Подошедший Стёпка весело опустил на стол горстку белых шариков, поставил банку со свежей питьевой водой и написал:

«Черепашьи яйца — 100 тысяч долларов (штука)».

— Это же мои окурки! — возмущённо выпалил Хапкинс.

— А вы разве за них мне уже заплатили? — удивился Стёпка.

— Но это же разбой, хапёж! — нацелившись носом в артельщика, прохрипел Хапкинс.

— Не берите, — обиженно сказал артельщик и ещё более обиженно добавил: — Интересная ситуация! Человек находится на моём острове, я для него столько делаю, и он меня же ещё оскорбляет! Хе-хе! Интересная ситуация!

— На вашем острове? Вы что — того? Фью-фью? — И Хапкинс сделал пальцем у виска всемирно известный вращательный жест.

— Ни капельки, — хитровато, но и подчёркнуто серьёзно парировал Стёпка. — Вам неизвестно, где мы находимся? Так вот, мы находимся на острове Тариора, вождём которого всенародно был избран мой лучший друг Перчиков. Он от поста отказался и передал его мне! — Стёпка сам удивился собственной изобретательности.

— Какой ещё Перчиков? — уже тише, но все ещё с долей сомнения спросил Хапкинс.

— Ну вот вам, здрасьте! Начальник рации известного парохода «Даёшь!». Вон там, — Стёпка кивнул головой в сторону, — люди воздвигли ему монумент!

— Он что, погиб? — тихо спросил Хапкинс.

— Неизвестно. Возможно, спаслись мы с вами, — уклончиво ответил Стёпка и вздохнул: — А вы не верите. А здесь, между прочим, сохранилась даже моя личная банка. — И он постучал пальцем по банке с чистой ручьевой водой. — Не хотите покупать мои товары, не покупайте. Это дело ваше, если у вас где-то имеются в виду и другие.

Понятно, других у Хапкинса в виду не было. У него не было, а у Стёпки были! Сигареты, окурки, бананы. Кокосы, банка с водой! У Стёпки было всё!

И, хватанув полную банку воды, Хапкинс, как говорят бывалые моряки, пустился в загул и пошёл вразнос.

Он выкурил все сигареты, все, до последнего окурка, съел бананы, отхрустел кокосом и, отрывая последний листок из чековой книжки — да и кому эти листки были нужны посреди океана! — закусил варёными черепашьими яйцами. Стёпка, слюнявя пальцы, пересчитал чеки: 10 миллионов долларов! Затаив дыхание, он пересчитал снова. Десять! 10 миллиончиков он опустил в кармашек видавших виды плавок. Но через минуту, укротив волнение, ученик доктора Хацкинса произнёс:

— И это что? Всё? Вы за два дня проели, пропили, прокурили всё ваше состояние? Да, — огорчённо вздохнул он, — это как-то не по-хозяйски... Вы же теперь голы, как бич на причале! — И, задумчиво посмотрев на Хапкинса, Стёпка спросил: — А как же вы собираетесь жить дальше?

БОЛЬШАЯ РОЛЬ МАЛЕНЬКОГО ТРАНЗИСТОРА

— Как же вы собираетесь жить дальше? — почти озабоченно спросил Стёпка, глядя

Хапкинсу в глаза. — На чужом острове, без денег, без собственного клочка земли под ногами? Хе-хе! — почесал в затылке артельщик. — Разве что в долг? — прикинул он. — У вас в Сан-Франциско ещё есть деньжата?

Хапкинс пожал плечами:

— Пожалуй, найдутся.

— Ну тогда ладно, тогда так и быть! Во- первых, этот кусок земли, — Стёпка очертил толстым пальцем кусок пляжа с булыжником посредине, — я сдам вам по-свойски в аренду. И во-вторых — хе-хе — с сегодняшнего дня, с этого часа, только по-дружески, зачислю вас на работу! Но с условием: не отказываться ни от каких поручений. Иначе штраф. И наказание...

Усвоивший уроки Хапкинса, Стёпка начинал чувствовать себя хозяином. И кажется, с удовольствием вживался в эту роль...

— Так что ни от каких поручений... — повторил он и, показав на верхушки пальм, сказал: — Там созрели отличные орехи. Нужно доставить их сюда, — он постучал по столу, — на рынок.

Если бы ещё несколько дней назад кто-нибудь сказал президенту фирмы холодильных установок, что ему придётся по-обезьяньи карабкаться на пальмы, качаться рядом с попугаями и подворовывать у диких пчёл мёд, чтобы набить увесистое брюхо собственного ученика, он взорвался бы таким

хохотом, что их гостеприимная льдина раскололась бы гораздо раньше...

Но вот ведь какие весёлые штуки устраивает жизнь! С какой-то давно забытой лихостью он отправился в рощу, к Стёпки- ному удивлению, резво взобрался на пальму и один за другим стал швырять крепкие кокосовые орехи.

— Аккуратней! — крикнул Стёпка и, заметив на одном орехе трещину, прошептал: — Штраф... За орех с трещиной пятьдесят долларов, за орех с вмятиной — двадцать...

И когда крупный орех по-свойски зацепил его рыжую макушку, Стёпка заорал:

— Миллион! — и, чуть не обвинив Хапкинса в покушении, отправил работника собирать черепашьи яйца...

Набрав яиц, почистив территорию, прикупив в долг у хозяина собственноручно собранные фрукты, Хапкинс приготовил на двоих обед, потом ужин, потом выполнил ещё тысячу всяких «потом» и к вечеру свалился на своём клочке земли, пристроив голову на вроде бы подросшем камушке.

Сквозь сон он слышал, как хрустит кокосами и припрыгивает его хозяин, вздрагивает земля. И, усмехаясь, Хапкинс представил, как влезал бы на пальму Стёпка, не случись с чеками Хапкинса такая неожиданная история.

Ещё целый день Хапкинс с весёлым удовольствием выполнял все задания хозяина:

бизнес есть бизнес! Да и размяться после полной ледяной неподвижности было очень приятно.

Но на третий день, когда Стёпка вдруг взбормотнул: «А не обзавестись ли мне рикшей?» — Хапкинс заявил:

— Вы всё-таки не забывайте, что я какой- никакой, а президент.

— Кто-кто? — кинув в рот несколько кокосовых орешин, ехидно отреагировал Стёпка. — Вы — бывший президент, даже очень бывший! Так что учтите — и не выступайте. Это я по-дружески предупреждаю...

Хапкинс вздохнул, сел на единственный принадлежащий ему камень и между прочим включил маленький транзистор, который сразу же стал выдавать самую разноголосую информацию.

Где-то в огромном мире шумела совсем другая жизнь: мчались поезда, взмывали в небо самолёты, дружили и враждовали народы и государства.

И тоже словно бы между прочим какой- то диктор зевнул: «А в островном государстве Карабумба власти силой усмирили народные волнения. Лейтенант Барбумба объявил себя президентом и ввёл президентское правление».

Хапкинс с опаской сдвинул колёсико на беспечную музыку: ведь сколько раз так бывало, что, услышав сообщеньице о чудачествах в одной стране, чудаки в другой начинали чудить ещё почище! Так что любой маленький транзистор мог сыграть не последнюю роль в весёленьких плясках целой планеты!

Но Стёпка уже успел уловить мимолётную информацию.

Задумавшись, он сделал несколько шагов взад-вперёд, сказал сам себе вслух:

— Кажется, и на моём острове начинается непослушание, беспорядок... Надо что-то предпринимать. — И вдруг весело воскликнул: — Послушайте, Хапкинс! А если нам ввести президентское правление, а?

Эта идея артельщику так понравилась, что он подпрыгнул:

— Бросайте работу. На сегодня — выходной. В честь выборов президента. Вы, надеюсь, не возражаете? Ну и хорошо! Будем считать, что мы — хе-хе — уже проголосовали единогласно!

И, хрумкая орешками, он запрыгал, как упругий кабанчик, мимо болота гиппопотама к памятнику Перчикову, приговаривая:

— Мы тут на острове завернём в колбаску ещё такую историю, — не представляя, какую колбаску может завернуть история из самого крутого кабанчика.

А Хапкинс поспешил на свой участок, чтобы, облокотясь на камушек, обдумать, как «сделать быстрые ноги» с этого замечательного острова.

Ни с одной пальмы он пока не заметил — даже вдали — ни единого дымка, ни лодки. А Хапкинсу всё больше хотелось куда-то за горизонт, к Сан-Франциско.

Ему не было жаль потерянной чековой книжки. Даже наоборот! Им овладело вдруг удивительное чувство свободы, он не хватался за карманы, не боялся, что ветер на-гла- зах у всех распахнёт его куртку. Наоборот, он хотел ветра, попутного ветра, лишь бы убраться отсюда хоть на бревне, хоть на облаке, хоть верхом на акуле.