На прошлом Кубке Содружества Бородюк смотрел казахскую молодежку и одобрительно щелкал языком, отзываясь об уровне юных казахов. Особенно хвалил седьмого и десятого номера. Я сказал ему тогда:

– Ты так их хвалишь, словно на себя готов роль их тренера примерить.

Генрихович начал отрицать. Настолько рьяно, что я готов был его заподозрить в обратном. Но потом вспомнил, как он восторгался молодым мексиканским нападающим, который прогремел на Кубке Яшина, когда работал в «Динамо» спортивным директором. Предлагал купить его за миллион. Тему обсуждать не стали, а парня потом взяли в английский суперклуб. Уже за пять миллионов.

Я взял на всякий случай поводок, хотя почти всегда пес отлично идет рядом и без него, вышел из дома, дошел до лесочка и отпустил собакевича погулять. Открыл Фейсбук, стараясь встать так, чтобы мокрый снег не валил мне в лицо. Два запроса о дружбе и одно сообщение. Добавил неизвестных пока мне людей в друзья и щелкнул по переписке. Там было фото, а следом вопрос от моего донецкого товарища – не я ли на нем во втором ряду справа?

Да, это был я. Смешной, в смешном костюме. Лет десять назад. Это было на пресс-конференции Рината Ахметова.

Донецк летом был чудесен, несмотря на жару. 1999-й год, «Шахтер» – вечный второй за «Динамо». Могу ошибаться, но, кажется, я был первым московским журналистом с «федерального» канала, который прилетел снимать сюжет о футбольном Донбассе.

Марк Юрьич Левицкий был сама любезность. Когда-то московский одноклассник Игоря Нетто, потом отличный журналист и комментатор, а в ту пору – пресс-атташе «Шахтера». Мы сидели в каком-то итальянском ресторане после долгого дня, и Марк Юрьич вел себя так, что я не выдержал и спросил, не одессит ли он?

– Солнышко, – сказал он официантке, – французский коньяк не надо, он дорогой. Будем экономить на таможне, а не на звездочках. Принесите армянский. Хороший.

Стоп. Если была эта сцена, значит, это был уже 2002-й. И это был мой второй визит в Донецк. Марк Юрьич опекал меня и в первой поездке, но в итальянский ресторан мы тогда не ходили.

Рядом со мной сидел Боря Саксонов, главный спортивный оператор на Первом, а заодно и оператор на 7ТВ. Добрейшей души человек. Слегка глуховатый. Когда он не до конца слышал, что ему говорят, то совершенно беззащитно улыбался. Однажды я ехал из Фару в Лиссабон в машине, где Боря был за рулем. Я сидел рядом с ним, а на заднем сиденье сидели два могучих старца – Маслаченко и Орлов. Геннадий Сергеич пытался пересказывать истории Гиляровского, но Никитич легко пресекал эти попытки и ударялся в личное прошлое.

– Боренька! – говорил мэтр. – А ты помнишь наш матч с «Крыльями» в Куйбышеве в шестьдесят седьмом, а?

Боря плохо слышал, но покорно кивал.

– Я слез вечером после отбоя по водосточной трубе, поймал такси и поехал в ресторан, где играл джаз. Мой юный друг, это было нечто! Я вернулся в гостиницу только в пять утра, зашел в номер…

– Забравшись по водосточной трубе? – невинно уточнил я.

– Ха-ха-ха!!! Считается!.. Немного поспал, потом установка, отъезд на стадион… Мы выиграли 1:0, и я взял пенальти.

За четыре часа дороги Владимир Никитич взял около пяти пенальти. Я жалел, что мы ехали в Лиссабон, а не в Порту, до которого было бы еще три часа пути…

Когда принесли коньяк, Марк Юрьич разлил его нам – щедро, но аккуратно. И вдруг спросил:

– Илюша, как зовут твоего оператора?

– Борис Маркович.

– А твое отчество?

– Аркадьевич.

Он поднял бокал повыше и торжественно сказал:

– Мне нравится состав вашей группы!

И мы выпили. Я по юности лет чуть не попытался сказать, что я тут не совсем при делах, но вовремя успокоился.

На следующий день нас отвезли на базу. Я уже бывал там, а Боря ошалел от красоты. Бегал, снимал ее по кругу, несмотря на солидный возраст. Затем Марк Юрьич прикрикнул на него, и мы пошли на интервью с Ахметовым.

Через какое-то время я прилетел в Донецк снова – на открытие отеля «Шахтер Плаза». Было очень торжественно, кругом толпились журналисты. Я уболтал полететь со мной Диму Федорова, и мы стояли в сторонке, наблюдая, как Ахметов общается с нашими украинскими коллегами.

Ринат увидел нас, подошел. И мы минут двадцать под прожигающими взглядами коллег гуляли по холлу. Потом он сказал, что мы его гости и что вся палитра наслаждений этим вечером к нашим услугам. Надо только сказать, что мы хотели бы из развлечений.

Я посмотрел на него и сказал, что очень люблю Донецк, «Шахтер» и часто приезжаю сюда. А Дима впервые в этом городе. И я бы очень хотел показать ему клубную базу, поскольку это – настоящее чудо. А потом у нас уже запланирован вечер с друзьями-журналистами, и большое спасибо вам за такую заботу.

Ахметов, мне показалось, опешил. Даже моргнул. Но уже через секунду рядом с нами стоял человек, нам дали «Мерседес» из кортежа босса, и мы понеслись на «Киршу». Хохоча и дурачась по дороге, чтобы потом ходить и восхищаться по трехэтажному зданию в компании директора Юры Такташева.

Потом мы помчались в какой-то клуб, к друзьям-коллегам. Димка чудил, танцевал. Секретарь «Шахтера» Диана, дива с шестым размером бюста, сказала во время их танца на весь зал:

– Прижимай сильнее, московский! Я же баба, а не балерина.

Чтобы ему было совсем хорошо, я арендовал стоящий наготове кабриолет «Ауди» 1937 года, и под мелодии из его автомобильного детства мы помчались в отель по ночному летнему городу.

Через пару лет, когда «Шахтер» шумно праздновал свой юбилей в парке на базе – с певцами, ведрами черной икры, девушками из консумации, мы были с Димой среди гостей. Было восхитительно. Я бродил по дорожкам, обнимаясь со старыми знакомыми, пошутил с Прокопенко о «Роторе», подмигнул богине-секретарше и остановился выпить и поболтать с Александром Серовым, который несколько раз за вечер успел спеть гимн «Шахтера».

И тут навстречу нам вышел Ринат. Как всегда, чертовски обаятельный.

– Хороши девушки? – спросил он, показывая на моделей, плавно передвигающихся по залу.

– Богини! – искренне сказал я.

Он наклонился ко мне и сказал:

– Выбери любую!

До сих пор сомневаюсь, правильно ли я расслышал первое слово. Может, в нем не было буквы «р», и порядок букв был чуть иной. Хотя это ничего не меняло.

– Не могу, я влюблен, – сказал я и добавил: – Но есть другая просьба.

– Любая, – ответил Ахметов, напоминая джинна из «Тысячи и одной ночи». Да он, по сути, и был им в тот вечер.

– Вон Дима, – сказал я и показал на Федорова. – Можно я ему базу покажу?

Мы хохотали. Как безумные. Серов не понимал, что нас так рассмешило, но тоже присоединился к нам, красиво загрохотав своим могучим голосом.

Как же я любил летний Донецк! И как же давно я в нем не был…

Однажды у меня сошел с ума оператор. По-настоящему.

Мой юный друг Ромка Грибов был гендиректором «Сокола». «Сокол» шел в лидерах ПФЛ и собирался выходить в Высшую лигу. Вице-президентом был доктор Адель, тренером – Корешков, тренером вратарей – Димка Тяпушкин, капитаном – Дима Кузнецов, которого я когда-то обожал еще как капитана садыринского ЦСКА.

Это была банда. Супербанда! И когда Рома сказал мне: «Слушай, поехали с нами на первый январский сбор в Турцию», я не то что согласился – я сразу побежал паковать чемодан. Точнее, сумку. Чемодан у меня тогда был всего один, и он больше подходил для вояжа в медовый месяц или шопинг-тура в ту же самую Турцию.

В Шереметьеве нам сказали, что чартер задерживается, и повели перекусить. Адель Иваныч с Ромой спорили, кто гостеприимнее. Я махнул пятьдесят граммов коньяка на аперитив (страшно вспоминать, но в юности такое случалось), а оператор отказался. Его ломали, убеждали, брали на слабо́, но он стоял на своем. Я знал, что он зашит, но молчал. А друзья-саратовцы не знали. И отказывались верить, что встретили оператора-трезвенника.