Боевики тотчас же передергивают затворы автоматов. Мы замираем в ожидании худшего. Женщины стараются не смотреть. Звучит приказ увести ослушавшегося пленника за угол и прикончить его там.

«Какая гуманность», – горько иронизирую я, провожая взглядом несчастного человека.

Ощущается всеобщая оторопь с долей недоверия. А вдруг все это блеф и никто не собирается расстреливать заложника? Но несколько коротких очередей отрезвляют пленников.

– Так будет с каждым! – заверяет нас долговязый тип и отдает команду вернуть всех в тюрьму.

Он уверен, что может так запугать нас. Но во мне еще больше усиливается желание бежать. Если раньше оно заканчивалось там же, где и начиналось, то сейчас я приступаю к детальной проработке плана побега. На это уходит остаток дня.

Йордан удивлен моему молчанию. Коллега думает, что я нахожусь под впечатлением от показательного наказания наших соседей. Мне стоит немалых усилий поведать ему то, к чему я пришел после долгих часов молчаливых размышлений.

Сначала он мне не верит, потом выражает сомнение в осуществимости того, что я задумал. Мне приходится приводить все новые и новые аргументы в пользу моего плана.

Христов внимательно выслушивает меня. Его лицо меняется, светлеет впервые за время пленения. Он понимает, что мой замысел не такой уж и безрассудный, каким показался ему сначала.

План мой рассчитан не на один день. Однако к его осуществлению мы приступаем немедленно, на следующую же ночь после экзекуции. Все пленники, кроме нас, спят.

Охранники находятся во дворе, рядом с входной дверью. Раз в час один из них обходит вокруг дома, а другой забредает внутрь. При малейшем подозрении он готов открыть любую комнату, где содержатся заложники.

За время пребывания здесь, особенно при выходах на прогулки, я сумел хоть как-то изучить планировку здания и узнать кое-что об окрестностях. Одна сторона нашей с Йорданом камеры выходит во двор, сразу за которым начинается Каменистая Сахара. В глинобитной стене масса трещин. Это и неудивительно, ведь дом, который боевики превратили в тюрьму, довольно старый. Трещины долго мозолили мне глаза. Но я наконец-то сообразил, что их можно использовать при подготовке побега.

Пару часов мы тратим на то, чтобы лишний раз убедиться в том, что интервалы между обходами, совершаемыми охранниками, составляют примерно час. Это мое наблюдение подтверждается, и мы сразу же беремся за дело.

За время дневной прогулки мы сумели незаметно насобирать в карманы и пронести с собой несколько кусочков дерева. Сейчас же я и Йордан занялись делом, на первый взгляд кажущимся весьма странным.

Мы берем эти щепки и заталкиваем их в трещины, хорошо заметные в глинобитной стене. Делаем так, чтобы деревяшки плотно прилегали друг к другу. Как только трещины оказываются забитыми древесиной, мы приступаем к следующему этапу работы. Йордан достает из саквояжа два шприца, один передает мне. Мы заполняем их водой и буквально вдавливаем ее в куски дерева, заложенные в трещины.

Для чего все это? Дело в том, что нам доступен только один способ тихого воздействия на стену, преграждающую нам путь к свободе. Он очень древний, но едва ли не самый совершенный. Ведь вода – это великая сила!

Речь идет не только о бурных речных потоках океанических цунами, способных в буквальном смысле смыть с лица земли целые поселения и даже города. Я говорю о воде как таковой. О ее силе знали еще древние люди и пользовались ею для своих нужд.

Ученые долго спорили, каким образом древние египтяне откалывали огромные блоки песчаника для строительства пирамид. По данным современной науки, эти мастера Древнего Египта с помощью бронзовых долот вырубали в песчанике щели, вставляли в них дерево и поливали его водой. Оно разбухало и расширялось, что способствовало появлению трещин в каменной породе.

Вот и мы с Йорданом пытаемся сейчас проделать то же, чтобы вода и дерево постепенно разрушили ненавистную нам тюремную стену. Уверенности в положительном результате у нас хоть отбавляй. Даже мой коллега позабыл про свой недавний скепсис.

До рассвета еще очень далеко, а мы уже успели обработать все трещины, которые определили заранее. Через десять минут охранники начнут свой обход.

Мы завешиваем обработанный участок стены одеждой, тушим очередную лучину, в свете которой заканчивали работу, и укладываемся каждый на свою лежанку. Христов удовлетворен нашей работой, однако считает, что на этом останавливаться нельзя.

– Артем, мы должны сегодня же продолжить начатое дело, – спокойно заявляет он, наверняка понимая, что я перечить не стану.

– Да, только обождем, пока закончится обход, – быстро соглашаюсь я.

В эти секунды слышится, как открывается входная дверь, и один из боевиков, караулящих нас, входит в дом. Одновременно мы слышим шаги его напарника, доносящиеся снаружи, и невольно замираем.

Я лежу на боку, повернувшись к стенке, и слышу, как наших соседей в третий раз за ночь шмонают по полной программе. Вскоре раскрывается и дверь в нашу комнату. Охранник шарит лучом фонарика по нашим лежанкам. Особое внимание он обращает на пол, выясняет, нет ли следов подкопа. При этом боевик подходит почти вплотную к той самой части стены, которую мы не так давно обработали водой.

Я невольно сжимаю кулаки, готовясь к разоблачению. Сердце бешено колотится и рвется из груди. Мне кажется, что охранник вот-вот услышит этот стук. Однако все обходится. Не обнаружив ничего особенного, тот что-то бурчит себе под нос и переходит в комнату, где содержатся женщины.

Минут через двадцать обход завершается, и у нас появляется возможность вновь приступить к нашему занятию. Мы с Христовым делимся впечатлениями от появления охранника. Оказывается, что оба волновались одинаково сильно. Однако, как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанского. Я-то его совсем не пью, но эта фраза мне нравится.

Я произношу ее вслух и приступаю к делу. Необработанных трещин на участке стены, выбранном нами, уже не осталось. Поэтому нашей теперешней задачей становится проделывание новых отверстий в глине. Для этого мы используем то, что имеем под рукой.

Мой коллега извлекает из своей обуви супинаторы. Я давно присмотрел шуруп, торчащий в одной из досок моей лежанки. Предполагал, что применю его в самом крайнем случае как холодное оружие. Многих я, конечно, не убил бы, но одному боевику в сонную артерию вогнал бы точно. Сейчас же я понимаю, что он пригодится мне в другом деле.

Старательно, не мешая друг другу, мы проделываем в стене новые отверстия, при этом не забываем прислушиваться к любым звукам. Ведь обход может произойти и внепланово. Но ничего подозрительного не происходит.

Мы продолжаем ковырять стены. Супинаторами и шурупом делать это не так-то и просто. Однако желание оказаться на свободе сильнее всего. Мы молча выполняем намеченную работу и понимаем друг друга без слов. Такая слаженность дает очень хороший результат. Я не могу сдержаться от улыбки.

За дверью слышится шум. Время для нового обхода еще не наступило. Однако охранник появляется раньше времени!

Мы тут же останавливаемся, вешаем одежду на обработанную стену, прячем наши импровизированные орудия труда, гасим лучину, разбегаемся по лежанкам и притворяемся спящими. Дверь отворяется. Охранник повторяет уже знакомую нам процедуру, однако не уходит, принюхивается. Я слышу, как он глубоко дышит.

«Черт побери! – думаю я. – Он же уловил запах дыма от лучины!»

Мои нервы напряжены. Шуруп спрятан под обшивку моей лежанки. Если что, я не успею его достать. Мне кажется, что охранник вот-вот закричит, приказывая нам подняться со своих мест. Но вместо этого он громко чихает, потом произносит то ли ругательство, то ли молитвенную формулу во здравие себе самому и тут же уходит.

Я облегченно вздыхаю. То же самое делает и мой коллега. Еще некоторое время мы остаемся на своих лежанках, не рискуем даже сдвинуться с места. Мы не слышим шума ни в одной, ни в другой соседних комнатах. Я предполагаю, что охранники все же почуяли неладное и попытаются взять нас с поличным.