотворенную дверь. Люся вздохнула с облегче¬
нием и, подняв глаза, встретилась с Антоном, которого
недавно избрали в члены бюро; в его прямом, внима¬
тельном взгляде Люся уловила что-то подстерегающее,
обвинительное.
— Пусть она расскажет о себе, — предложил Сидор
Лоза и почему-то вынул из кармана блокнот и положил
на колени.
— Стоит ли? — возразила Таня. — Ведь мы ее все
знаем.
— Ты знаешь, а я не знаю, — невозмутимо ответил
Лоза. — И потом так положено: вступаешь в комсомол —
рассказывай автобиографию. Это традиция...
Люся встала, тряхнула локонами, облизала пересох¬
шие губы и проговорила, нервно теребя в пальцах оторо¬
ченный кружевами платочек.
— Ну, училась в десятилетке, окончила... потом вот...
поступила на завод контролером... — Она замолчала,
опустив голову, — ей стыдно было признаться, что ее
не приняли в институт; но скрывать что-либо от товари¬
щей она считала малодушием и, решительно вскинув го¬
лову, произнесла: — Осенью хотела поступить в инсти¬
тут, но не сдала...
— Понятно, — глубокомысленно сказал Сидор Ло¬
за.— Значит, не сдала и на этом поставила крест? Так?..
— Не поставила, — быстро ответила Люся. — Учить¬
ся я буду.
— Есть еще вопросы? — спросил Володя.
— У меня есть, — сказал Дарьин, поворачиваясь к
Люсе. — Почему ты раньше не вступала в комсомол?
Ведь в школе, где ты училась, была, наверно, комсо¬
мольская организация?
Плечи девушки сжались: вот он, коварный вопрос,
которого она ждала и боялась. Она не знала, что отве¬
тить. На помощь ей, как ни странно, пришел Антон
Карнилин.
— Я думаю, вопрос этот не по существу, — сказал
он негромко. — Это все равно, что спросить человека,
почему он родился в тот день, в который родился, а не
раньше. Не вступила, значит не была подготовлена...
— Или комсомольская организация была слабая,
плохо поставлена воспитательная работа с молодежью, -а-
поддержал его Антипов.
Но Люся прервала их, твердо заявив:
— Нет, комсомольская организация в нашей школе
была сильная, хорошая. Но я думала обойтись без ком¬
сомола; мне казалось, что, вступив в комсомол, я возь¬
му на себя обязательства, которые свяжут мою свобо-
ду... И я жила так, как мне хотелось... И мне казалось,
что живу я по-настоящему, весело, интересно... Но, ока¬
зывается, жизнь-то, настоящая, большая, проходила ми¬
мо меня, и я в ней не участвовала. Я это поняла, когда
пришла сюда, в кузницу. Я верю, что комсомол даст
мне многое... даст силу и волю для жизни, для борьбы...
Но и я... — Люся выпрямилась, прижала руки к груди
и посмотрела в окно. — Я сейчас иду в комсомол с пол¬
ным сознанием... — Вздохнула и прибавила шопотом: —
Пожалуйста, верьте мне, товарищи. — И чуть было не
расплакалась от стеснения: собиралась сказать спокойно,
а вышло по-девичьи путано, слишком взволнованно,
пальцы ее еще усиленнее затеребили платочек.
Наступила пауза, и явственнее послышался . гул мо¬
лотов в кузнице; от этого гула колебалось здание и в
раме тонко-тонко дребезжало стекло.
Олег Дарьин не мог отделаться от чувства недоволь¬
ства и раздражения; он придирчиво допрашивал Люсю:
читает ли она газеты, следит ли за мировыми события¬
ми. как она относится к войне в Корее, кто ее подруж¬
ки, не дает ли она поблажек кузнецам во время рабо¬
ты, то есть взыскательна ли. Его поддерживал Сидор
Лоза.
И до сих пор молчавший Фома Прохорович, не вы¬
держав. прикрикнул на них:
— Да замолчите вы со своими вопросами! Вот при¬
вязались, прости господи! Что вы из нее тянете? Не ви¬
дите — человек перед вами душу наизнанку вывернул,
ни одного пятнышка не скрыл, а вы все выпытываете,
копаетесь... Принимайте скорее да растите Работает она
на совесть, страдает за каждую деталь. Это я хорошо
знаю, да и Карнилин знает, у него пока брака-то по¬
больше... Ты почему молчишь, Антон? Расскажи, как она
с вами воюет из-за каждой царапины на поковке.
— Есть предложение рекомендовать общему собра¬
нию принять Когтромину в члены Ленинского комсомо¬
ла,— объявил Безводов. — Нет возражений? — Он по¬
вернулся к Люсе, улыбнулся и сказал: — Все. Теперь
жди собрания.
— Я могу идти? — несмело спросила Люся.
Выйдя из комнаты, она осторожно притворила дверь
и вздохнула с облегчением. Ей даже не верилось, что
все так быстро и так хорошо кончилось. Какие замеча¬
тельные ребята, добрые, великодушные. А Антон Карни-
лин, которого она больше всего боялась, вел себя просто
и справедливо. Значит, его чувства к ней прежние...
Люся хотела зайти к отцу, поделиться с ним своей
радостью, но в самый последний момент раздумала, —
дома все расскажет; она никогда не заходила к отцу во
время работы, считала это неудобным.
3
Бригада Карнилина несла трудовую вахту в честь
тридцать третьей годовщины Октября. Антон ковал без¬
остановочно, словно старался все свои силы истратить
сегодня, не оставив ничего на завтра. И, быть может,
именно “В этот день ребята осознали, как накрепко спай-
лись они, как послушно подчинялись воле своего во¬
жака.
Несколько раз в бригаду приходила Люся Костроми-
на и, проверяя готовые поковки, украдкой следила за
кузнецом пристальным и ожидающим взглядом. Он ви¬
делся ей сквозь пышные и багровые вспышки огня, по¬
глощенный работой, суровый и озабоченный, и какое-то
незнакомое чувство сожаления шевелилось в груди де¬
вушки: чувство это не радовало, а пугало Люсю, и она
поспешно удалялась, обещая держать себя в руках, а че¬
рез полчаса еще сильнее тянуло ее к этому молоту, что¬
бы взглянуть на Антона. Люся не могла дать себе ясно¬
го отчета, что произошло: она ли изменилась, он ли стал
совершенно другим?.. Где тот парень с шестимесячной
завивкой, с большими, неловкими руками, который боял¬
ся прикоснуться к ней, боялся дышать, когда они тан¬
цевали, где его благоговейный взгляд? Тогда ей каза¬
лось: пожелай она, и он с готовностью раскрыл бы перед
ней свою душу. А теперь он и разговаривает по-иному
и смотрит совсем не так, как раньше, — пристально, ум¬
но, даже снисходительно. Он казался другим еще и по¬
тому, что нравился ей все больше и больше, хотя она и
не призналась бы в этом даже самой себе.
Но Антон не замечал Люсю; он торопился, как торо¬
пится на последних метрах бегун на дальнюю дистан¬
цию. Нагревальщик, подручный и прессовщица знали,
почему он спешит, и старались не отставать от него.
Когда прозвучавший сигнал известил о конце смены,
