— Господин Ито, господин Ито! — укоризненно воскликнул Моряков, и на этом переговоры были закончены.

Однако японский бизнесмен счёл своим долгом по-дружески предупредить:

— Смотрите! Вас дома могут подстерегать неприятности. В вашем порту просто свирепствуют рэкетиры — очень плохие люди. Так что будьте готовы...

Разумеется, на судне тут же прошло минутное совещание.

Челкашкин, как всегда, отрезал:

— Никакой паники. Прикинем на всякий случай план действий.

— Дадим радиограмму Буруну — и никаких проблем! — предложил Перчиков.

— Подготовим для встречи технику, — усмехнулся Мишкин и спустился в трюм к динозавру.

Борщик приготовил маску и гантели. Сладкоежкина, которой было теперь что защищать, зачем-то попросила у Борщика здоровенную кость, а Стёпа запасся дубиной.

И вся команда вывалила на палубу.

Но странно: город уже приближался, шумели над мачтами горластые чайки, а радостных криков с берега всё ещё не было.

Уже остался слева по борту громадный скалистый остров. Уже поднялся справа известный всем океанским мореходам маяк.

Поплыли навстречу разные газеты, рекламные грязные плакаты. И Землячок с

Сынком, выпустив по прощальному фонтану, отвернули обратно, в океанский простор: читать глупые статьи и рекламы, а тем более глотать их, у мудрых китов не было никакого желания.

Наконец показалась сквозь снег на сопке телебашня и огромный памятник, на котором боец в остроконечном шлеме трубил добытую когда-то победу. А радостного шума всё не было, ни шума, ни песен, ни криков.

Но зато по причалу возле иномарки прогуливалась стайка таких ребят, что Федькин заметил:

— Сейчас, кажется, пригодится мне гипсовая нога.

— И ещё кое-что! — добавил Борщик и побежал в каюту, где у него лежала страшная драконья маска.

И был прав: в порту, услышав о ценном грузе, на самом деле собралась известная группа крутых рэкетиров. Потому-то, видимо, на причале никого не оказалось.

Весёленькие ребята, совсем как четыре Джека, потряхивали мускулами, потирали руки, подёргивали ногами, предвкушая хорошие денежки за действительно ценный секретный груз.

— Ну что ж, — произнёс Мишкин, доставая гаечный ключ и закатывая рукава.

— Встретим! — согласился вытащивший свою гипсовую ногу Федькин.

Закатывать рукава тельняшки стала даже Матрёшкина, а Сладкоежкина, натягивая на себя что-то зелёное, кроме всего, прихватила, как было сказано, у Борщика здоровую суповую кость...

Но тут появился Челкашкин и предупредил:

— Не надо суетиться. Солнышкин следит: если что — полный назад!

И как только «Даёшь!» пришвартовался к берегу, Челкашкин сверху крикнул:

— Привет, ребята! Вы к нам? Только давайте по одному: груз не терпит скопления людей.

На причале удивились и сомкнулись в тесный круг.

— Точно по одному? — спросил наконец самый главный.

— Сказано же! — подтвердил Челкашкин.

— Ну что, я пошёл, — сказал главный, оглядываясь на остальных. — После меня — по одному!

Едва он вбежал по трапу, в физиономию ему ткнулась распахнутая драконья пасть, а мимо пробежал зелёный ящер с громадной костью в зубах.

Отшатнувшийся храбрец побледнел, но Челкашкин подтащил его к накрытому брезентом трюму и произнёс:

— А это наша маленькая тайна. Открывайте!

Храбрец дёрнул за край брезента — увидел вспышку света и, тут же взмахнув руками, грохнулся на палубу.

— Следующий! — пригласил Челкашкин, убедившись, что Петькин и Федькин уже прикрыли первого брезентом.

И с каждым следующим повторялось то же самое. Потому что после жутковатых палубных встреч в физиономию каждому подрагивавшему храбрецу тыкалась громадная голова невероятного гигантского ящера, с горящими глазами и сверкающим стальным зубом!

Глазницы, нужно сказать, электрифицировал динозавру Перчиков сразу после Тарио- ры, чтобы его приятелю Федькину было светлей во время ночных трюмных концертов.

— Ну, теперь — «скорую помощь»! — крикнул Челкашкин Солнышкину, когда последний рэкетир, крепенько стукнувшись о стальной клык, ткнулся вперёд головой и повис прямо на зубах гигантозавра.

И можно представить себе, что было дальше, когда в «скорой помощи» на причал влетел запыхавшийся Бурун со своими дорогими медведями...

Тут выскочила и милиция, и научные сотрудники...

Но на них никто не обращал внимания, а вся команда смотрела на памятник бойцу, из-за которого медленной походкой, за руку

с девочкой, опирающейся на палочку, шёл такой знакомый, совсем поседевший, но не стареющий их общий друг Мирон Иванович, по прозвищу Робинзон. А по тому, как благодарно смотрела девочка на старенький пароход и его команду, вся команда, кажется, потихоньку узнавала её имя...

Робинзон махал рукой, ему хотелось всех обнять. И все хотели обнять его и, конечно, маленькую Машу Парускову. А это значило, что друзья причалили к родному берегу и плавание закончилось.

Ведь если ты стоишь у родного причала, к кому-то протягиваешь руки и кто-то протягивает навстречу тебе, даже в дождь, даже в туман и снег, то, значит, ещё одному плаванию, каким бы оно ни было трудным или лёгким, интересным или не очень, — всё- таки подошёл благополучный конец.

КТО, ГДЕ И КАК

Много раз в письмах и при встрече ребята задавали мне одни и те же вопросы: а что было дальше? а где сейчас Солнышкин? а где Перчиков? а кто? а где? а как?

И я ничего толком не мог ответить сам, потому что давно не был в Океанске.

Но однажды, возвращаясь из командировки, я подошёл к дому и не успел ещё добраться до своей квартиры, как почувствовал себя

так, словно попал на родную палубу. В лицо пахнули знакомые палубные запахи.

Я открыл дверь, и навстречу мне шагнул мой старый морской приятель, механик Мишкин. На плите уже булькала картошка в мундирах, а по столу маршировал целый парад носораздирающих закусок.

Кальмары сушёные, кальмары жареные, рыба-меч под маринадом, капуста морская с трепангами, лягушачьи лапки в китайском соусе, медуза в японском соусе, креветки, огромный варёный красный краб.

— Что это? — удивился я.

— Привет от Борщика! — улыбнулся Мишкин.

— Прямо с парохода?

— Нет, из ресторана, — поправил меня Мишкин. — И не угадаешь, с каким названием.

— Ну с каким же? — спросил я, подвигаясь ближе к столу.

— «Под динозавром», — рассмеялся Мишкин.

На столе, как генерал на параде, стоял сосуд с вкусным океанским напитком, внутри которого плавал похожий на человечка полезный корешок. И, наливая мне этот целебный напиток, Мишкин заметил:

— Это тоже оттуда.

А дальше пошли такие воспоминания, восклицания, рассказы, что человечек в сосуде то и дело взмахивал своими корешковыми ручками. И вот что — в нескольких словах — выудил я из бывшего механика парохода «Даёшь!».

На честно заработанные командой «Даёшь! » и командами нескольких других пароходов деньги в Океанске открыли «Клуб бывалых капитанов», а при нём ресторанчик. Шеф-коком пригласили Борщика, который тут же прибил над входом вывеску «Под динозавром» и, понятно, сбоку повесил спасательный круг с ярким названием: «Даёшь!».

Стоит подойти к клубу — и сразу поймёшь, что земля не перевернулась, жизнь шумит и плавания продолжаются.

Одни моряки заходят туда после рейса в Арктику, другие перед выходом в Антарктику, от одних пахнет морозным полярным льдом, от других — южными знойными цветами.

У входа то и дело слышится:

— Добрый вечер, Евгений Дмитриевич.

— А Ясинский не появлялся?

— Запаздывает.

— А Коваль?

— Так он же вон куда потопал! — И моряки подходят к установленному в холле глобусу, и сидящий рядом с ним старый пёс Верный поворачивает голубой шар лапой и тычет носом в ту точку, о которой идёт речь и в которой он, по крайней мере, десять раз

бывал. И понятно, что вся поверхность глобуса в его уважаемых отметинах.