Показательно, что в обычае жеребьевки использовался родовой знак, а не имя. Использование деревянной бирки было тесно связано с отношением отдельного человека к своему роду. Он полагал себя в значительной степени не как индивидуум, а как член своего рода. Полноправными членами общины могли являться только родственники.

Родовой символ для наших предков являлся знаком первопредка, рода и «дома». Вместе с тем мы обнаруживаем в родовом символе один из самых почтеннейших памятников истории германского народа и германской духовной истории.

Родовой символ — это наследие предков, которое мы должны вновь обрести через его постижение, через осознание сущности германского рода, через признание кровного сообщества, которое называется родом, через усвоение его «мира».

Тот, кто наблюдал за немецкими народными праздниками, мог заметить, что во всех случаях центром торжества являлось дерево, которому могла придаваться разная форма. Дерево возвращается к нам в преображенном виде от праздника к празднику, от местности к местности. В некоторых случаях это может быть куст, украшенный лентами, фруктами, выпечкой, цветами, звездами или огоньками. В других ситуациях это может быть простая ветка. Где-то это может быть только что покрывшаяся зеленью березка, или куст вечнозеленой туи, или же вовсе искусственная жердь с прикрепленными к ней ветками и венками.

Иногда ветку хранят очень долго, подобно святыне, но временами дерево после праздника сжигают. Подобное отношение может показаться удивительным, но при более детальном рассмотрении мы обнаружим, что это сожжение тоже является органической частью праздника. Горящее дерево окружается танцующими людьми, которые охвачены ликованием, — это высшая точка праздника, а горящее дерево — это символ его апогея. Мы можем наблюдать в этом эпизоде глубокую взаимосвязь почитания дерева и культа огня. Эта взаимосвязь пришла к нам из древнего прошлого индогерманского времени и сохранилась в народных обычаях вплоть до наших времен. Сожжение дерева, по сути, является языческими обычаем, но не уничтожением, а визуализацией, проявлением его огненной души. Мы знаем, что сожжение мертвецов в индогерманской древности считалось жертвенным действием, благодаря которому душа умершего переносилась на божественное блистательное небо. В древних индийских текстах отчетливо указывается на то, что огонь превращал человека в божество. В индогерманской вере огонь является божественной субстанцией. Если в рассказах стариков божества изображены как люди, то при этом не забывают упомянуть об их облике. Во время своего явления они окутаны нимбом, пребывают в свечении, окружены сияющим облаком. Древние греки тоже верили, что божества могли принимать облик простых смертных людей, но все-таки их можно было опознать по плохо скрываемому сиятельному свету их глаз. Если в германских сказаниях упоминается свет или блеск глаз культурного героя, то это является не чем иным, как указанием на его божественное происхождение.

Мы видим, что в центре национальных культов эстонцев находится сияющее дерево, стоящее посреди божественного пламени. Радость, которую дарит свет этого дерева, объединяет всех его видящих в единое сообщество. Наглядное описание жаркого танца вокруг огня, сделанное бароном Леопрехтингом, много лучше, нежели длиннющие трактовки значения древних, но вечно молодых праздников, проходящих перед взором народа. «Все образуют большое кольцо, крепко берутся за руки и, набирая темп, вращаются в быстром хороводе, оглашая воздух призывами: „Ахо цуеххи цуен ахи!“ Это вращение происходит вокруг горящего дерева. Это происходит до тех пор, пока в каком-то из мест кольцо танцующих не разомкнется. Кто хоть раз принимал участие в этом безумном ночном хороводе, не сможет забыть его участников, озаряемых огнем горящего дерева и издающих призывные крики „Ахо цуеххи“, возносящиеся высоко надо человеческими жилищами. Любой будут охвачен общим стремительным порывом, его закружит ликующий хоровод. Мне кажется, что в этом празднике есть что-то необычное, совершенно непривычное для обыденной жизни».

Наряду с липой наиболее чтимым нашим народом деревом является дуб. Во всех местностях Германии он чаще всего притягивает к себе «небесный огонь», молнию, а потому дуб считается священным германским деревом, символом божества грозы. Согласно верованиям наших предков, в каждом дереве кроется искра, а потому огонь добывали посредством трения кусков древесины. Дуб был самым пламенным и огненным деревом, а потому почитался предками как священный объект.

Почитание деревьев может иметь и иные причины. На наших широтах вечный круговорот и годовая цикличность в природе ярче и убедительнее всего проявляется на деревьях. В благочестивом языческом смысле это было отражением священного первопринципа, изначального закона космического миропорядка. Цветение весны и летняя зелень сменяются плодами осени. Зимой дерево выглядит застывшим, однако весной оно опять зеленеет. В древних верованиях дерево является образом жизненного цикла, способствует постижению человеком этого принципа. Однако вечнозеленое дерево являлось наглядной демонстрацией совершенно иного принципа, к которому доверительно обращались благочестивые германцы-язычники.

Где-то в глубине дерево своими корнями удерживается материнской землей, в то время как его крона уходит в небеса, движимая порывами ветра. Дерево охватывает все пласты мира, покой и движение, Верх и Низ, Землю и Небо. Цветущее дерево могло восприниматься понимающим смысл символов народом как зеркальное отражение звезд. Здесь мы приближаемся к мощнейшему образу судьбоносного мирового древа, которое в своих корнях хранит образы звезд. В Эдде говорится:

Понимание этого места из Эдды очень важно для правильной интерпретации как германских мифов, так и немецких народных обычаев. В этом отношении очень важна трактовка, предложенная Людвигом Клагесом: «Вся древность (равно как сейчас естественные народы) знала не только человеческие души, но еще больше демонические души. Нам были оставлены точные свидетельства того, как это воспринималось их увидевшим. Демонически-духовный образ связан с нимбом, как часто называют ярко светящееся излучение, окутывающее фигуру. Поэтому мы все еще говорим о нимбе личности и более отчетливо о лучезарной красоте… Если бы плотоядный взгляд физических личностей мог узреть в дубе не просто дерево, а его первообраз, то они смогли бы постигнуть посредством его положение вещей, которое нам так или эдак ведает дерево, его демоническая душа. Тогда бы человек смог действительно почувствовать флюидальный озноб, который от макушки до кончиков пальцев манит приоткрытой тайной. Нимб может считаться обозначением границ оформленного характера, который, во всяком случае, позволяет постигнуть надличностные ценности, которые пробиваются из глубины чувств. Мы на ощупь прокладываем путь к ним, пытаясь упорядочить свои переживания».

Эддическая поэзия сохранила в процитированных выше отрывках глубочайшие мифические образы индогерманского мира, которые очень рано стали отображаться в религиозных культах. Мы знаем украшенные огнями культовые деревья в Индии, на Кавказе, в Ирландии. Мы находим их в немецких народных обычаях. Если немецкая традиция новогодних и рождественских елок очень молода — старейшие документы, упоминающие их, датируются XVIII веком, — то это отнюдь не опровергает древность самого обычая. Очень важно, что мы можем обнаружить деревянные подсвечники, светильники в виде венков и звезд, которые мы можем рассматривать как древнейшие культовые светильники. Уже в очень раннее время ветви ели и ее побеги использовались в качестве деревянных светильников, которые имеют то же самое символьное значение. Культовое дерево в различных праздниках всегда предстает в разном виде. Однако в его украшениях и оформлении можно обнаружить символы годичного цикла. Это является образом миропорядка, чем само по себе и является мировое древо.