Татьяна Ивановна. Пожалуйста... — Иван Матвеевич пе¬
редал ей листки.
Таня поймала себя на том, что, читая это предложе¬
ние, она невольно думала о его авторе, отчетливо пред¬
ставляя, как он думал над каждым изгибом ручья, как
писал строчки крупными, почти печатными буквами, н
покраснела от смущения, усмехнулась сама себе.
Когда новые штампы были готовы и их поставили на
молот, Таня пришла проверить, как они работают.
Антон злился: ковка не клеилась, сталь надоедливо
вязла в ручьях, выводя кузнеца из терпения; от этого
и молот как будто стал неузнаваемо тяжелым, непослуш¬
ным, а удары «бабы» — странными, неверными; как на¬
рочно, сквозь сальник цилиндра просачивалась горячая
вода и при каждом взмахе брызгала на лицо штампов¬
щика, а попадая на раскаленные штампы и поковки, ши¬
пела и испарялась. Антон никак не мог приноровиться,
свирепел от досады и бессилия.
Понаблюдав немного, Таня спросила кузнеца, как
идет штамповка. Антон сердито крикнул ей, будто она
была виновата во всем:
— Не видите — как? Плохо! Ни к чорту не годится!
Что вы там сделали со штампом — не знаю! Испортили
совсем. Конструкторы!.. Чему вас только учили...
Таня строго выпрямилась — руки в карманах халата,
плечи приподняты. Она смерила Антона холодным и
презрительным взглядом, ничего не сказала, повернулась
и пошла прочь, отчужденная и непримиримая.
Опомнившись, Антон хотел вернуть ее, чтобы оправ¬
даться. Но пестрая косынка женщины, мелькнув вдале¬
ке, скрылась, заслоненная вращающимися маховиками
прессов, багровыми полотнищами вспышек. И весь день
парня терзало раскаяние...
Позже, зайдя с Алексеем Кузьмичем к Фирсоновым,
он увидел Таню, как и в первый раз, с ногами сидящую
на диване; так же горела одна настольная лампа; Ели¬
завета Дмитриевна укладывала сына, который, услышав,
что пришел отец, не хотел засыпать, капризничал. Ели¬
завета Дмитриевна вышла из детской и сказала мужу:
— Он меня измучил... Иди уложи его. А я приготов¬
лю ужин.
— Не спит! — радостно воскликнул Алексей Кузьмич,
направляясь к сыну. — Вот разбойник!
Таня и Антон прошли в кабинет Алексея Кузьмича и
закрыли дверь. Таня приблизилась к книжному шкафу
и внимательно стала рассматривать корешки книг. Антон
сидел в кресле, ждал, когда она повернется к нему, но
Таня не двигалась; волосы, забранные кверху, темнели
тяжелой шелковистой чалмой; казалось, от неосторожно¬
го поворота они рассыплются, рухнут вниз и обольют
ее теплыми ручьями. Долго молчали. Осмелившись на¬
конец, Антон глухо, с усилием заговорил:
— Таня, я вас обидел... накричал тогда... — И при¬
бавил, как бы оправдываясь: — Знаете, когда работа
ладится, — во мне все поет, хочется обнимать людей,
плясать, честное слово. Но когда она не идет, то уж весь
свет не мил, сам себе противен, и так делается неудобно,
точно по спине железной щеткой водят...
Таня поставила книгу на место, закрыла шкаф, по¬
вернулась и, спрятав руки за спину, прислонилась к двер¬
цам, произнесла медленно и с горечью:
— Кричать на человека — на меня или на кого дру¬
гого — нехорошо, даже подло... Чтобы обидеть, для этого
не нужно быть особенно грубым. — И вздохнула. В этот
миг она показалась Антону поразительно красивой и не¬
много печальной. Он встал, шагнул к ней и, взглянув ей
в глаза — они были большие, прекрасные, в темной глу¬
бине их стояли светлые, горячие точки, — произнес:
— Я никогда больше не стану кричать на вас и...
вообще... Честное слово! Не верите?
Она нехотя улыбнулась.
— Хочется верить... — И добавила помедлив:— Смот¬
рела я на вас и думала, что хамство, грубость, тщесла¬
вие, корысть — это удел ничтожных, злых и вздорных лю¬
дишек. А вы такой сильный, хороший, вы не можете так,
мимоходом, обидеть человека. Не должны... Мне тогда
было очень больно.
— Я не знаю, что ответить вам.. — проговорил он
волнуясь. — Хороших людей больше, чем злых и ничтож¬
ных, — я их вижу, мы живем среди них, растем... Моя
беда в том, что я не всегда еще могу отличить хорошее
от плохого... Покамест я делаю то, что мне подсказыва¬
ют другие люди, товарищи... Подскажете вы — я и вас
послушаюсь...
Таня спросила испытующе:
— Ну, а если я подскажу вам что-нибудь... дурное?
Отступив от нее, он поспешно и с испугом воскликнул:
— Этого не может быть!
Она усмехнулась и взяла его под руку.
— Идемте пить чай.
Теперь в комнате было светло, на белой скатерти
стояли нарядные чашки, розетки, варенье. Из детской по¬
казался Алексей Кузьмич, без пиджака и без галстука.
— Плохая ты нянька, — сказала ему Таня, — долго
укладываешь.
Алексей Кузьмич дремотно ухмыльнулся, довольный.
— Дошлый народ эти ребятишки. Пока я над ним
сидел, сам задремал. Я ему говорю: «Повернись к стене,
спи. Ночь наступила, а ты все не спишь». Он повернул¬
ся, долго, видимо, размышлял и спрашивает шопотом:
«Папа, а на кого она наступила?» Я говорю: «На тебя
наступила». Он приподнялся и начал озираться: «Что ли
она кошка?»
Сели за стол. Елизавета Дмитриевна подала ужин.
Подвигая к себе тарелку, Алексей Кузьмич спросил
Антона:
— Что думаешь делать дальше, бригадир? Какие
планы наметил? Поделись, если не секрет.
— Работать, — ответил Антон.
— И все?
— Экзамены на носу—готовиться придется крепко,
чтобы не оскандалиться... Сколько книжек прочитать
надо!..
— А соревнование? Что ты думаешь на этот счет?
У нас много еще бригад отстающих. Как с ними быть?
Антон видел, что Таня с интересом наблюдает за
ним, нахмурился, спрятал руки под стол, сунул в колени,
сжал.
— Отстающих быть не должно, — сказал он. — Надо
тянуть их...
— Правильно: на повестку дня встал вопрос о том,
чтобы сделать всех рабочих передовыми.
Антон улыбнулся:
— Значит, придется решать, если уж встал такой
вопрос. Решим.
— Вот и договорились, — рассмеялся Алексей Кузь¬
мин и отодвинул от себя пустую тарелку.
Елизавета Дмитриевна заметила скептически:
— Наивные люди! Как будто от вас двоих зависит,
быть кузнице передовой или нет...
— Зависит! — воскликнул Алексей Кузьмич. — В ма¬
лой степени, а зависит,” правда, Карнилин? А степень
можно увеличить. — И обратился к Тане, задумчиво поз¬
вякивавшей ложечкой о край стакана:—Ты что загру¬
стила, вдова?
Вмешалась Елизавета Дмитриевна:
— Сколько раз я тебя просила не называть ее так!
У нее есть имя...
— Виноват, — покаянно молвил Алексей Кузьмич и
насмешливо взглянул на Таню. Та рассмеялась:
— Называй так, Алексей Кузьмич. Какая разница —
от перемены имен сущность не меняется... — Вышла из-
за стола, начала собираться домой.
Из своей комнаты вышел учитель Дмитрий Степано¬
вич, отец Елизаветы Дмитриевны, и квартира огласилась
его жизнерадостным рокочущим баском. Он провел ру¬
кой по дымчатому ежику волос, осведомился:
— Вы уже домой, Таня? И с провожатым? Отлично!
Антон радовался, что еще несколько минут проведет
вместе с ней. Но когда они вышли на улицу, Таня по¬
просила:
— Вам завтра рано вставать. Идите домой. Я доеду
одна. Серьезно.
— Вы все еще сердитесь на меня?— спросил он огор¬
ченно.— Мне хотелось побыть с вами...
— Времени впереди много — еще увидимся, — сказа¬
ла она и направилась в сторону метро.
5
В обеденный перерыв Антон привел в комсомольское
бюро всю свою бригаду.
— Настя, доставай патефон, ставь пластинки — под
