-Я вновь завел успевший заглохнуть двигатель, и мы поехали дальше…
Юлия Наумова (до инцидента – студентка, одногрупница Сергея)
Она огибает ступени какого-то магазина. Витрины его изрисованы неаккуратными тегами, которые практически невозможно прочитать. Слева стоят несколько машин, одиноко припаркованных сбоку от пустой дороги. Юлия указывает в их сторону.
-Машины отсюда пытались вклиниться в общий поток, освобождая нам место. – Она проходит мимо дерева, бросая на него мимолетная взгляд. – Тут, как видите, деревья, из-за них маршрутка не могла беспрепятственно проехать по тротуару. И Вите приходилось объезжать их, опустив левые колеса на обочину. Он вцепился в руль, ссутулился и постоянно смотрел по сторонам, ища возможности проехать. Хотя дорога словно сама вела нас. Мы катились по импровизированному коридору из машин и ограждений.
Юлия спускается с тротуара и проходит мимо въезда во двор, перегороженного черной решеткой ворот, увешанной предупреждениями. Она слегка замедляет шаг, глядя на пустую дорогу слева. Будто что-то привлекло ее внимание. Секунду она не двигается, воскрешая в своей памяти болезненные картины Инцидента, затем резко переводит испуганный взгляд на камеру, отворачивается и вновь продолжает движение.
-Между машин бродили зараженные, взбудораженные звуками работающего мотора. То тут-то там стояли пустые автобусы без номеров маршрута, военные грузовики, так же застрявшие в неподвижном потоке. Машины ютились в нем порой так близко друг другу, что чуть не касались бамперами. Витя вел медленно, осторожно огибая каждое препятствие, а я смотрела в окно, и наслаждалась осознанием того, что скоро меня здесь не будет. Это чувство сродни тому, когда сидя в теплом доме наблюдаешь за бушующим на улице ураганом. Уютно. Да, наверное, именно уютно мне было. Меня везли домой. От паники и беспокойства остались лишь назойливые отголоски. И я просто смотрела на опустевшие улицы, первый и единственный раз не для того, чтобы искать опасности.
Юлия поравнялась с фасадом высокогосерогоздания с квадратными окнами.Передним расстилаетсянеухоженный заросший газон. Судя по тонким пням, раньше здесь красовались ели.
-Тут Вите приходилось немного заезжать на газон, а дальше у перекрестка и вовсе пересечь его, чтобы объехать машины, поворачивающие в общий поток. Вот там. – Она протягивает руку вперед и камера увеличивает узкую полосу асфальта, ответвляющуюся от шоссе вправо. – Позади тех машин брошенный автобус с покрытыми засохшей кровью окнами перегородил почти всю дорогу, образовав немного свободного пространство. Его как раз хватило, чтобы маршрутка проскользнула поперек дороги и вновь взобралась на тротуар. Когда к нашей машине подбирались зараженные, они просто соскальзывали по бортам, не в состоянии двигаться с той же скоростью. Пока маршрутка двигалась, нас нельзя было окружить. Главное было не останавливаться, и судьба предоставляла нам все новые и новые проезды в нагромождениях машин. На следующем перекрестке Вите удалосьсвернуть на Площадь Ленина. На повороте машины стояли не так плотно прижавшись друг к другу, и отодвигая некоторые из них в стороны носом маршрутки, он пересек поток.
Юлия поворачивается к камере. Ее губы напряженно сжаты, пока она собирается с мыслями.
-Знаете… я по-прежнему не могу отделаться от мыслей о том, что все происходящие здесь одиннадцать месяцев назад имело мистический характер. Немилосердный замысел Бога, уставшего любить человечество. А в центре этого замысла Сережа. Я понимаю, что это глупо… Просто… - Она тяжело вздыхает. – Все эти сложные переплетения судеб, приводящие в итоге к самым неожиданным последствиям, смерти и обесценивания человеческих жизней, цепочки странных совпадений… Почему, к примеру, перекресток, с которого мы могли бы покинуть город был заблокирован, в то время, как путь на Ленинскую был открыт? – Юлия резко поворачивается, указывая рукой куда-то вдаль. – Разумеется, поток мог немного ослабнуть по причине того, что у поворота на дороге появлялась встречная полоса, и многие, скорее всего, ехали в другую сторону к Московскому шоссе. Так было короче. Еще, в нескольких метрах, на площади, был пункт эвакуации, и люди могли уйти, туда бросив машины. Это все могло ослабить поток. Но не образовать коридор для нас. Судьба любезничала с нами, пока мы были нужны, но с остальными она была жестока. Асфальт и капоты машин были залиты кровью. Она засыхала тонкими струйками на светящихся слабым светом фарах. На лобовых стеклах виднелись кровавые отпечатки ладоней…
Юлия мельком оглядывается на камеру и продолжает свою прогулку.
-Проезд для нашей маршрутки сделали зараженные и их жертвы. Они заставили водителей остановить машины именно там, где это было необходимо для нас. Весь город полнился подобными картинами, напоминающими о первых часах Инцидента, из-за которых кровь стыла в жилах. На каждом квадратном метре асфальта, на каждой капле крови читалась чья-то трагичная история. Я буквально видела бестелесные образы людей, спасающихся от еще непонятной им опасности. Они бросали свои машины, бежали в никуда. Схваченные зараженными содрогались в конвульсиях боли, истекали кровью, а потом вставали и начинали бессмысленно слоняться в поисках новых жертв. Это ужасно… Я помню зараженного, который сидел в одной из машин на пассажирском сиденье и тщетно пытался выбраться из пут ремня безопасности. Когда мы проезжали мимо, он провожал нас бессмысленным жестоким взглядом. А на губах его запеклась кровь. Место водителя, разумеется, пустовало, но я знала, что водитель бродил где-то рядом.
Дождавшись зеленого сигнала светофора, Юлия переходит пустую дорогу.
-Въезд на площадь преграждали ограничительные столбы, и Витя попытался объехать их по тротуару. Бордюры были высокими, поэтому несколько раз маршрутка стопорилась и глохла, но,в конце концов, машина все же взобралась на них. На самой площади царили полная разруха и запустение. Повсюду валялись элементы ограждений. В ста метрах от нас, около театра, где располагался пункт эвакуации, асфальт покрывали огромные брезенты от палаток. У здания администрации на боку лежал перевернутый военный грузовик, а на ступенях валялись трупы. Наверное, трупы. Они были далеко,и я не могла хорошо их разглядеть. Но внутри меня было странное желание, чтобы это оказались просто зараженные, ожидающие своего полного обращения. При их виде меня охватывал ужас. Само упоминание о смертиужасало, а ее материальное воплощение просто бросало меня в дрожь. На моих глазах уже убили зараженного, но тогда это была борьба. Тогда все происходило так быстро, в адреналиновом шоке, что некогда было задумываться. А, сидя в маршрутке, в покое и уюте, все ужасы Инцидента, к которым, казалось, я уже привыкла, начинали пугать меня с новой силой. Те люди на ступенях… - Она тяжело вздыхает. - Я постаралась как можно скорее отвернуться от них, доверившись слабой надежде, что они живы, пусть и заражены. Уж лучше зараженные, чем мертвецы. И зараженные были на площади. Может быть несколько сотен. Они стекались из проулков в огромную толпу слева от здания театра, и конца этой толпы не было видно. Ребята из салона продвинулись вперед, чтобы лучше разглядеть ее. Данила присвистнул сквозь маску, остальные не могли сказать ни слова. Это было пугающе грандиозно. Толпа находилась от нас в сотне метров, но даже сидя в машине, сквозь рокот работающего двигателя, я слышала стенания зараженных, разбитые на огромное количество голосов. Завидев маршрутку, они двинулись к нам, это бескрайнее море людей. Витя выругался и неаккуратно стал выруливать на мостовую. А Сережа, который все это время сидел, подперев щеку рукой, лениво подался в перед и тихо спросил: «Интересно, как они отличают людей от зараженных?». Я тогда подумала, какая ему разница?
Алексей Черенков (биохимик, эпидемиолог, магистр наук, правительственный консультант по вопросам биологических угроз)
Алексей Павлович пожевывает губы, глядя куда-то перед собой, и, по-видимому, собираясь с мыслями. Наконец, он начинает говорить, так и не переведя взгляд на камеру.
