— Комок нервов, — пробормотал Дайскэ, глядя вслед Хираоке, вскочившему в трамвай. Потом вспомнил о его жене, которая осталась в гостинице.

Дайскэ ни разу не назвал её «госпожа Хираока», только «Митиё-сан», как называл до замужества. «Может, вернуться, — мелькнула мысль, — поговорить с Митиё-сан?» Но что-то мешало ему пойти к ней. Что именно? Дайскэ даже остановился, размышляя над этим, и, хотя ничего предосудительного в своём намерении не видел, испытывая ту же неловкость, пошёл не в гостиницу, а домой. Надо набраться смелости, уговаривал себя Дайскэ, но в данном случае это было не так-то легко. Ощущение тревоги и неудовлетворённости не покидало Дайскэ и дома, и он решил пойти выпить сакэ. Пить он умел и в тот вечер выпил особенно много.

— Ты был просто не в форме, — сказал себе Дайскэ, сидя в кресле и словно обращаясь к кому-то другому.

Появился Кадоно:

— Вам что-нибудь нужно?

Он сбросил хакама и таби, обнажив ноги, очень напоминавшие круглые булки. Дайскэ молча взглянул на него. В свою очередь, Кадоно уставился на хозяина и несколько секунд стоял неподвижно, как столб, потом спохватился:

— Ах, так вы меня не звали? Ах, ах! — и быстро исчез. Но Дайскэ это даже не показалось забавным.

— Вот видите, тётушка, они не изволили звать, — донёсся голос Кадоно со стороны столовой. — Говорил же я, что не было даже хлопка в ладоши. Я и подумал, что чудно как-то.

Старуха и Кадоно рассмеялись.

В это время кто-то пришёл. «Наконец-то», — подумал Дайскэ. Но встретивший долгожданного гостя Кадоно предстал перед Дайскэ с растерянным видом. Приблизившись, он шёпотом доложил: «Сэнсэй, к, вам госпожа Хираока». Не произнеся ни слова, Дайскэ направился в гостиную.

Жена Хираоки была светлокожей, черноволосой, с удивительно тонкими чертами лица и резко очерченными бровями. Затуманенное лёгкой грустью лицо напоминало старинные гравюры. Она всегда была бледной, а после возвращения в Токио выглядела особенно болезненной. Дайскэ это даже удивило, когда он увидел её в гостинице. Может быть, она ещё не оправилась после утомительной и долгой поездки? Однако на его вопрос женщина ответила, что нет, что теперь она всегда так выглядит, и Дайскэ стало жаль её.

Спустя год после отъезда из Токио Митиё родила, но ребёнок вскоре умер. Через некоторое время у неё появились боли в сердце и недомогание. Она думала, что отлежится, но улучшения не наступало, и пришлось обратиться к врачу. Врач толком ничего не определил, сказал, что это, возможно, сердечное заболевание, она не помнит, с каким, очень мудрёным названием. Заболевание серьёзное, при котором кровь, поступающая из сердца в артерии, небольшими дозами снова просачивается в сердце, поэтому излечить его полностью не удастся. Хираока не на шутку встревожился и сделал всё возможное, чтобы восстановить здоровье жены. Через год Митиё стало лучше, снова появился румянец. Она уже было обрадовалась, но примерно за месяц до возвращения в Токио опять побледнела. На этот раз врач сказал, что сердце ни при чём. Разумеется, оно не стало здоровым, но ухудшения не было, сердечные клапаны работали нормально.

Дайскэ слушал Митиё, смотрел на неё и думал, что причина тут в другом: что-то её тревожило.

Очень красивые, с ясным взглядом чёрные миндалевидные глаза Митиё, когда она пристально на что-нибудь смотрела, становились вдруг огромными. Дайскэ это объяснял их цветом.

До замужества Митиё они часто встречались, и Дайскэ хорошо запомнил это выражение её глаз. Теперь, желая воссоздать в памяти облик Митиё, Дайскэ прежде всего представлял себе её чёрные, чуть влажные глаза.

Митиё сидела сейчас напротив Дайскэ, положив на колени удивительно изящные, украшенные кольцами руки одна на другую. Модное золотое колечко, тонкое, с крупной жемчужиной, было свадебным подарком Дайскэ.

Вдруг Митиё подняла голову, и Дайскэ от неожиданности на секунду зажмурился, увидев чёрные глаза с хорошо знакомым ему выражением.

Они с мужем собирались прийти на другой день после приезда, но помешало её плохое самочувствие. А потом всё не представлялось случая пойти вдвоём, но сегодня как раз… Не договорив, Митиё вдруг вспомнила приход Дайскэ в гостиницу и стала извиняться, объяснив, что муж тогда как раз собрался уходить, потому и получилась такая неловкость. «Правда, вы могли его подождать», — с чисто женской логикой добавила она, стараясь вложить в слова всю свою приветливость. Но в голосе её звучала грусть, и это напомнило Дайскэ прошлое: Митиё всегда говорила несколько меланхоличным тоном.

— Мне показалось, Хираока был чем-то очень занят…

— Да, разумеется, и всё же… Можно было посидеть, верно? Такая церемонность ни к чему.

Дайскэ чуть не спросил, что в тот раз между ними произошло, но воздержался. Хотя на правах старого друга он мог поддразнить Митиё такой, скажем, фразой: «Видимо, вам тогда здорово досталось, вы даже покраснели. Что вы такое могли натворить?» Но шутить у него не хватило духу — такой жалкой выглядела Митиё, пытавшаяся загладить неловкость.

Дайскэ закурил, с сигаретой в зубах откинулся на спинку кресла и непринуждённо сказал:

— Позвольте угостить вас чем-нибудь, вы так давно у меня не были. — Дайскэ надеялся своим вниманием и участливым тоном хоть немного утешить женщину.

— Благодарю вас, но мне пора, — ответила Митиё.

— Побудьте ещё немного.

Дайскэ сидел, сцепив пальцы и закинув руки за голову, пристально глядя на Митиё. Женщина слегка наклонилась вытащила из-за оби маленькие часики, свадебный подарок мужа. Хираока покупал их в том же магазине, где Дайскэ покупал кольцо с жемчугом, и в то же самое время. Дайскэ вспомнил, что, выйдя из магазина, они переглянулись и рассмеялись.

— Ох, уже четвёртый час. А я думала, двух нет. Впрочем, я ещё кое-куда заходила, — добавила она, как бы про себя.

— Вы в самом деле торопитесь?

— Да, хочу пораньше вернуться.

Дайскэ вынул изо рта сигарету и стряхнул пепел.

— Пусть будет по-вашему. За эти три года вы превратились в настоящую домоседку. — Дайскэ улыбнулся, но в тоне его прозвучала нотка горечи.

— Вы же знаете, мы завтра переезжаем! — вдруг оживилась Митиё.

— Ну что ж, может быть, после переезда зайдёте, тогда и поговорим не спеша, — невольно поддавшись её внезапному оживлению, в тон ей сказал Дайскэ. По правде говоря, он совершенно забыл об их переезде.

— Однако… — Митиё, подыскивая слова, чуть наморщила лоб и потупилась, но вскоре подняла порозовевшее лицо. — Откровенно говоря, у меня к вам небольшая просьба.

Дайскэ сразу смекнул, о чём пойдёт разговор, потому что с самого приезда Хираоки в Токио был готов к нему. Однако он спросил:

— Какая просьба? Говорите, не стесняйтесь.

— Не могли бы вы одолжить нам немного денег?

Митиё произнесла это по-детски наивно и вся вспыхнула.

Дайскэ с участием подумал об обстоятельствах, вынудивших Митиё преодолеть стыд.

Как выяснилось, деньги требовались не на переезд в новый дом и не на обзаведение хозяйством. Уезжая в Токио, Хираока задолжал трём знакомым, и одному из них надо было срочно вернуть долг. Не говоря о том, что Хираока обещал выслать деньги не позднее чем через неделю, были и другие причины, из-за которых не следовало медлить. Сразу же по приезде Хираока пытался раздобыть денег, но хлопоты его не увенчались успехом, и он попросил Митиё обратиться к Дайскэ.

— Речь идёт об управляющем филиалом?

— Нет, с этим долгом как раз можно подождать. А вот другому человеку непременно надо вернуть, иначе это может отразиться на делах мужа в Токио.

«Даже так!» — подумал Дайскэ и спросил, какая нужна сумма. Оказалось, всего пятьсот иен. «Так мало», — опять подумал Дайскэ, хотя у него не было ни гроша. И тут он впервые с удивлением обнаружил, что очень стеснён в средствах.

— А почему, собственно, у вас долги?

— Даже вспоминать об этом не хочется. Тут и моя болезнь, но…

— Много денег ушло на лечение?

— Да нет, лекарства не так уж дорого стоят.