ВАХТАНГОВЕЦ
Николай Гриценко
145
ВАХТАНГОВЕЦ
Николай Гриценко
в жизни. Такого, как у Гриценко, быть не могло. И Мамин-Сибиряк на
писал Молокова другим. Но невероятное в человеке Гриценко оправды
вал. Мы точно знали, что этого не может быть, но так же точно знали,
что это есть. «Оправдание невероятного, небывалого» - и есть вахтангов
ское направление. Я дружила с Николаем Олимпиевичем и его сестрой
талантливой драматической актрисой Лилией Гриценко, очаровательной,
обаятельной, с необыкновенным оперным голосом, но особенно - с их
матерью. Она не раз мне говорила: «Знаешь, Юля, вот я смотрю на Колю
и на Лилю и думаю: «Господи, неужели это мои дети? Спасибо Господи,
что они у меня такие!…»
Однажды эта самая мама Гриценко пришла к нам на спектакль «На зо
лотом дне». Не «мама-зритель», а очень театральная мама, которая не вы
лезает из театров, смотрит все премьеры. В антракте после первого акта
она появилась в моей уборной, похвалила меня за Анисью, а потом осто
рожно спрашивает: «Юля, я с такой радостью смотрю спектакль, а когда
же Коля- то мой выйдет? У него, наверное, роль совсем маленькая?»
Я изумилась: «Фаина Васильевна, да вы что?! Он же весь акт не сходил
со сцены…» Мама: «А кого же он играл?» Я: «Да моего отца!…»
Мама: «Вот этот рыжий, с гнусавым голосом, с носом-картошкой -
Коля?!!»
И это говорила мать, которая видела сына во всех его ролях. И не узна
ла его - огромного, кудлатого, заросшего бородой, с багровым носом -
картошкой, с гнусавым голосом… Театр «входил» в любое создание Гри
ценко и возникало чудо. Но это невероятное, чего не могло быть в жизни,
действовало гораздо сильнее, чем то, что в ней могло быть… Знаменитую
мизансцену с нырянием Молокова под диван Гриценко репетировал чуть
ли не 250 раз. Я уговаривала его поберечься, приносила ему бутылки с го
рячей водой. У него сильно болела язва желудка. Он так и репетировал,
прижав к животу самодельную грелку. А родилась мизансцена «с ныря
нием» случайно. На сцене стоял низкий диван. По низу сидения повесили
длинную густую бахрому, отчего казалось, что щель между диваном и по
лом совсем узкая. На самом деле она была шире. Большой Гриценко туда
влетал. Зрительный зал ахал оттого, как он туда попадал.
Пьяный в последней степени Молоков являлся выяснять отношения
с зятем- стариком, мужем моей Анисьи, которого играл наш замечатель
ный актер Бубнов. Гриценко показывал Бубнову здоровенный кулак и мед
ведем двигался на него. Тот ударял его изо всех сил по руке, резко разво
рачивал. Николай Олимпиевич делал пирует и, потеряв равновесие, летел
к дивану. В первый раз не долетал. Попросил повторить. Опять недолет.
Еще и еще раз повторял, а сам держался за свою язву.
146
ВАХТАНГОВЕЦ
Николай Гриценко
Я ему говорю: «Слушайте, угомонитесь! Я на вас без жалости смо
треть не могу… Ну, сиганете вы под диван…Ну, не сегодня, так завтра,
послезавтра…»
«Нет», - отвечает. И пока не добился своего, не прекратил пробовать.
В результате получилось замечательно. Когда он вылезал из-под дива
на, было очень смешно. Ничего не видя, словно во тьме ночной, с полу,
снизу спрашивал Бубнова: «Ванька… Где ты?»… И ощупывая ногу
зятя- разорителя руками, лез вверх по его сапогу.
На каждом спектакле я тащила его из-под дивана за ноги, за полы сюр
тука… Гриценко очень любил, чтобы я его тащила, а он такой большой,
тяжелый упирался… Я его просила, умоляла шепотом: «Николай Олим
пиевич! Вылезайте, я больше не могу!» А он нарочно тянул время… Но од
нажды - никак не вылезает. Я чуть не плачу, ругаюсь сквозь зубы. По
том чувствую, что - то не так, что-то под диваном происходит. Он там
ползает из стороны в сторону, шарахается… Наконец, вылез. Я спраши
ваю, еле двигая губами, так чтобы зритель не слышал: «Ну, что вы?!» А он
отнял руку от лица, смотрит на меня несчастными глазами и отвечает:
«Я нос потерял!…» У него была нашлепка огромная, картофелиной, сизо
го цвета. И вот вообразите: рыжая клокастая шевелюра, багровое лицо,
щеки помидоры, глаза - щелки, заплывшие от пьянства… Нашлепку он
под диваном уронил и не смог найти. А при таком гриме его собственный,
нормальный, даже красивый нос показался маленьким, тоненьким, блед
неньким, жалким. Я стою спиной к зрителю и трясусь от смеха. На сцене
смешное втрое смешно, а он трагическим шепотом умоляет: «Юля, пои
щи, поищи его!…» Все это происходит в считанные минуты. Я от смеха
сдвинуться с места не могу. Тогда он сам нагибается, шарит рукой под
диваном и вдруг снизу гробовым шепотом объявляет: «Нашел…» Под
нялся, хочет прилепить «картофелину» на нос, а она не приклеивается…
Он пробует еще раз… Анисья стоит, Бубнов ждет, наблюдает, а Гриценко
выделывает непонятное… И зал видит: с Молоковым что-то происходит…
Но Молоков же пьян вдребезги, мало ли что ему в голову придет. И вдруг,
обозлившись, Гриценко поворачивается к залу, смотрит с яростью на ла
дошку, где эта гуммозная нашлепка лежит, и как «блямкнет» ее об пол!…
Самое удивительное, что публика все это приняла, как должное. Сцену
Николай Олимпиевич доиграл с собственным носом и ушел под бешеные
аплодисменты».
Вера Максимова
147
Главный герой - наш современник
Любая из сотни его работ - в кино, на телевидении, в театре - вызывает
живейший интерес. Он не оставляет равнодушным зрителя потому, что
сам никогда равнодушным в творчестве не бывает. «Театр для меня все
в жизни», - говорит артист.
Вспоминая созданное Н. Гриценко на сцене, невольно теряешься: нелег
ко сделать выбор, остановиться на какой-то одной роли…
Лет двадцать назад он сыграл в Театре имени Евг. Вахтангова Олеко
Дундича. Это был человек, отдавший жизнь за революцию, за счастье
и свободу людей. Артист, проникнувшись душевной красотой персона
жа, создал убедительный героический образ. Гриценко с потрясающей
силой передавал страстную веру Олеко Дундича в дело революции, в по
