Основным достижением идеи естественного права было отрицание доктрины (иногда называемой правовым позитивизмом), согласно которой конечным источником «писаного закона» следует считать военную силу законодателя, который в состоянии насильно заставить повиноваться всех, кто пренебрегает его декретами. Естественное право учит, что «писаные законы» могут быть плохими законами, и плохим законам противопоставляет хорошие законы, которым приписывает божественное или естественное происхождение. Но было бы иллюзией отрицать, что наилучшая система законов не может быть внедрена в практику, если не поддерживается и не проводится в жизнь с помощью оружия. Философы закрывали глаза на очевидные исторические факты. Они отказались признавать, что дело, которое они считали правым, добилось успеха только потому, что его приверженцы разбили защитников неправого дела. Христианская вера обязана своим успехом длинной серии военных побед в многочисленных сражениях между римскими императорами и цезарями и удачных походах, открывших Восток для деятельности миссионеров. Американская независимость победила, потому что английские войска были разгромлены повстанцами и французами. Грустная правда заключается в том, что Марс помогает большим батальонам, а не правому делу. Поддержка противоположного мнения подразумевает веру, что исход вооруженного конфликта является судом божьим, в ходе которого Бог всегда дарует победу сторонникам правого дела. Но такое допущение уничтожило бы суть доктрины естественного права, основная идея которого – противопоставление позитивного права, провозглашаемого и проводимого в жизнь властями предержащими, и «высшего» права, опирающегося на глубинную природу человека.

Однако все недостатки и противоречия доктрины естественного права не должны помешать нам признать ее здравое ядро. В груде иллюзий и совершенно произвольных предубеждений была спрятана идея о том, что любой действующий закон страны открыт для критического исследования посредством разума. О критериях, которые следует применять в таком исследовании, старые представители школы имели лишь смутные представления. Они обращались к природе и с неохотой признавали, что конечные критерии добра и зла должны быть найдены в результатах, порождаемых законом. Утилитаризм окончательно завершил интеллектуальную эволюцию, начало которой было положено греческими софистами.

Но ни утилитаризм, ни один из вариантов доктрины естественного права не смогли и не нашли способа устранить конфликт антагонистичных ценностных суждений. Бесполезно делать акцент на том, что природа – окончательный арбитр в том, что правильно и что неправильно. Природа явно не спешит раскрыть человеку свои планы и замыслы. Таким образом, апеллирование к естественному праву не разрешает спор. Оно просто заменяет разногласия, касающиеся интерпретации естественного права, разногласиями в ценностных суждениях. С другой стороны, утилитаризм вообще не имеет дела с конечными целями и ценностными суждениями. Он неизменно обращается только к средствам.

Богооткровенная религия черпает свой авторитет и аутентичность из сообщения человеку воли Вседержителя. Она дает неопровержимую достоверность.

Однако люди сильно расходятся во взглядах на содержание открытой истины, так же, как и по поводу его правильной – ортодоксальной – интерпретации. Несмотря на грандиозность, величие и возвышенность религиозных чувств, между различными верами и вероисповеданиям существуют неразрешимые конфликты. Даже если единство может быть достигнуто в вопросах исторической аутентичности и достоверности откровения, проблема точности разных интерпретаций текста все равно останется.

Любая вера претендует на абсолютную достоверность. Но ни одна религиозная фракция не знает никакого мирного средства, которое бы всегда побуждало инакомыслящих добровольно отказаться от своих ошибок и принять истинную веру.

Если бы люди различных вероисповеданий встретились для мирного обсуждения своих разногласий, то не смогли бы найти никакой общей основы для своей конференции, кроме утверждения: по плодам их узнаете их [9]. Однако этот утилитаристский метод бесполезен до тех пор, пока люди не пришли к согласию относительно критериев оценки результатов.

Религиозное апеллирование к абсолютным вечным ценностям не ликвидирует конфликтующие ценностные суждения. Оно просто приводит к религиозным войнам.

Другие попытки обнаружить абсолютный критерий ценностей делались без обращения к божественной реальности. Подчеркнуто отвергая все традиционные религии и претендуя на присвоение своим учениям эпитета «научный», разные авторы пытались подменить новой верой старую. Они претендовали на знание того, что непостижимая сила, направляющая все космическое становление, приуготовила человечеству. Они провозглашали абсолютный критерий ценностей. Добро – это то, что ведет по пути, по которому эта сила хочет, чтобы следовало человечество; все остальное – зло. В их словаре «прогрессивный» – синоним добра, а «реакционный» – синоним зла. Прогресс неизбежно одерживает триумф над реакцией, поскольку люди не в силах отклонить ход истории от направления, предначертанного непостижимой движущей силой. Такова метафизика Карла Маркса – вера современного самозванного прогрессизма.

Марксизм является революционной доктриной. Марксизм недвусмысленно провозглашает, что замысел движущей силы будет осуществлен при помощи гражданской войны. Это подразумевает, что в конечном итоге в этих битвах правое дело, т. е. дело прогресса, должно победить. Тогда все конфликты по поводу ценностных суждений должны исчезнуть. Ликвидация инакомыслящих установит не вызывающее сомнения господство абсолютных вечных ценностей.

Эта формула решения конфликта ценностных суждений, безусловно, не нова. Этот метод известен и практикуется с незапамятных времен. Убивайте неверных! Сжигайте еретиков! Новое здесь заключается в том, что теперь это продается публике под маркой «науки».

Одним из мотивов, побуждающих людей искать абсолютный и непреложный критерий ценности, является предположение, что мирное сотрудничество возможно только среди людей, которые руководствуются одинаковыми ценностными суждениями.

Очевидно, что общественное сотрудничество не возникло и не могло поддерживаться, если бы подавляющее большинство людей не рассматривало бы его в качестве средства для достижения всех своих целей. Стремясь к сохранению собственной жизни и здоровья и к максимально возможному устранению ощущаемого беспокойства, индивиды видят в обществе средство, а не цель. Даже относительно этого пункта полное единодушие отсутствует. Однако мы можем пренебречь несогласием аскетов и отшельников не потому что их мало, а потому что их планы не нарушаются, если люди в стремлении осуществить свои планы сотрудничают в обществе.

Между членами общества существуют разногласия относительно наилучших методов его организации. Но это разногласия по поводу средств, а не конечных целей. Возникающие при этом проблемы могут быть решены без обращения к ценностным суждениям.

Разумеется, почти все, кто руководствуется традиционным подходом к этическим рецептам, категорически отвергают такую интерпретацию этого вопроса. Общественные институты, утверждают они, должны быть справедливыми. Недостойно оценивать их просто в соответствии с их пригодностью для достижения определенных целей, как бы ни были эти цели желательны с любой иной точки зрения. Справедливость прежде всего. Экстремальную формулировку этой идеи можно найти во фразе: fiat justicia, pereat mundus[9]. Пусть справедливость восторжествует, даже если мир будет разрушен. Большинство сторонников постулата справедливости отвергнет эту максиму как экстравагантную, абсурдную и парадоксальную. Но она не более абсурдна, а просто более скандальна, чем любая другая ссылка на произвольное понятие абсолютной справедливости. Она со всей ясностью демонстрирует ложность методов, применяемых в дисциплине интуитивной этики.