Бурна-Буриаш подозревал, что Бык[113] и Крокодил что-то замышляют и лихорадочно искал способы защититься от них. Бывший союзник, Паршататарна, разгромлен и в этом деле больше не помощник. Но финикийские купцы давно уже разнесли весть о появлении на западе новой силы. Не подружиться ли с ней?

Глядя на медленно ползущую внизу процессию, Иштартубал кривил губы в усмешке и приговаривал:

-- Какие люди, да с такой охраной...

Он потрепал коня по шее.

-- Ну, вперёд, Нергал. Если уж сам Кариндаш, хитрая лиса, не поленился притащить свои старые кости за тридевять земель, то, верно, этот таинственный Ишкандар и вправду интересен. Пора и нам на него посмотреть...

-- Да задёрни ты занавеску, Диад, -- недовольно пробормотал Селевк, сын Антиоха, -- солнце прямо по глазам бьёт.

Селевк ёрзал на подушках, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее. Он завистливо поглядывал на безмятежно храпящего Итту-Бела, который, казалось, вообще не замечал неудобств путешествия. Вчера, в Угарите, сын Антиоха изрядно накачался вином, теперь раскалывалась голова. Хотя, может это оттого, что он ею регулярно о борт повозки прикладывается. Если бы не это, ни за что не залез бы в этот скрипящий и вздрагивающий на каждой кочке ящик. Коня слуги вели рядом с возком, и Селевк уже подумывал, не будет ли лучше поехать верхом. Глядишь, голова целее будет. Вот только в сон нещадно клонит.

Диад, главный механик Александра, послушался и задёрнул занавеску.

-- Чего ты там высмотрел? -- спросил Селевк.

-- Всадник какой-то за нами наблюдает.

-- Ну и что?

-- А ну как разбойники?

-- Да не боись, -- зевнул Селевк, -- с нами столько доблестных долгобородых, в клочья порвут кого угодно. Если всю дорогу бояться каких-то разбойников, замучаешься хитон стирать. Дорога в Вавилон длинная...

Бехдет, месяц спустя

Улица, идущая вдоль каменной набережной, освещалась факелами, но здесь, в оконечности самого большого причала той половины бехдетского порта, что вмещала боевые ладьи, царила тьма. Лишь серебряное око Йаху, отражаясь в тёмных волнах, давало немного света и позволяло Ранеферу и Маатеманху прогуливаться по пирсу без опаски свалиться в воду. Сколько раз они уже измерили его шагами? Десять? Ранефер, мысли которого были заняты куда более важными вещами, и не думал считать. А вот "Первый Анеджети" обращал внимание на любую мелочь.

-- Всё-таки я думаю, мы слишком рано пришли, -- сказал он.

-- Нет, -- возразил Ипи, -- в самый раз. Он выпустил сову вчера в полдень, отплывая из Хазеты. Значит, скоро появится. С ним один из самых опытных уахенти в Великой Зелени. Ему ли опасаться вод в дне пути от Бехдета? Он знает их, как свои пять пальцев.

-- Он-то знает, -- усмехнулся Маатеманх, -- а Иштартубал настолько безрассуден, чтобы путешествовать по морю ночью?

-- Немного я знаю людей, которым страх был бы ведом в меньшей степени, нежели Иштартубалу, -- ответил Ранефер, -- даже более того -- его привлекает опасность, он пьёт её, словно вино, желая разогнать кровь по жилам.

-- Странно такое слышать о человеке, прославившемся холодным умом.

-- И, тем не менее, это так.

Беседуя, они прогуливались здесь уже час. Отстранённо разглядывали ладьи, стоявшие у пирса. Самые большие боевые корабли, которые до сих времён видел мир: "Звезда Обеих Земель", "Мерит-Ра" и, наконец-то достроенный, специально для Нимаатра, "Повелитель Зелёных Вод", заложенный два сезона назад.

Эта месабит превосходила размерами четыре других своих сестры, осадных ладьи, построенных Тутмосом в минувшем году. Теперь перестали строить такие, отдавая предпочтение скорости и манёвренности при меньшей вместительности. Всё из-за эллинов. Остальные осадные ладьи, что к моменту появления пришельцев ещё не были спущены на воду, поразмыслив, соединили попарно. Превратили в тихоходные, но обладающие огромной грузоподъёмностью транспорты.

Величайший всегда отличался нежной любовью к большим кораблям. Некоторые остряки в окружении Нимаатра даже утверждали, что ладьи милее Менхеперра всех его жён и наложниц. Услышь Величайший такие разговоры, он поотрывал бы шутникам головы, даром, что обычно покладист и совсем не жесток. Не спустил бы речей, задевающих честь Мерит-Ра или младших жён. Но, если задуматься, в этих словах таилась горькая истина. Действительно, ладьи -- единственная любовь Менхеперра. Лишь Анхнофрет могла соперничать с ними в борьбе за его сердце. Могла соперничать. А победить?

Днём в порту не протолкнуться, повсюду снуют моряки, грузчики. Это ещё здесь, в военной половине бехдетского порта, торговцев нет. С ними бы совсем финику негде было упасть. Ночью народу поменьше, но всё равно жизнь здесь ни на минуту не замирает.

Охраняла корабли не простая стража, а Хранители. Их не было видно, но Ипи прекрасно знал, что стоит ему щёлкнуть пальцами, из тьмы немедленно раздастся учтивый вопрос, какие приказания намеревается отдать соправитель Величайшего. При этом говорить о вещах тайных для большинства рядовых служителей Дома Маат можно было без опаски. Они хорошо натасканы в том, чтобы слышать то, что положено, и пропускать мимо ушей не предназначенные для них разговоры.

Ипи слушал отчёты "первого мудреца". В последнее время их накопилось много, в суматохе подготовки к большому походу на Бабили он не успевал ознакомиться с последними донесениями разведки и теперь восполнял этот пробел.

-- Из Угарита что-нибудь определённое удалось узнать?

-- По прежнему всё в тумане, -- покачал головой Маатеманх, -- сдаётся мне, наш дорогой друг архиграмматик, действительно очень серьёзный противник. Если поначалу эллины вели себя довольно беспечно, то теперь нас оценили по достоинству.

-- Неужели Хранители слепы и глухи? -- удивился Ранефер, -- кого ты туда послал?

-- Там лучшие.

-- Может быть, ты ошибаешься? И Александр с Архальбу не пытаются играть против нас?

-- Возможно, -- согласился Маатеманх, -- но некоторые косвенные детали указывают на то, что не всё там так просто. Ну и предчувствие.

-- Уже одно это -- достаточное основание для беспокойства, -- сказал Ранефер, -- не помню, чтобы твоё предчувствие, мой друг, когда-либо подводило.

-- Архальбу во всеуслышание пышет ненавистью к македонянам за прошлогоднее разорение. Но, почему-то купцы, прежде занимавшиеся поставками олова в Киццувадну и Хатти, не выглядят слишком огорчёнными. Есть там один, причитает и сетует, но остальные не рвут волос на голове.

-- Это то самое косвенное наблюдение?

-- Да. Больше ничего. Если раньше руду сплавляли на барках вниз по течению Кудшу, то теперь этот путь закрыт. Но я думаю, есть другой. По суше. Там множество троп, а наших людей в тех краях недостаточно, чтобы проверить всё.

-- Но чтобы никто из торговцев-фенех не проболтался... -- задумчиво проговорил Ранефер.

-- Вот и я о том. Думаю, что сговор есть.

Ранефер не ответил. Несколько месяцев назад по его распоряжению Хранители донесли до купцов фенех мысль, что не стоит возить оловянную руду и слитки на север. Дабы компенсировать убытки, было объявлено, что покупателем теперь будет Страна Реки. Однако ремту не слишком нуждались в олове гор Лебани и потому цены на него значительно упали. "Пурпурные" вздыхали, но возражать не смели. Цари Тисури, Тидаина и Гебала беспрекословно подчинялись Верховному Хранителю.

Архальбу, царь Угарита, мог похвастаться большей независимостью. На него пришлось надавить сильнее. Помогло Ранеферу то, что Архальбу особенно ненавидел македонян и потому рад был им отомстить. Поломавшись, царь согласился установить запрет на торговлю с проклятыми пришельцами. Кроме того он науськивал на эллинов пиратов-кефтиу, превратив свой город в настоящее разбойничье гнездо.

Помогло? Сейчас Ипи в этом сомневался. Теперь он подумывал о том, что не учёл сребролюбие фенех. Они легко забывают обиды, если чрезмерная злопамятность прерывает сверкающий поток, льющийся в суму. Архальбу мог задрать цену, продавать олово втридорога. Наверняка Александр согласился на неё. Ипи на его месте согласился бы. Безвыходное положение. Поставки слитков с месторождений митанни ещё дороже.