После нескольких месяцев безуспешных попыток ребятам удалось заполучить пятничный прайм-тайм в популярном заведении Вест-Энда — Shaftesburys. Клуб Fun City тут же обрел аудиторию, его постоянный диджей Fabio (Фитцрой Хеслоп) ставил более тяжелый и энергичный инструментальный вариант хауса, который предпочитало молодое поколение любителей танцевальной музы- ки. Adamski (Адам Тинли), бывший панк из сквотов, купивший себе цифровой сэмплер и драм-машину Roland, вскоре стал первой поп-звездой эйсид-хауса, а тогда ставил в клубе пронзительное голое техно. Посетителей стало еще больше, когда в вечеринках стал принимать участие «Anton the Pirate»[76] — гениальный, полный энтузиазма белый молодой человек с длинными дрэдами, без которого не обходилось ни одно значимое клубное событие лета 1988 года. Тейлор и Чемберс, объединившиеся под названием Karma Productions, вступили в бизнес.

На майские праздники они сняли помещение киностудии Westway и попытались устроить там самую эффектную эйсид-хаус-вечеринку. Флайер на вечеринку Energy выглядел как финансовый отчет биржевого брокера: 15 Квт лазеров с водяным охлаждением, 25 Квт видеопроекций, света и изображения, 30 Квт турбозвука плюс: 12 диджеев, 5 танцполов, надувной замок и горка, гонки на машинках и т.д. По стандартам 90-х цена 15 фунтов за вход была более чем скромной, клубы Вест-Энда брали в то время в два раза больше. К счастью, внутреннее оформление не обманывало ожиданий: один зал напоминал греческий храм с ионическими колоннами, другой выглядел как сцена из фильма «Бегущий по лезвию бритвы». После вечеринки, когда последние посетители в полном блаженстве сидели около киностудии, греясь в лучах утреннего солнышка, все сошлись во мнении, что вечеринка Energy задала новые стандарты. «Попробуй-ка сделать лучше!» — будто говорили они Sunrise.

Тем временем Тони Колстон-Хейтер вновь устремился за город, чтобы избежать ненужного внимания полиции, прессы и потенциальных клеветников. После кошмара, который случился в Хэкни и Гринвиче, он много и серьезно размышлял над создавшейся ситуацией. С детства, проведенного за видеоиграми, он был помешан на хитроумных технических устройствах. Ему нравились пейджеры и мобильные телефоны, которые появились в Великобритании за несколько лет до этого и по-прежнему считались экзотичным аксессуаром для яппи. Что бы такое придумать, размышлял он, чтобы сохранить место проведения вечеринки в секрете до последней минуты и сбить полицию со следа?

Он нашел ответ с помощью автоматического коммутатора British Telecom, который подсоединял одновременно несколько линий к одному автоответчику и с помощью которого можно было изменить сообщение на расстоянии, в последний момент позвонив по сотовому телефону прямо с места проведения вечеринки. Таким образом, Колстон-Хейтер мог направлять посетителей вечеринки в определенное место, ждать, пока конвой автомобилей достигнет критической массы, и затем через коммутатор сообщать точный адрес и заполнять помещение, прежде чем успеет вмешаться полиция. К тому же подобный способ связи приносил прибыль. Точно так же, как хаус-музыка была построена на новых интерпретациях музыкальных технологий, Колстон-Хейтер придумал новое применение коммуникационным технологиям, и это на многие месяцы поставило его на шаг впереди других промоутеров.

Дэйв Роберте стал полноценным партнером, и World Wide Productions, как они себя называли, отныне обладали двумя брэндами: Sunrise и новым детищем Робертса Back to the Future. Хотя общественная истерия на время утихла, освещение эйсид-хауса в популярной прессе сильно усложнило поиски новых мест для вечеринок. Они отправляли разведывательные группы на отдаленные фермы, и те сообщали владельцам, что хотели бы арендовать их имущество за несколько сотен фунтов для съемок фильма или передачи спутникового телевидения. Иногда полиция пронюхивала о планах промоутеров и заставляла фермера отказаться. Часто Колстон-Хейтер и Роберте раздобывали помещение для вечеринки всего за несколько часов до ее начала, как это случилось на Back to the Future 2 в Саут-Ворнбороу в апреле 1989 года, когда им пришлось согласиться на силосную башню, наполовину заполненную кормом для скота. Участники вечеринки отнеслись к этому с юмором, посчитав, что с горок из навозных шариков очень весело кататься.

На следующий месяц была запланирована вечеринка Sunrise 5000: Once in a Blue Moon, которая должна была состояться в авиационном ангаре в Санта-Под. К этому времени у Колстон-Хейтера уже была сеть членов клуба, он продавал билеты по принципу пирамиды через агентов — как это делалось на светских балах, и его почтовая рассылка включала 6000 человек. Но, опять же, как бы хорошо ни была организована финансовая сторона дела, устройство самой вечеринки было чревато трудностями. Приехав на место, Колстон-Хейтер обнаружил, что в ангаре нет туалетов и электричества, и вынужден был рискнуть и использовать дизельный генератор с паршивой проводкой рядом с легко воспламеняемой кучей газет и всего четыре туалетных кабинки на несколько тысяч человек. И все же рейв Sunrise 5000 действительно собрал 5000 человек, и оба партнера торжествовали. «Больше никто не осмеливался нас тронуть, — улыбается Роберте. — Мы знали, что добились своего».

Наступило лето 89-го, и каким долгим, каким прекрасным было это лето, самое жаркое за последние десять лет. Дни, казалось, тянутся бесконечно, плавно перетекая в приятные прохладные ночи. Хорошее лето — такая редкость в Великобритании, что, когда оно наконец наступает, кажется, будто поднимается национальный дух англичан и вся страна наполняется неукротимой жаждой удовольствия. Конечно, события 1989 года произошли бы в любом случае, но хорошая погода продлила их и сделала еще более яркими, а может быть, даже была виновата в том, что они произошли именно так, а не как-нибудь по-другому. Сцена прошлого лета была сосредоточена вокруг темных клубов и сырых складских помещений, становившихся местом встреч секретных сообществ с собственным языком и сводом правил, а в этом году все происходило за городом на природе и казалось более открытым и свободным, менее напряженным и не таким эксклюзивным. Каждый мог присоединиться, заплатив за билет и таблетку — тридцать фунтов обеспечивали путешествие в неизведанное и открывали фантасмагорический мир звука и света. В этом году все были участниками «Путешествия на Восток» Германа Гессе, или по крайней мере так им казалось. Возможно, они не очень хорошо представляли себе, куда направляются, но пока они просто отдавались ощущениям этого безумного путешествия.

Терминология тоже изменилась, единственными людьми, говорящими теперь об «эйсид-хаус-вечеринках», были представители прессы. В этом году люди называли большие зрелищные вечеринки рейвами, термином, заимствованным, как и многие другие аспекты эйсид-культуры, из черной соул-музыки (хотя это слово было впервые использовано еще в 1961 году газетой Daily Mail для описания молодых revellers[78] на джазовом фестивале, а журнал об альтернативной культуре International Times в честь своего открытия устроил на лондонской площадке Roundhouse вечеринку с участием Pink Floyd, которую назвал «рейвом на всю ночь», в 1966 году).

Казалось, сборища материализуются из ниоткуда. В воскресенье днем на Клэпхем Коммон можно было увидеть бурлящую цветную массу из оранжевого, зеленого и сиреневого: рейверы собирались тысячами, чтобы насладиться плавным солнечным возвращением с орбиты прошедшей ночи, топая своими Kickers, Timberland и Reebok[79] и мокасинами Wallabee в такт ghetto-blasters[80], потягивая газировку около бара Windmill, вяло забивая косяки и нежась около пруда. Мимо проезжали молодые люди на велосипедах, предлагающие химическую поддержку. Если какой-нибудь из саунд-систем удавалось прорваться через полицейский кордон, вокруг нее собиралась содрогающаяся в странном танце группа людей. Восхитительная спонтанность происходящего заставляла поверить в то, что чудесное может случиться где угодно и когда угодно. Новое настроение отразилось и на том, как рейверы одевались: все ярче, свободнее и безумней — как павлины и пугала, как клоуны и младенцы-переростки в лиловых комбинезонах. Флайеры тоже изменились: светящиеся солнца, сияющие пирамиды, глаза Гора[81] и психоделические фрактальные узоры ослепительно желтого и оранжевого цветов. Танецтоже стал другим: вместо неистового размахивания руками — новые движения: раскачивание бедрами из стороны в сторону, сопровождаемое геометрическими движениями ног по земле. Прошлогодний клич « Эйсииид!» теперь звучал как крик о помощи растерявшегося перед лицом неизвестности. В этом году ему на смену пришло недвусмысленное утверждение: «mental!» [82]. Казалось, это слово позволяет оторваться от обыденности: «mental!» У нас есть миссия, назад ходу нет: «mental, mental, mental!!» Даже музыка как будто бы стала другой, мутировала вместе со сдвигом в коллективном сознании. Величайшими хитами лета были «Strings of life» — волнующая композиция из классики жанра 1987 года коллектива Rhythim is Rhythim и поражающая воображение размеренная мантра Лила Луи «French Kiss», завершающаяся серией стонов оргазма, прежде чем вновь удалиться в электронный космос. Оба трека были инструментальными, но в них было вложено столько душевной энергии, что они приобрели смысл, который было бы невозможно выразить словами. Казалось, нет такой силы, которая могла бы остановить танец. Или все-таки такая сила была?