-Огромную лепту в наше понимание жизнедеятельности зараженных внес Сергей Нестеров. После спасения членов его коммуны, они поведали нам о многих открытиях, принадлежащих их лидеру, которые мы сделать попросту не могли. Нам не хватало на это времени и ресурсов. И, кроме того, проводить тесты над искалеченными болезнью людьми просто негуманно. Сергей Нестеров стал для нас неким подобием Сиро Исии. Несдерживаемый человеколюбием и движимый желанием выжить, породившим невыносимую жестокость, он наблюдал и делал выводы. К примеру, он выяснил, что памяти зараженных хватало лишь на 15-20 секунд. Таким образом, зараженный, преследовавший свою жертву и потерявший ее из виду, в скором времени забывал о ней и уходил прочь, чтобы вновь начать свои поиски.
-Но как же зараженный отличал свою жертву от себе подобных, ведь любое замеченное им движение становилось призывом к действию? Мы не могли это выяснить, даже имея десятки пораженных жадинкой трупов для вскрытия и изучения. Дело совсем не в том, что все работники моего штата глупы и необразованны. Отнюдь. Просто мы не ставили разрешение данного вопроса основной задачей. Мы старались делать выводы, но без полевых исследований, все они были не более чем теориями. Были предположения, что зараженные использовали зрительное распознавание, для того жадинка и коверкала мышцы носителя судорогами. Другие считали, что различию способствовали небольшие специально-выделяемые дозы экзотоксина на эпителии зараженного. Некоторые даже допускали наличие ментальной связи.
-А Сергей Нестеров использовал Бритву Оккама. Не нужно было ничего усложнять, приписывая жадинке все новые сверхъестественные способности, коих и так было в достатке. Ведь она не делала ничего специфического, чтобы выделить своего носителя. Она просто жила, и как любой живой организм выделяла продукты жизнедеятельности. По причине того, что масса жадинки в организме зараженного составляла примерно 7% от его собственной массы, выделений было очень много. В основном это был кадаверин. В некоторых случаях присутствовал путресцин. Они выводились из организма зараженного через дыхательные пути и эпителиальные поры, окружая его ореолом тошнотворного трупного запаха.То есть, скопившись в организме зараженного человека, в достаточном количестве, бактерия отмечала его в восприятии других зараженных не представляющим интереса для дальнейшего заражения.
Тяжелый вздох.
-Больное внимание зараженных привлекало любое движение, любой звук. И неважно, стал ли тому причиной человек или случайный порыв ветра. Они брели к источнику, выискивая жертв. И лишь запах разложения мог отбить у них интерес.
Алексей Павлович потирает глаза под очками, облизывает губы и лишь потом говорит:
-Холодные, практически обездвиженные, пахнущие тленом. Воистину, ходячие трупы…
Юлия Наумова (до инцидента – студентка, одногрупница Сергея)
-Они все были там. –Перед Юлией расстилается громадное асфальтное полотно. Далеко впереди оно сужается в шоссе, огибая стоящее справа рыжее кирпичное здание. Площадь зажата между двумя грандиозными строениями – слева это угловатое пятиэтажное здание администрации украшенное темное лепниной советской тематики. Над нимна высоком шпиле развивается флаг России. От фасада здания вниз каскадом спускаются упорядоченные нагромождения тротуаров, ступеней и клумб. В центре этой обширной конструкции на пьедестале находится черная фигура Владимира Ильича Ленина. Он указывает рукой прямо перед собой, на площадь и дальше – туда где справа от нее за рядом фонарных столбов находится огромная белая коробка из стекла и бетона, являющаяся театром.– Вот там, где театр, видите? – Юлия оглядывается на камеру. – И они заполоняли все пространство, насколько хватало взгляда.
Она поворачивает направо и медленно идет к мостовой.
-Тогда я и начала понимать всю масштабность происходящего. А ведь это были только первые часы Инцидента. Количество зараженных повергало в холодный, ноющий и при этом даже немного благоговейный ужас.Витя попытался как можно скорее завернуть за угол, чтобы скрыться из их вида. И мы оказались на мостовой. – Юлия останавливается и замолкает, позволяя камере обозреть панораму.
Вниз по наклонной уходит широкая мостовая, мощенная грубо отесанным темным камнем. Вдоль нееза тротуарами,засаженными выстриженными пожелтевшими кленами, по обе стороны идут почти непрерывные строи из фасадов невысоких аккуратных зданий, первые этажи которых в большинстве своем оборудованы под кафе или магазины. Вывески над многими заведениями отсутствуют и об их былом предназначении можно догадаться только по грязным витринам. По центру мостовую делит пунктир из клумб, ныне лишенных цветов, засыпанных лишь черной землей. В самом низу, темный камень сменяется серым асфальтовым покрытием пешеходного моста, нависшего над рекой. А еще дальше, за ним открывается живописная панорама города. В центре ее видна громадная церковь, чей огромный купол, играет яркими отсветами в послеполуденном осеннем солнце. Перед церковью навстречу мостовой спускаются кавалькады домов, перемежающихся дорогами и скверами.
-Там, слева вздымался столб черного дыма. – Голос Юлии звучит неестественно громко после наступившей тишины. На мостовой, вдали от потоков редких машин, особенно тихо. –Московское шоссе было забито так же как и все остальные дороги в городе, это было сразу видно. – Юлия вновь умолкает на несколько секунд, глядя на город внизу, затем поднимается на тротуар справа и продолжает свою прогулку. – Витя старался уехать от толпы как можно быстрее. Но неровное покрытие мостовой и одиноко бродившие на нашем пути зараженные не позволяли развить хорошую скорость. И хотя нас всех сильно трясло, когда маршрутка подскакивала на очередной неровности, я пыталась разглядеть как можно больше в опустошенном городе. И хотя я боялась, того, что могла увидеть, меня питал какой-то извращенный жгучий интерес к окружению. – Она делает небольшую паузу, все еще продолжая идти. За это время камера успевает показать несколько домов с обрушенной штукатуркой. – В городе была не просто другая атмосфера. Я словно попала в новый мир. Чудовищно прекрасный. Ужасный и при этом притягательный. – На лице Юлии появляется виноватая улыбка. – Я не хочу сказать, что он мне нравился разрушенным. Наверное, это тот же эффект уюта. Ведь когда сидишь в тепле, то сильнейший ливень за окном тоже кажется прекрасным. Город, который всегда лихорадило от гомона его жителей и индустриальных шумов, теперь был величественно тих и спокоен. Он безмолвно умирал, и мы не хотели быть его частью, когда он умрет окончательно…
Виктор Суриков (до инцидента – студент, одногрупник Сергея Нестерова)
-На булыжниках, покрывавших площадь, нас трясло так, что желудок подкатывал к горлу, поэтому выбраться на ровный асфальт Александровского моста было несказанным облегчением. Зомбаков здесь бродило предостаточно – они растянулись узкой полосой от ограждения до ограждения примерно на середине моста. К счастью, особых проблем от них не было - зомбаки сами расступались перед машиной, будто обтекая ее, бесполезно елозя своими ладонями по желтым бортам «Газели». Наконец, миновав эту живую границу, в двухстах метрах впереди мы увидели дорогу.
Виктор как-то странно улыбается, поправляя браслет на правой руке.
-Дорога, к которой мы подъезжали, огибала большой сквер и здание ТЮЗа прежде чем влиться в широкое Московское шоссе. И она была забита. Посреди бесконечной гирлянды из разноцветных автомобилей замер трамвай, над легковушками возвышали автобусы, которые никогда не ездили этой дорогой. Все они не позволяли разглядеть, что творилось на самом Московском шоссе, но это и так было ясно.
-Я остановил «Газель» впритык к автомобильной колонне. Никакой безумной паники не было, никаких приступов судорожного отчаяния. Забитых дорог мы уже успели навидаться и то, что нам удалось добраться так далеко – огромная удача, которой, само собой, должен был прийти конец. Надежда, конечно, все равно была, поэтому комок обиды к горлу подступил, но ничего неожиданного для меня не произошло. Серега, разглядывая поток машин, молча покивал – мол, что и требовалось доказать. Он неспешно взял с сиденья рядом биту, разблокировал свою дверь, открыл ее и соскочил на асфальт. С секунду, натягивая на лицо хирургическую маску, он оценивал расстояние между нашей «Газелью» и зомбярами, которых мы оставили на мосту. Они медленно, но верно шли за нами. Убедившись, что время есть, Серега захлопнул дверцу и с битой наперевес засеменил к затору. Озираясь по сторонам, он добежал до колонны, протиснулся между двух машин и исчез за трамваем. Я не совсем понимал, что он пытается найти, но решил, что ему виднее.
