Чамы перестали смеяться. Было слышно, как они ходят по комнате.

Сория по-прежнему о чем-то тихо просила сына, прижавшись лбом к его лбу. Вначале он лишь крепче схватился за сваю, но она продолжала убеждать его, и в конце концов решимость его стала слабеть. Наконец он сдался. Боран отгреб назад, увозя их подальше от чамов. Гребки его были беззвучными, мощными и размеренными. Любое касание сваи могло выдать их, поэтому он двигался очень аккуратно, искусно маневрируя под соседней хижиной, а затем под следующей.

На лестнице внезапно появились ноги, и Боран замер. Когда чамы начали спускаться, лодка продолжала двигаться по инерции. Чамов было трое, и хотя оружия при них не было, по их мускулистым телам было понятно, что это воины. Они не торопясь сели в свою лодку. Должно быть, они выпили немало рисового вина, потому что продолжали время от времени хохотать, а движения их были неуклюжими. Испытывая позыв к рвоте, один из них перегнулся через борт лодки, тем самым подав пример другим, которые повторили его действия.

Пока чамы уплывали, Боран думал о том, чтобы развернуться и атаковать их. Возможно, пришло время Виболу окропить лезвие секиры кровью чамов. Однако пьяные враги все же могли быть бесстрашными и опасными. К тому же чамы, скорее всего, имели навыки убивать. А Вибол был сильным, но не имел бойцовского опыта. Прак, с его слабым зрением, мало что смог бы сделать. А если они потерпят поражение, Сория будет изнасилована.

Боран греб назад, увеличивая расстояние между своей семьей и чамами. Вражеские солдаты направлялись в сторону громадного чамского лагеря. С каждым ударом весла они становились все меньше и меньше, пока не превратились в маленькие точки на горизонте. Боран наконец прекратил грести и позволил их лодке ткнуться в сваи обветшалой хижины.

– Если ты еще раз когда-нибудь так поступишь, Вибол…

– Ты – трус, – перебил отца Вибол, повернувшись к нему лицом. – Ты самый настоящий трус! Они были пьяны, и мы могли убить их!

– Мы приплыли, чтобы следить за ними, а не убивать! А это значит найти по-настоящему большую рыбу, а не потрошить всякую мелочь.

– Значит, мы приплыли с неправильной целью! Как ты этого не понимаешь?! Они напали на нас! Они убили наших друзей!

Прак положил ладонь на руку брата.

– Если мы изучим их, если будем знать о них все, благодаря этой информации будут убиты тысячи врагов. Мы сможем привести сюда наших братьев. И тогда мы им отомстим.

– Значит, теперь и ты против меня? Трое на одного?

– Я с тобой, Вибол. И я всегда был с тобой.

Вибол сбросил руку Прака.

– Они убили ее просто так, без всякой причины. Они… они сделали с ней всякие плохие вещи. И если вы боитесь мстить им за это, тогда я буду делать это сам. Вы слышите меня? Я сам сделаю то, что должно быть сделано!

– Я помогу тебе, Вибол, – отозвался Прак. – Помогу. Только дай мне время. Дай мне…

– Нет!

Сория начала было говорить, но умолкла и взяла сына за руки.

– Оставь меня! – крикнул он.

– Я люблю тебя.

– Если бы ты меня любила, мама, если бы любила по-настоящему, тогда ты отпустила бы меня. Я бы нашел себе лодку и преследовал бы тех чамов.

– Ты просишь о невозможном.

Он отвернулся от нее.

– Тогда ты меня не любишь. Потому что не даешь того, что мне необходимо.

Сверху посыпались листья и сучья, сбитые обезьянами, гоняющимися друг за другом, прыгая с ветки на ветку. Хотя порой обезьяны срывались, пролетали несколько футов вниз, схватившись за слишком тонкую ветку, и казалось, что они вот-вот разобьются, ни одна из этих коричневых теней на землю с кроны деревьев так и не свалилась. За долгие годы наблюдения за этими игривыми существами Аджадеви лишь раз стала свидетелем такого случая. Конечно, ей попадались иногда раненые обезьяны, однако большинство этих ран было от когтей и клыков. Иногда обезьян настолько возбуждали их выходки, что они начинали ожесточенно драться между собой на верхушках деревьев.

Как обычно, Аджадеви ехала в середине цепочки воинов. Она поговорила на ходу с молодым воином, который, похоже, испытывал благоговейный страх перед ее мужем, но, устав от его льстивых высказываний, позволила своей лошади отстать. В течение последующих нескольких дней пути Джаявар стал больше общаться со своими людьми, и Аджадеви уже не видела необходимости поднимать их дух. Джаявар на ходу разговаривал со своими командирами, строил с ними планы, старясь наполнить их уверенностью. Аджадеви всегда находила такие разговоры скучными, она вела их только в силу необходимости и предпочитала говорить с Джаяваром, изучать джунгли или молиться.

Чуть раньше в этот день они наткнулись на разрушенный и опустошенный храм, украшенный фигурками десятков танцующих женщин, вырезанных в камне. В руках аспары, эти веселые небесные танцовщицы, держали цветы и музыкальные инструменты. Возле храма росли большие фиговые деревья, и их корни оплели все каменные стены и башни. Аджадеви была уверена, что прошло уже немало десятилетий с тех пор, как люди перестали ухаживать за этим священным местом. Пока она рассматривала лабиринты древнего строения, в памяти всплыли воспоминания о далеком времени и далеком месте, и у нее возникла идея, которой она решила поделиться с Джаяваром.

Он наконец закончил обсуждать боевую стратегию со своими командирами и направил коня в ее сторону. Пока он приближался к ней, она окидывала его взглядом одновременно критически и с любовью. Хотя плечи его и лицо были перемазаны грязью, казалось, что к нему вернулась его сила. Он больше не смотрел все время в землю, не потуплял взгляда, а рассматривал окружающие их джунгли. Похоже, что хотя бы время от времени он теперь высматривал врагов, а не только искал призраки своих близких.

– Ты выглядишь уже лучше, – тихо сказала она, не желая, чтобы их слышал кто-то еще.

Он развернул своего коня и поехал рядом с ней.

– Чем ближе к Ангкору… тем лучше я себя чувствую.

– Почему?

– Потому что это мой дом. И мои люди полны надежды.

– А ты сам?

– Все как-то неопределенно – впрочем, лучше уж неопределенность, чем отчаяние.

Вверху закричала обезьяна, и Аджадеви подняла голову.

– Я кое-что видела.

– Что именно?

– Когда я была маленькой, ездила в Кбал Спин. И это место… оно взволновало меня. Думаю, что в чем-то это святилище даже величественнее, чем Ангкор-Ват.

Конь Джаявара споткнулся о ствол упавшего дерева, и принц качнулся вперед, но затем выровнялся и поудобнее уселся на шелковой подушке, привязанной к спине животного, чтобы при езде было удобно и человеку, и лошади.

– Я никогда не бывал в Кбал Спине. Расскажи мне о нем.

– В Кбал Спине по пласту песчаника течет маленькая речка. Очень давно индуистские священники вырезали на этих камнях изображения Вишну, Шивы и священных животных. В сезон муссонов река затапливает эти резные фигуры. Их можно видеть только в сухой сезон. Место это священное. Но самое главное для нас то, что расположено оно в долине, густо поросшей бамбуком. Там есть дичь, свежая вода и возвышенности, откуда можно наблюдать за врагом. В тех местах мы могли бы спрятать целую армию, и ее бы никто не нашел.

– Насколько высоки возвышенности?

– Они возвышаются над всем. Горстка часовых может оттуда осматривать окрестности во всех направлениях.

– А долина… она глубокая?

– Достаточно глубокая, чтобы скрыть свет наших костров и ржанье наших лошадей. Думаю, что все священнослужители уже ушли оттуда. И хотя Кбал Спин находится всего лишь в нескольких днях пути от Ангкора, мало кто знает о его существовании. Кхмеры забыли о нем, а чамы никогда и не слышали. Джунгли там такие густые, что лишь опытные следопыты осмеливаются углубляться в них.

– И…

– А в дне пути оттуда находится Бантей Срей – Цитадель женщин. Этот небольшой храм, который я посещала еще ребенком, вдохновил меня сразу на многое. Он может служить местом встречи. Распустим слух, что именно там мы будем собирать свое войско. Но прибывающие туда отряды кхмеров можно будет переводить в Кбал Спин. Таким образом, у нас будет предохранительная зона между местом встречи с незнакомыми людьми и нашей настоящей базой.