реке плыло много обломков.
Известие было страшное: несомненно караван погиб.
Пропало не меньше сорока барж с грузом в сто тысяч пудов.
Последствия этого события могли быть гибельными. Это означало
неизбежный голод в низовьях Амура в следующую весну.
Близилась уже осень; навигация вскоре должна была
прекратиться; телеграфа вдоль Амура тогда не существовало, и не было
возможности сообщить о катастрофе.
Кропоткин готов был сделать все, что только было в его силах,
для предотвращения бедствия, для спасения низовых станиц от
грозившего им голода.
Надо было прикимать срочно какое-то решение. Кропоткин
договорился с Малиновским, что сам он отправится назад, вверх
по реке, определит потери и после этого вернется любым путем в
Читу — в лодке, по берегу верхом или на попутном пароходе.
Словом, он должен был торопиться всеми способами — ехать днем и
ночью, лишь бы только поскорее предупредить власти в Чите о
необходимости выслать вниз новый караван с провиантом.
сМожет быть, еще удастся осенью сплавить запасы из Читы на
верховья Амура, а оттуда ранней весной отправить их в низовья по
первой воде» — эта мысль не давала покоя Кропоткину. С голодом
можно будет справиться, если хлеб прибудет на несколько недель
раньше.
Малиновский взял на себя другую задачу. Он отправился вниз,
к устью Амура, в город Николаевск, чтобы закупить хлеб в Японии
и доставить его в низовые станицы на Амуре.
До Читы расстояние было больше трех тысяч километров. На
пароход с низовья вряд ли можно было рассчитывать. Выяснилось,
что он мог притти не раньше чем через две недели. А время
нельзя было терять. За этот срок Кропоткин должен был побывать
еще на месте крушения каравана. Необходимо было определить
размер аварии, выяснить, спасена ли хоть какая-нибудь часть
груза. Только после этого он мог в Хабаровске сесть на пароход.
И вот Кропоткин, не теряя ни одного дня, поплыл на лодке в
обратный путь, несмотря на то что опять началась буря. Однако
на этот раз ветер был низовой, попутный и даже помог плыть
вверх по Амуру. Кропоткин плыл без остановок днем и ночью,
меняя гребцов в каждой деревне. Лодки были жалкие, маленькие,
часто ветхие. Двое гребцов сидели на веслах, и один работал
кормовым веслом. Сам Кропоткин тоже греб в очередь с остальными
гребцами. Для безопасности приходилось держаться у самого
берега.
Передвигались, конечно, медленно, но все-таки работали без-
устали круглые сутки. Первые дни шли благополучно. На пути
пришлось пересекать несколько довольно широких протоков
Амура. Плавание в таких местах было очень рискованным:
маленькую лодку могли затопить волны. Однажды, когда
переправлялись мимо устья протоки почти в километр шириной, лодка едва
не погибла.
Бурная погода не прекращалась, волны вставали огромными
буграми. Лодка проваливалась между ними словно в водяную
пропасть. Двое сидевших на веслах крестьян, бледные как полотно,
с посиневшими губами, в ужасе шептали молитвы. Они собирались
вот-вот бросить весла, лодку и пуститься, до берега вплавь. Но
Кропоткин ни на минуту не терял самообладания. Он подбадривал
гребцов, а сам не переставая вычерпывал ковшом воду. Его
поддерживал смелый подросток лет пятнадцати, который сидел за
кормовым веслом. Паренек ловко скользил между волнами, когда
они опускались, а когда огромная волна поднималась перед носом
лодки и грозила ее затопить, он резким движением весла
направлял лодку на гребень.
Самая тяжелая работа лежала на Кропоткине. Волны все вре-
г\
мя перехлестывали через борт, а он с отчаянной быстротой
вычерпывал воду. Однако, к своему ужасу, он видел, что вода
набиралась быстрее, чем он успевал вычерпывать ее. И вот в лодку
хлестнули подряд два больших вала, все залило, и лодка вот-вот
должна была погрузиться.
Один из гребцов сделал Кропоткину знак, чтобы он отстегнул
тяжелую сумку с деньгами, которая висела у него через плечо
(всем казалось, что неминуемо придется бросаться вплавь), но
Кропоткин только отмахнулся и продолжал вычерпывать воду.
Желанный берег был уже близок, и по днищу лодки заскребла речная
галька. У всех вырвался вздох облегчения, и гребцы дружно
причалили к берегу.
Долго отдыхать не пришлось. Гребцы знали, почему торопился
Кропоткин, и сами согласились, подкрепив силы и обсохнув у
костра, продолжать путь, несмотря на опасность.
«Двум смертям не бывать, а одной не миновать», говорили они,
налегая на весла.
Так плыли они днем и ночью, еле успевая передохнуть, и
наконец, через несколько дней, добрались до места крушения барж.
Картина была тяжелая: буря разбила сорок четыре баржи. Спасти
удалось очень небольшую часть каравана. В водах Амура погибло
около ста тысяч пудов муки.
Нужно было предотвратить голод во что бы то ни стало. С этой
мыслью Кропоткин немедленно отправился в дальнейший путь.
Опять без отдыха плыл он вверх по Амуру, меняя гребцов.
Парохода решил не ждать, тем более что точных известий, когда он
придет, не было. Призрак голода в низовых станицах на Амуре стоял
в воображении Кропоткина, и он плыл и плыл... И вот, наконец,
ему посчастливилось: на водной шири Амура вдали показался
пароход. Он медленно двигался, словно полз вверх по течению,
но все-таки шел несравненно скорее весельной лодки и вскоре
нагнал ее.
Не обошлось и тут без новой беды. Когда Кропоткин причалил
к пароходу и влез на борт, то узнал, что капитан парохода
«допился до чортиков» и прыгнул через борт. Машину остановили,
спустили лодку и капитана спасли. Однако, несмотря на «купанье»,
он не вытрезвился и лежал у себя в каюте в белой горячке.
И команда и пассажиры были в растерянности и просили
Кропоткина принять на себя роль капитана. Другого выхода не было,
и он согласился.
К счастью, на пароходе был опытный лоцман, хорошо
разбиравший карту фарватера. Он отлично справлялся со своим делом.
А на капитанском мостике с раннего утра до поздней ночи проха-
живался Кропоткин и командовал в рупор. Когда надо было
приставать к берегу за дровами, неопытному капитану приходилось
решать новые задачи, но природная сметливость выручала
Кропоткина.
В то время пароходы на ночь надолго становились на якорь.
И тут Кропоткин проявил себя как хороший организатор. Он собрал
команду и объяснил ей, почему он так торопится. Кочегары
согласились трогаться в путь с первыми проблесками рассвета, как
только прояснятся очертания берегов.
Кропоткин благополучно довел пароход до Хабаровска и сдал
его Амурской компании.
От Хабаровска шел другой, более скорый пароход. Кропоткин
мог бы плыть на нем и несколько отдохнуть от усталости. Но уже
через день-два спокойного плавания мысль о голоде в низовьях
Амура начала терзать Кропоткина. Ему казалось, что и
быстроходный пароход шел вверх очень тихо, а Кропоткину надо было с
Амура добраться еще до Читы. Конечная цель его путешествия
была далеко.
И Кропоткин не выдержал: у устья реки Аргуни он сошел с
парохода и поехал верхом по горной тропе в сопровождении казака.
Ему предстояло пересечь одно из самых диких мест Восточной
Сибири. Надо было сделать триста километров по Газимурскому
хребту. Опять он ехал днем и ночью, иногда подремывая в своем
седле, и только около полуночи останавливался где придется в
лесу, чтобы развести костер, немного согреться и просушить иной
раз намокшую одежду. Он подкреплялся одним чаем с сахаром и
