Несколько небольших быстрых лодок обогнали королевское судно. В них плыли лучники и самые сильные бойцы. Заметив кхмерских рыбаков или охотников, они устремлялись вперед, и тогда воды реки окрашивались кровью неприятеля. В этом смысле армия чамов напоминала неумолимо распространяющуюся смертельную болезнь, убивающую все на своем пути.

Асал оглянулся на Индравармана. Выступить в поход на лодках была его, Асала, идея, и теперь он волновался, все ли пойдет так, как он задумал. Что, если кхмеры уже закончили собирать ополчение и готовы к нападению, ожидая их на своих грозных боевых слонах? Что, если слишком много чамов заболели в этом долгом путешествии по воде или плохо подготовлены для предстоящей жестокой битвы? Асал знал, что, если его план успешно сработает, он сам и его еще не родившиеся дети будут до конца своих дней обеспечены, у них будет достаточно и власти, и богатства. В случае же неудачи лучше уж погибнуть в бою, чем уповать на снисхождение или милость короля.

Слушая, как Индраварман говорит о разграблении городов врага и военной добыче, Асал напомнил себе, что следует избегать таких соблазнов. Он хотел захватить в плен кхмерского короля или принца. Это гарантировало бы ему славу и почести, и тогда его дети никогда не будут знать голода или бесчестия. Пока другие воины будут сражаться за драгоценности и женщин, он собирался с группой надежных, проверенных бойцов пробиться вглубь кхмерской цитадели.

Устав от собственных размышлений и монотонного неспешного движения лодки, Асал сосредоточился на Индравармане, обращая свое внимание на то, как подданные слушают короля, стараясь поймать на себе его взгляд.

– Наше противостояние с кхмерами слишком затянулось, – сказал Индраварман и с этими словами встал. Он резко выбросил вперед свое копье, и все остальные тоже вскинули копья. – Поэтому сегодня мы покончим с этим, – продолжил он и на удачу потер зашитый под кожу кусочек железа у себя на животе. – Оставьте их храмы мне, но уничтожьте их священников, чиновников, мужчин, их надежды. Пусть они испугаются нас настолько, чтобы уже больше никогда не решились пойти на нас войной. Я хочу, чтобы их женщины, старики и дети были такими же покорными, как собака, которую все пинают с самого ее рождения. Если кхмерский воин попросит у вас пощады, проткните его копьем, как жалкую свинью. Если ребенок увидит смерть своего отца, убейте и ребенка, ибо жажда мести бывает острее любого клинка.

Военачальники эхом повторяли слова Идравармана, в такт стуча оружием о свои щиты, а Асал тем временем пристально смотрел вперед, в сторону города, который вскоре будет сожжен. Он знал, что Индраварман будет внимательно наблюдать за ним, и он должен проявить себя в бою. Если он хочет с гордо поднятой головой жить свободной жизнью, сегодня он обязан биться как лев.

Закрыв глаза и полностью отрешившись от того, что происходило вокруг, Асал с такой силой сжал древко своего копья, что у него побелели костяшки пальцев. Он думал о своей жене, которую пока не встретил, и о своих еще не родившихся детях. Понимание, что их будущее зависит от сегодняшнего дня, придавало ему решимости и сил. Он знал, что кхмеры будут умирать, поверженные его копьем. Они будут гибнуть во множестве. Но создаст ли это ему имя? Будут ли его будущая жена и дети гордиться им, сумеет ли он сделать так, чтобы они никогда не знали боли, голода и страха?

Его соплеменники, плывшие впереди, настигли три кхмерские рыбачьи лодки. Вскоре трупы рыбаков проплыли мимо лодки. Чамы издевались над телами мертвецов, осыпая их насмешками и стреляя в них из луков.

Асал проверил заточку острия своего копья, проведя им по ногтю большого пальца. На палубу упала тонкая стружка.

«Пришло мое время! – подумал он. – Время мое, моих предков, моей семьи – оно наступает прямо сейчас».

Чуть выше по течению, на притоке главной реки отец и двое его сыновей втаскивали в лодку длинную рыбацкую сеть. Отец семейства, хоть ему еще не было и сорока, выглядел таким же ветхим, как и его лодка, выдолбленная из цельного ствола дерева. Когда-то она была гладкой, без царапин, но это было в далеком прошлом. Хотя лодка все еще была довольно прочной и пригодной для использования, всю ее поверхность покрывали следы многочисленных повреждений. Этим она напоминала главу семейства – лицо его преждевременно покрылось морщинами и складками от длительного пребывания на солнце, а кожа была такой же темной, как грязные воды реки, на которой он занимался своим ремеслом. И хотя тело его было еще мускулистым и сильным, он был крайне изможден: тридцать лет ежедневной ловли карпов и сомов в этой реке не прошли даром. На левой руке отсутствовал большой палец. И руки и ноги были покрыты шрамами – следами ран от рыболовных крючков и ножа, а также полученных в результате встреч с каймановыми черепахами и крокодилами.

На носу лодки двое его сыновей, четырнадцатилетних близнецов, поднимали на борт крупноячеистую сеть. Как и их отец, они были практически голыми, если не считать совсем небольших набедренных повязок. Ни на одном из них не было никаких украшений – это был удел богатых, а даже самый хороший улов сомов никогда не приносил в руки их отца серебра.

Во время работы юноши постоянно наклонялись и разгибались. Хотя внешне и поведением они во многом были очень похожи, все же между ними имелось одно очень существенное различие – один из них был зрячим, а второй почти ничего не видел. Зрячего звали Вибол, а его брата – Прак. Хотя отец гордился обоими своими сыновьями, он все же в глубине души всегда восхищался Праком, которому ни в чем не препятствовал его недостаток. Во многих отношениях Прак был той самой веревочкой, которая связывала вместе членов семьи, помогая им не унывать и с улыбкой встречать пустые сети, а также находить слова утешения, когда из-за полчищ комаров и постоянной нищеты жить становилось невмоготу.

Вдруг Прак окликнул брата. В их сеть попался громадный желто-зеленый угорь – толщиной с руку взрослого мужчины. Он бился и извивался, пытаясь выпутаться из ловушки, в которой оказался. Несмотря на то что Прак видел угря лишь как размытую тень, он проворно нагнулся и ловко схватил рыбину за голову, продев пальцы под жабры. Вибол быстро подоспел на помощь и вонзил короткий нож в шею угря. Тот еще немного поизвивался, но вскоре затих.

Сопя от натуги, Прак втащил тяжелого угря в лодку и бросил его в бамбуковую корзину, где лежала остальная пойманная ими рыба.

– Пора возвращаться, – сказал он, полоща руки в воде. – Рынок уже должен открыться.

– Вот поднимем остаток сети и поплывем, – сказал довольный уловом отец, которого звали Боран. Он подгреб немного вперед, чтобы приблизить борт лодки к еще остававшейся в воде сети.

– Этого мы должны оставить себе, – сказал Прак, кивая в сторону угря. – Закоптим его сегодня вечером и тогда сохраним то, что не сможем съесть сразу.

Вибол покачал головой, барабаня пальцами по краю борта.

– Как я устал все время ловить рыбу! Давайте уедем в город!

– Ты от всего устаешь, – отозвался Прак. – Похоже, это твоя главная отличительная черта.

Вибол дал подзатыльник брату тыльной стороной кисти.

Но Прака это не смутило, он не унимался:

– Тебе бы только купаться с красивыми девушками. И не говори, что ты не следишь за ними, потому что даже я вижу, как ты на них пялишься.

– Мы тоже должны купаться. Раз уж мы так прованиваемся рыбой, почему и нам не купаться, как всем остальным?

– А почему бы тебе не помыться тут? Прямо сейчас? Зачем ждать, пока мы приедем в Ангкор?

– Потому что ему при этом не хочется смотреть на наши с тобой уродливые задницы. А в Ангкоре есть кое-что намного привлекательнее, – с улыбкой сказал Боран.

Вибол брызнул водой на отца и брата, которые начали хохотать. Затем он снова переключил внимание на вытаскиваемую сеть, но замер, когда с большого дерева вдали вдруг с криками сорвалась большая стая скворцов, закрыв небо своими темными крыльями.