– Итак, Ева, отвечай мне: зачем приехала в Англию?

– Я думаю, это совершенно ясно, если мы крадемся по улице словно преступники: за вами приехала.

– Я оставил записку, в которой велел вам бежать – тебе и Роджеру.

При свете луны, отражавшемся от мокрых булыжников и жидкой грязи, отец Питер выглядел бледным, но она, проглотив тревогу как лекарство, беспечно возразила:

– Но в ней не говорилось прямо, чтобы я бежала.

– В ней было сказано: «Отправляйтесь на юг». Это всегда означает «бегите».

– Я отлично знаю, что значит «бежать».

– Тем не менее настаиваешь на своем. Ева, записка была короткой, всего три строчки.

– Я прекрасно помню, какой она была: «Они пригласили меня, и на этот раз я должен ехать. Возьми Роджера, и отправляйтесь на юг, к источнику. Не задерживайся».

Он посмотрел на нее, пораженный тем, что она так точно процитировала его записку, или, возможно, раздосадованный, – в темноте трудно было определить.

– И при этом ты отправилась, наоборот, на север, – сказал он резко.

– Но не задерживаясь. Во всяком случае, хотя бы это должно быть приятно. – Она потянула отца Питера за руку, чтобы они немного передохнули. – Я привезла новости, святой отец. Французский король Филипп ведет переговоры с мятежными баронами и уже планирует короткий визит, вместе со своей армией. У этих мятежников такой же интерес к этой их Великой хартии вольностей[5], как у меня к стрижке овец. То, что вас пригласили помочь в их переговорах и в составлении хартии, не что иное, как уловка.

– Значит, вот для чего ты здесь? Сказать мне, что существуют политики, заинтересованные в состоянии дел в королевстве?

– Сказать, что вас пригласили сюда под выдуманным предлогом.

Он смотрел на нее, и в его взгляде появлялось подозрение.

– И ради этого братья послали тебя сюда, в Англию?

– Я сама приехала, – немного поколебавшись, призналась она и, подняв руку, остановила его возмущение. – Святой отец, это хорошие ваши и мои друзья – служители Господа. Все люди, которые помогали нам скрываться все эти годы, те, кто преодолеет подводные рифы и морские штормы, чтобы помочь вам, – а таких людей много, священники и монахи. В таком деле они беспомощны. Они заботятся о пастве и записывают то, что делают другие люди, но это? – Ева махнула рукой в сторону темной городской улицы. – В этом они не столь умелы, тогда как я очень хороша… хотя не так, конечно, как вы.

Отец Питер еще сильнее нахмурился, а она взяла его под руку, и они двинулись дальше, осторожно переступая через канавы, полные дождевой воды, в которой плавала всякая нечисть.

– Отец, если, приехав в Англию, я совершила ошибку, то только вслед за вами. Многие годы мы без всяких сомнений оставались вдали от Англии, а теперь, накануне гражданской войны, вы поехали сюда. Почему?

– Я должен кое-что сделать. – Священник смотрел прямо перед собой – возможно, чтобы не встречаться с ней взглядом.

– По-моему, это безумие. Вас били по голове, а это совсем вам не на пользу.

– Несомненно. Но, несмотря на это, у меня здесь есть дело, которое к тебе, Ева, не имеет никакого отношения. – Его коричневая накидка раздувалась как парус, когда они заворачивали за очередной угол.

– Оно как-то связано с теми мужчинами, которые похитили вас, как цыпленка? – спросила она бесцеремонно. – Вы были без сознания и, возможно, не все помните, но я-то помню, так как, охваченная ужасом, наблюдала, как они волокут вас по улице.

– Ева, ты должна уехать из Англии, – совершенно спокойно повторил священник.

– Именно для этого я здесь. Мы уедем из Англии вместе и захватим все ваши замечательные рисунки, которые так сильно пугают власть имущих.

– Нет, Ева. Именно ты. Они снова перешептываются.

– Мало ли о чем люди шепчутся, – возразила она беззаботно, но внутри почувствовала холод: шепотом сообщают только одно – секреты.

– Они вспомнили.

– Кто? – Страх ледяной волной прокатился у нее по спине.

– Все, Ева. Все до одного.

От страха онемели ноги.

– Роджера?

– Нет, Ева. – Отец Питер посмотрел на нее, и она поняла: ее доблестный защитник на протяжении всех этих лет больше не мог быть таковым. – Я думаю, они вспомнили тебя.

Для того чтобы их пропустили через ворота, Еве пришлось выложить немалую сумму. Вымощенная булыжником дорога впереди была забита путниками и животными, замусорена шелухой лука, потерянными перчатками, кучами навоза. Над всем этим возвышалась заостренная крыша ворот, представлявших собой двенадцатифутовое сооружение из толстых, окованных железом дубовых досок. В этих огромных воротах была прорезана совсем маленькая арочная дверь, нижний край которой располагался на высоте колена от земли, а проем был таким узким, что через него мог протиснуться только один человек. Неудобство не было случайным: в такую дверь невозможно пройти в доспехах или с оружием, что обеспечивало безопасность города. И после большого пожара это были единственные ворота, через которые можно было войти или выйти.

Привратники, положив в карманы по пригоршне монет, которые Ева сунула им, сделались чрезвычайно доброжелательными. Она быстро помогла отцу Питеру протиснуться в дверцу, а затем, схватившись пальцами за края узкого дверного проема, приподнялась и, перенеся через порог одну ногу, сообщила:

– Сюда придет мужчина – темноволосый, темноглазый, во всем темном – и будет очень спешить. Так вот: его вместе со спутником нужно задержать. Их ищут, и королевская стража уже идет за ними по пятам.

Караульные обратили взгляды на вершину холма, но там никого не было, если не считать одинокой кошки – маленькой темной фигурки с тонким хвостом, покачивающимся, как знамя.

– Он обязательно появится, – уверила их Ева. – И денег у него много.

Привратники ухмыльнулись, а она даже посочувствовала Джейми, потому что ему придется задержаться, пусть и ненадолго.

Но сейчас ей нужно беспокоиться не об этом: гораздо важнее вывезти из Англии дорогих ей людей, пока их не обнаружили.

Лунный свет, падавший сквозь весеннюю листву, создавал вокруг отца Питера и его коричневых одежд яркую серебристую ауру. Все это было очень красиво, но у человека, который ждал, подвергаясь огромной опасности, вызывало раздражение.

– Ева, – окликнул ее тихий голос из-за деревьев, и отец Питер стремительно обернулся на звук.

Роджер, ее подопечный и преданный напарник на протяжении последних десяти лет, сейчас предоставленный самому себе, вышел из-за деревьев, тонкий и высокий, как молодое деревце.

Повернувшись к Еве, отец Питер посмотрел на нее с укоризной и печально сказал:

– Ты привезла Роджера.

– Я предприняла героическую попытку не брать его с собой, но он не хотел и слушать.

– Мне знакомы чувства. – Взгляд отца Питера стал еще мрачнее.

– Пф-ф, все эти ваши двусмысленные и трехсмысленные высказывания, отец, не доходят до такой, как я: тупой, словно ржавый топор. Со мной вы должны говорить просто и ясно, иначе вас ждет смерть от разочарования.

Несмотря на мрачность ночи и ситуации, отец Питер рассмеялся: именно так Ева выходила из неприятных ситуаций – заставляла смеяться, но сейчас смех вызвал у него кашель, а тяжело стало дышать ей, как будто это она поперхнулась. Так случается, когда сердце сжимается от сильной тревоги.

– Мы с тобой вагон и маленькая тележка неприятностей, – сказал отец Питер, откашлявшись.

– Вы так проницательны с этими своими наблюдениями. В следующий раз я оставлю вас в стороне.

Он выглядел печальным, и это настораживало, потому что отец Питер всегда с оптимизмом смотрел в будущее.

– Все, что ты должна была сделать, это позволить мне оставить тебя в стороне.

Затем воцарилась полная тишина, и никто не произнес ни слова. Ева взяла святого отца под локоть и по валежнику повела туда, где их ждал Роджер с лошадьми.