Некоторые менеджеры стратегического развития очень хорошо изучили экстази-культуру и теперь продвигали некоторые продукты своих компаний таким образом, как если бы это были наркотики, используя в рекламных слоганах слова: «сильный», «мгновенный возбудитель», «гедонистическое удовольствие». И когда период медового месяца экстази стал подходить к концу, многие начали возвращаться к старому и проверенному легальному наркотику — алкоголю. И пивовары не лишились целого поколения потребителей. Вот только теперь многие клабберы относились к пиву и спиртным напиткам так же, как к экстази и марихуане, — видели в них лишь еще один способ «торкнуться», один из многих других. И самые проницательные деятели алкогольного бизнеса об этом догадались. «Люди относятся сегодня к алкоголю как к элементу обширного репертуара средств, которыми можно воспользоваться для посещения другой реальности, — объяснял Фрейзер Томпсон из Whitbread. — Пять лет назад у алкоголя практически не было альтернатив. И теперь наша непростая задача — сделать алкогольные напитки достойной частью этого широкого спектра».
Наравне с кофе, чаем и сигаретами алкоголь всегда был любимым наркотиком британцев и алкогольная промышленность Британии — одной из самых сильных сфер экономики, а следовательно — одним из могущественнейших политических лобби в стране. В связи с этим она тут же стала мишенью для радикалов из танцевального сообщества, которые считали, что производители алкоголя тайно сговорились с консервативным правительством, чью казну многие из них регулярно пополняли, и добиваются победы своих узаконенных спиртных напитков над танцевальными наркотиками. Ходило много разговоров о том, как пивовары снабжают консервативную партию финансами, чтобы обеспечить принятие законов, запрещающих рейвы. Гленн Дженкинс из саунд-системы Exodus считает, что лоббирование со стороны алкогольной промышленности подтолкнуло правительство к утверждению законопроекта Грэма Брайта об ужесточении наказаний в области развлекательных мероприятий 1990 года, наложившего запрет на нелицен-зированные рейвы, так как производителям алкоголя было выгодно переманить посетителей с безалкогольных мероприятий обратно в лицензированные заведения, и что смерти, произошедшие в результате теплового удара, полученного после приема экстази, — логическое следствие подобного законодательства, поскольку рейверы были вынуждены вернуться в душные и жаркие клубы. «Обезвоживание — это чисто британское явление, потому что Британия утвердила закон о развлекательных мероприятиях, — утверждает он. — Кто испортил праздник? Экстази или, может быть, все-таки пивовары?»
В 1995 году правительство, вопреки советам медиков, расширило рекомендованные границы еженедельного потребления алкоголя. Представитель Всемирной организации здравоохранения Маристелла Монтейро обвинила правительство в том, что оно «продалось производителям алкоголя» (Squall, 1996). Год спустя министерство внутренних дел предложило применять суровые меры по отношению к танцевальным клубам, вплоть до закрытия тех заведений, в которых продавались наркотики. Легальный наркотик ежегодно убивал тысячи людей, нелегальный пока что не убил и сотни (хотя количество принимавших его было несравнимо меньше тех, кто употреблял алкоголь) — это очевидное противоречие повлекло за собой целую кампанию, которую журнал контркультуры Squall назвал «войной за контроль в области наркотиков».
Последним сектором индустрии досуга, отреагировавшим на финансовый потенциал клубной культуры, стала книжная промышленность. К концу девяностых рынок буквально затопило трактатами на тему экстази — начиная от анализирующего наркотический опыт бульварного чтива и благоговейных биографий диджеев и заканчивая самостоятельно отпечатанными независимыми изданиями, производство которых было дешевым и не требовало много времени, — повторялась история самостоятельных маленьких лейблов и продюсеров, записывающих пластинки в собственной спальне.
Самым известным независимым автором стал совсем непохожий на героя экстази-культуры человек. В начале 70-х Николас Сондерс написал книгу «Альтернативный Лондон», путеводитель по андеграундным местам города. Теперь Сондерс был почтенным лысеющим джентльменом лет шестидесяти, мало напоминающим типичного любителя экстази и скорее, как отмечал один современник, «похожим на модного священника, попробовавшего экстази, — такой узнаваемый тип британца, безобидного английского эксцентрика» (The Sunday Times, май 1994). Сондерс влюбился в МДМА в 80-х и был страшно огорчен, когда то, что он считал тонизирующим средством для души, получило полный разнос в прессе. В августе 1992 года он собрал митинг в лондонском Ковент-гардене под лозунгом «Положительные аспекты МДМА» и принялся страстно анализировать все медицинские и научные сведения об экстази, какие только мог разыскать, в конце концов изложив все это в изданной собственными усилиями книге.
Трилогия Сонлерса («Э — это экстази», «Экстази и танцевальная культура» и «Экстази свежим взглядом») стала образцом андеграундного успеха. Хотя главной целью Сонлерса была борьба с дезинформацией и распространение идеи о том, что МДМА может приносить пользу как духовную, так и терапевтическую, он не был похож на Тима Лири. Как и американские психонавты [165], которыми он восхищался, Сондерс не выдвигал громких лозунгов, а пользовался лишь данными статистики, отчетами и мягким убеждением. Свою правоту он доказывал очень ненавязчиво, просто пытаясь заразить других своим энтузиазмом по отношению к достоинствам наркотика.
Сондерс назначил себя своего рода консультантом танцевальной сцены по МДМА, он публиковал на своем интернет-сайте результаты ежемесячных анализов химического состава таблеток экстази, ездил по разным странам, навещая исследователей наркотиков и сообщая об их достижениях через Интернет или на страницах танцевального журнала Eternity. Почтение, которое испытывали некоторые клабберы к этому неутомимому работнику Всемирной Сети (один почитатель даже начал бесплатно снабжать его МДМА), было еще одним доказательством того, как сильно нуждались люди в знаниях о наркотике, о котором они были очень хорошо проинформированы, но при этом на удивление мало знали.
Но самым ярким литературным явлением экстази-культуры стал писатель из Эдинбурга по имени Ирвин Уэлш. Родившись в унылом районе Муирхаус, Уэлш провел юность в дебрях пост-панка и героиновой зависимости, которая то отпускала его, то вновь возвращалась. В 1993 году 35-летний Уэлш опубликовал свой первый шедевр «Trainspotting», блистательное повествование о слепых надеждах и сумасшедших мечтах группы эдинбургских молодых людей — наркоманов, больных СПИДом, рейверов, скандалистов, пьянчуг и неудачников. За три года было продано почти полмиллиона экземпляров книги, а ее экранизация оказалась одним из самых успешных британских фильмов десятилетия.
«Trainspotting» стал главным культовым текстом 90-х не только из-за литературного таланта Уэлша, но еще и потому, что книга задела за живое всех, кто имел отношение к экстази-культуре. Рассказчик-алхимик, мастер внутреннего диалога и диалекта — отличительная черта старых шотландских писателей, таких как Джеймс Кельман, — Уэлш был больше чем просто «рейвовым писателем». Его сюрреалистическая, часто зловещая, но в то же время жизнеутверждающая проза была искусным описанием мировоззрения гедонистического поколения. В книгах, последовавших за «Trainspotting», Уэлш исследовал социальные и эмоциональные черты клубной сцены и вскоре стал ее иконой и Поэтом. «Всего одна таблетка, — писал Уэлш о своем собственном превращении, — и в моей жизни уже ничто не было прежним».
В произведениях обоих летописцев химического поколения отразились идеологические противоречия, раздирающие экстази-культуру с тех пор, как предпринимательски-развлекательная «техасская группа» дилеров МДМА откололась от терапевтически-духовной «бостонской группы» в начале 80-х. «Что это — разрушительная сила нью-эйджа? — спрашивал Уэлш. — Или просто очередной хитроумный способ сорваться с катушек и отлично провести время ? » (i-D, июнь 1996). Для тех, кто проповедовал мягкую духовную силу МДМА, прием наркотика был священным таинством, они считали, что если принимать МДМА правильным образом, он не принесет никакого вреда. Они никак не могли взять в толк, зачем люди проглатывают по четыре-пять таблеток за ночь, да еще заедают их бумажками «спида», запивают спиртным и занюхивают амилнитратом и кокаином. А сторонники уличного употребления наркотиков в свою очередь утверждали, что средний класс принимает наркотики с умом и что в их версии экстази-вечеринок гораздо больше смысла, чем в потном рейверском «срыве с катушек», который творится в клубах.
