Не задерживаясь, мы двинулись через Маренн и Рошфор в Ла-Рошель к старой рыбацкой гавани, с ее знаменитым бастионом – башней Сен-Николя – и отделенной от нее узким фарватером стоящей напротив башней де-ла-Шэнь.

От застоявшейся воды тянуло затхлым, гнилостным воздухом. Время от времени с моря дул сильный холодный ветер. И здесь мы застали отлив. Множество рыбачьих лодок погрузилось в жидкий ил. Между башнями в открытом море виднелись причудливые силуэты: палубные надстройки, такелаж, свернутые красно-коричневые паруса. Крики чаек смешивались со скрипом лебедок. Казалось, что в тусклом сиянии солнца виднелись контуры Илъ-де-Ре. Когда-то это была последняя остановка на пути к страшной Кайенне{41}; среди старых крепостных сооружений – тюрьма Сен-Мартин-де-Ре, типичное сооружение Вобана, мастера крепостных построек{42}. На протяжении столетий в этих тюремных башнях побывали и пламенные патриоты, и бандиты.

Перед нами была сама история, которая таила в себе многое – порабощение, борьбу за власть, завоевания.

Что происходило потом? Разве я раньше уже не побывал на французской земле как один из завоевателей? Разве я, осматривая тогда произведения искусства во французских соборах, считался с чувствами французов? И что такое STO – «Service du Travail Obligatoire» – «Служба трудовой повинности», чьи плакаты мы видели здесь в гавани, как не повинность гражданского населения завоеванной страны работать в стране завоевателей! Невольно вспомнились беседы с отцом по вопросам международного права – ведь в немецких военных училищах такому не учили. Значит, и здесь во Франции, оккупационный режим не считался с международным правом и законами войны, как это было везде, где появлялись немецкие солдаты. К чему же может привести все это?

На обратном пути мы снова остановились, чтобы немного отдохнуть. Ординарец и водитель ушли побродить вдоль живой изгороди из шиповника около домика, из которого слышались звуки губной гармоники. Как хороши этот покой и солнце, льющее свои лучи.

Я наблюдал за Урбаном. Он притих, видимо, снова пытался разрешить трудную для себя задачу.

А быть может, в нем происходило то же, что и во мне. Немногие часы пребывания на побережье оставили неприятный осадок. «Ну, Урбан, как все это выглядит?» – попытался я завязать разговор. Долго потом ответ обер-лейтенанта не давал мне покоя.

Здесь, на берегу океана, находятся немцы, а с ними и австрийцы. Однако он как житель Вены – «скажем это хоть раз прямо», заметил Урбан, – при всем желании не может мыслить так, как мыслит немец!

Сначала я не мог уловить, что Урбан имеет в виду. Затем он спросил: «Господин полковник, думаете ли вы, что мы навсегда останемся здесь, на берегу океана? Не временно ли, так сказать, мы здесь находимся?»

Такой вопрос нельзя было оставить без внимания и уклониться от ответа. Я ответил не сразу, мне надо было поразмыслить. «Думаю, – ответил я, – что в истории не бывает неизменяемого „навсегда“, особенно если какая-либо цель достигнута войной. Франция не Германия. И всего полгода назад для Москвы уже был составлен поименный список гражданского управления. А сейчас мы находимся от выполнения этой цели дальше, чем когда бы то ни было! Разве не так? И примирится ли Франция с такой системой, какая существует в Италии Муссолини? Трудно себе это представить. И не будет ли это „временно“, так сказать, как это вы, венцы, говорите, длиться очень долго?»

Укреплений на побережье почти не было видно. О них можно было только догадываться. Они либо были хорошо замаскированы, либо в результате беспечности их было очень мало. Казалось, что перед такой непреодолимой преградой, как океан, можно было чувствовать себя в безопасности. До сих пор ход войны подтверждал правоту фюрера. Ведь утверждали, что «союзники обломают себе зубы и об Атлантический вал».

Между тем на берегу, почти как в мирное время, шла курортная жизнь. Нетрудно было видеть, кто нежился под солнцем на песчаном берегу Сабль-де Олонна. Мы, представители «нового порядка в Европе»! Вас же, сыновья Grande Nation{43}, мы научим работать! Разве вы до сих пор не поняли, для какой цели предназначены наши огромные бункеры для подводных лодок, в том числе у Сен-Назера? Атлантический океан у берегов Франции наш и нашим останется. Все, что не удалось в 1918 году, будет теперь наверстано. На нашей стороне право германской нации и арийские требования, а вы, продукты скрещения переселяющихся, кочевых народов, ни рыба ни мясо! Что стало с вашей расой?

Именно такого рода рассуждения мы слышали на пляже, где нежились немецкие офицеры.

Что касается расы – то это факт, болтали офицеры. Французы выродились. Но девочки – просто прелесть! Стройны как тополь! Разумеется, приходится проявлять сдержанность. Эксцессы не должны приводить к ссорам. На командирских совещаниях по этому поводу давались категорические указания. Строгий контроль на пляже! Хорошо еще, что ночью все кошки серы: трудно различить, какой у кого чин. Вот несколько дней назад одного обер-маата{44} схватили в «лучшем доме» – в «Какаду». Это была сенсация дня. Простофиле пришлось здорово экономить для того, чтобы шикарно кутнуть. Он выдал себя за ординарца. Дело замяли. Там, за дюнами, в бунгало и небольших виллах находятся штабы, а местность не просматривается. Старшину предпочли отпустить. Оказалось, он с минного тральщика, такая команда – это вам не пустяк! Дрейфующие мины нередко приплывают и сюда. Несколько недель назад военные корабли союзников попытались осуществить внезапный налет на мол близ Олерона, вероятно, осуществили пробный маневр. Все военные клубы вдоль курортного побережья были тотчас же закрыты, а штабы отведены подальше в тыл.

На следующее утро мы поехали через Нант в Сен-Назер. Из сине-серой дымки появились сначала, подобно кулисе, контуры островерхих крыш и фабричные трубы. Перед темно-синим силуэтом, как игрушечные, проглядывались мастерские и пакгаузы. Вокруг все представлялось огромной военной стройкой. Гигантская бетонная громада была убежищем для подводных лодок, о котором так много говорили. Нам разрешили осмотреть его. После дневного света мы попали как бы в полутьму. Сначала ориентироваться было трудно: всюду прожекторы, машины, агрегаты, от сварочных аппаратов разлетались снопы искр. Постепенно глаза привыкли. Обозначились гигантские размеры сооружения. По продольному ребру, достаточно широкому для того, чтобы проложить по нему узкоколейку, мы прошли к гидравлическим железным воротам, которые делили бункер на несколько бассейнов. Между тем снова начался отлив. Внизу у наших ног находилась подводная лодка. Перед нами была боевая рубка, а ниже – трубы торпедных аппаратов, сигнальные устройства и палубные надстройки. Видимо, гигантские размеры этого железобетонного резервуара определялись разницей уровней водной поверхности во время отливов и приливов. Единственно уязвимой казалась ходовая полоса, ведущая к океану, однако она была хорошо защищена зенитной артиллерией, стальной сетью от дрейфующих мин, а возможно, и от торпед. Так выглядел, следовательно, Атлантический вал, всячески разрекламированный как непреодолимый! Но ведь не меньшие надежды Франция и Бельгия возлагали на линию Мажино! А как быстро эта линия была преодолена! Ночью мы возвращались к себе в часть. Я сидел рядом с водителем, наблюдая, как уверенно и осторожно ведет он машину по незнакомой местности. И я подумал об ответственности офицера по отношению к солдатам, вестовым, связистам, стрелкам. Я вспомнил о поражении немецкой армии, о битве под Москвой, о замерзших в легких шинелях солдатах… Но разве немецкий офицер может позволить себе такие размышления?

Сталинград – символ победы над фашизмом

Директива № 41 главной квартиры фюрера{45} ставила целью летней кампании 1942 года «окончательно уничтожить» советскую военную силу. Однако после поражения под Москвой и потерь в результате советского зимнего контрнаступления немецкие войска не были в состоянии перейти в наступление по всему фронту. Поэтому предусматривалось провести основную операцию на южном участке фронта. Группа армий «Юг» должна была форсировать Дон, после чего разделиться на группы армий А и Б. Затем группа армий А должна была наступать к нижнему течению Дона, а оттуда захватить нефтяные районы Кавказа и поставить этот важный как в экономическом, так и в военном отношениях район под фашистское господство. Одновременно группа армий Б, в том числе 6-я армия под командованием генерал-лейтенанта Паулюса, должна была выйти к Дону на линию Воронеж – Богучар – Клетская – Калач и из большой излучины Дона развить наступление к Волге, в направлении на Сталинград. Этим было бы блокировано движение по Волге, исключен экономический потенциал Сталинграда, а весь советский фронт оказался бы рассеченным надвое. По окончании этой операции и после уничтожения советских сил на южном участке имелось в виду возобновить наступление на Ленинград и Москву.