Но Воисанну не убили. Вместо этого чамы связали ее, заткнули кляпом рот и на много дней заперли в подземелье. Она была здесь не одна. Ее судьбу разделили несколько десятков кхмерских женщин – все они были молодыми и красивыми. Каждое утро дверь их темницы открывалась и чамы уволакивали одну из них наверх, на свет. И эта женщина уже больше не возвращалась в подземелье.
Когда очередь наконец дошла и до нее, Воисанна даже не сопротивлялась. Она пошла сама, с высоко поднятой головой, веря, что вскоре умрет, и даже радуясь этому. Ее страдания почти закончились. А то, что ожидало ее после смерти, просто не могло быть хуже, чем жуткая действительность.
Но, к удивлению Воисанны, ее отвели к широкому рву с водой, окружавшему Ангкор. Ей приказали помыться и дали чистую ткань для юбки. Хотя раньше она никогда не стеснялась своей наготы, сейчас она отвернулась от чамского воина, прикрыв место между ногами рукой, и, спустившись по ступенькам ко рву, стала заходить в воду, пока та не дошла ей до горла. Она стояла там, пока охранник не окликнул ее несколько раз на своем странном языке.
После этого он отвел ее в громадный и суетливый королевский дворец, который был расположен к северу от храма Ангкор-Ват и при нападении почти не пострадал. Поскольку он был предназначен для жизни смертных, а не для индуистских богов, для строительства его использовались недолговечные материалы – твердые породы древесины. Это здание служило домом для кхмерского короля, его жен и пяти тысяч наложниц. Хотя королевский дворец не мог соперничать своей роскошью с храмом Ангкор-Ват, здесь тоже было очень красиво – резные панели и двери, громадные деревянные колонны, уютные внутренние дворики, бассейны. Но самым впечатляющим были размеры королевского дворца – две тысячи футов в длину и тысячу в ширину.
Воисанну отвели вглубь дворца и передали трем чамским женщинам. Не зная их языка, она тем не менее сразу же поняла, что любое неповиновение будет наказано побоями. Воисанна лишь равнодушно пожала плечами. Когда эти женщины умастили ее благовониями и повесили на шею гирлянду из живых цветов, она стала ожидать самого худшего – появления какого-нибудь чамского военачальника. Но никто так и не пришел. Никто не стал губить ее.
В тот же вечер ее привели на изысканный пир. Здесь сидел король чамов со своими приближенными, а развлекали их чужеземные танцоры и арфисты. Воисанна просто стояла, ни о чем не думая, покорная судьбе. Откуда-то издалека до нее донеслись крики, которые заглушали даже голоса чамских певцов, и теперь Воисанна слышала только эти вопли, а не музыку. Это кричали мужчины, кхмерские мужчины. Один за другим они сначала кричали, затем стонали, потом замолкали.
С самой же Воисанной ни в эту ночь, ни в следующую ничего не произошло. Ее заперли в небольшой комнатке, оставили одну. В последующие дни она несколько раз оказывалась вблизи чамского короля и чувствовала на себе его пристальный взгляд. Это был грубый человек, на голову выше всех своих командиров и кряжистый, словно лошадь. Она никогда не видела, чтобы он кому-либо причинял боль, но когда он допрашивал кхмерских узников, а те не говорили ему то, что он хотел от них услышать, их тут же уводили, а ужасные крики по вечерам возобновлялись.
Так Воисанна прожила целую неделю, просто глядя на то, что делают ее новые господа, которые не требовали от нее ни слов, ни каких-то действий. «Меня берегут для чего-то или кого-то», – решила она. Она была подарком, который нельзя было вручать раньше времени. Но в какой-то момент ситуация изменится, и тогда ее ждут страдания. Однако день этот еще не наступил.
Сейчас солнце было уже высоко, и Воисанна стояла на восточной стене Ангкор-Вата. Она не следила за чамскими воинами или их пленниками, а разглядывала один из наиболее впечатляющих барельефов во всем Ангкоре, который занимал нижнюю часть галереи с этой стороны громадного храма. Она не понимала, почему король чамов предпочитает допрашивать своих пленников именно здесь, на фоне такой красоты. Этот барельеф, протянувшийся почти на двести футов, назывался «Пахтание Молочного океана». Барельеф был высоким – Воисанна не смогла бы дотянуться до верхнего его края рукой – и изображал картину индуистского мифа о создании мира. На одной его стороне были вырезблены девяносто два демона, которые тянули за хвост гигантскую змею. Восемьдесят восемь богов тянули эту змею, обмотавшуюся вокруг плывущей в космическом океане скалы, в другую сторону. Такое «перетягивание» змеи раскручивало скалу, которая взбивала окружавшие ее воды, тем самым создавая в них жизнь – драконов, рыб, черепах и крокодилов.
Если бы Воисанна знала планы чамского короля в отношении нее, она, наверное, прислушивалась бы к голосам своих поработителей и, возможно, постаралась бы понять, что происходит с ее соотечественниками. Но сейчас она лишь рассматривала демонов и богов, вспоминая, как она говорила о них со своим отцом, а позднее – со своим любимым. Ее отец рассказал ей историю создания мира, а ее возлюбленный все восхищался тем, что эту красоту вырезали на камне.
В пятидесяти пяти футах от этого мифического барельефа несколько сотен чамских воинов стояли позади их короля и его ближайших советников. Сейчас, когда Ангкор был уже захвачен, они не носили головных уборов в форме перевернутого цветка лотоса. Вся эта группа собралась во внутреннем дворе, расположенном к востоку от Ангкор-Вата. На поясе Индравармана, как всегда, висела сабля в ножнах. Оружие это было громоздким, но он верил, что, только нося его как можно дольше и чаще, он добьется того, что оно станет частью его самого и будет казаться ему не более тяжелым и доставляющим неудобства, чем родные руки и ноги. И когда настанет время сражаться – а оно обязательно настанет для него, – ему будет легко управляться со своими орудиями войны, которые находятся всегда под рукой. Солдатам Индравармана было приказано носить оружие повсюду, за исключением своего жилища. Любому, забывшему об этом строгом правиле, грозила казнь без суда и следствия.
Чамы собрались в тени Ангкор-Вата, которая формой повторяла собой возвышения и впадины высившейся над ними Храмовой горы. Вдали послышались отчаянные крики, и Индраварман наклонился к высокопоставленному кхмерскому чиновнику и кхмерскому воину крепкого телосложения. Оба этих человека были связаны и стояли перед ним на коленях. Рядом с Индраварманом, положив руку на эфес своей сабли, стоял Асал. По другую сторону от короля находился его персональный ассасин, палач и убийца, По Рейм – самый страшный из всех чамских убийц. Асал и По Рейм были давними противниками, и Индраварману доставляло удовольствие сталкивать их.
Благодаря тому, что Индраварман требовал, чтобы все его командиры знали язык врага, ему не нужен был переводчик. Внимательно посмотрев на кхмерского чиновника, он увидел в глазах его страх и перевел взгляд на Ангкор-Ват. У подножия Храмовой горы стояло шесть прекрасных кхмерских женщин, и, переводя взгляд с одной на другую, он подумал, что они сильнее своих мужчин. В женщинах этих было меньше страха и больше отваги. Он восхищался ими.
Индраварман подошел ближе к своим пленникам.
– Эти крики, они не смущают тебя? – спросил он у кхмера. – Ты ищешь плавного перерождения в новой жизни, но если ты не скажешь мне то, что я хочу от тебя услышать, ты будешь точно так же верещать, прежде чем покинешь это тело ради следующего.
Кхмерский чиновник кивнул, но ничего не сказал. Он весь дрожал, а набедренная повязка потемнела между его ногами от влаги.
– Работа ваших предков вдохновляет меня, – сказал Индраварман, указывая на барельеф с изображением «перетягивания каната» между силами добра и зла. – Именно вследствие чего-то подобного кричат ваши соплеменники. Только я использую для этого двух слонов. Человека привязывают между ними, после чего слоны идут в противоположных направлениях. Как видите, боги создают жизнь, а я ее уничтожаю.
– Я… я ничего не знаю, господин, – пробормотал кхмер, и глаза его беспокойно забегали по барельефу. – Я ничего не знаю о том, куда он пропал.
