Но можно ли верить договору?

Шушниг был озабочен и мрачен.

В резиденции Гитлера Шушнигу пришлось пережить, пожалуй, самые черные часы своей жизни. Его встретили сообщением, что здесь, в Берхтесгадене, находятся командующие родами войск вермахта. С какой целью? Просто гости фюрера. И не надо расценивать это как нажим, попытку взять на испуг. «Нас ждут в «Бергхофе», господин канцлер!» По обледенелой горной дороге взволнованного Шушнига привезли в святая святых фюрера — «Горное гнездо». Здесь его встретил Гитлер. У подъезда. За спиной фюрера молча стыли генералы.

Разговор рейхсканцлера и канцлера распался на две части — преамбула до обеда и послеобеденный итог. В первой части Гитлер уклонялся от серьезных вопросов, сказал, что все будет решено вечером.

Перерыв. Обед — быстрый, на все — полчаса. Шушниг едва успел перемолвиться несколькими словами с Гвидо Шмидтом. Сразу же после десерта, не дав выкурить сигарету, его пригласили в маленький салон, где фон Папен и Риббентроп предъявили канцлеру ультиматум. Гитлер требовал, чтобы австрийское правительство немедленно передало портфель министра внутренних дел Артуру Зейсс-Инкварту. Это раз. Чтобы все наци, арестованные как участники заговоров против Австрии, были амнистированы. Два. И наконец: австрийские национал-социалисты должны были быть автоматически включены в правящую коалицию. «Это самое последнее, до чего склонен снизойти фюрер». За спинами дипломатов, подпирая их взглядом, маячил Кейтель в полевой форме. У Шушнига спазм перехватил горло.

Не дав опомниться, Шушнига повели к Гитлеру. Он попытался возражать, но услышал в ответ крик Гитлера: «Кейтель!» — и приказ, адресованный Шушнигу, как лакею: «Вас я велю вызвать позже». На обдумывание австрийскому канцлеру дали полчаса. За эти тридцать минут до его сведения довели, что в районах Фрайлассинга, Рейхенхалла и Берхтесгадена сосредоточены горноегерские дивизии с приказом немедленно начать оккупацию…

Через тридцать минут Шушниг подписал документ.

С неприличной поспешностью австрийского канцлера отвезли на вокзал и выдворили вон.

А месяц спустя, И марта, в 17 часов, между Веной и Берлином состоялся междугородный телефонный разговор, участниками которого были шеф австрийских СС Одило Глобочник и Герман Геринг.

— Алло! Здесь Берлин! Имперский маршал Геринг из министерства авиации просит господина Глобочника!

Геринг. Алло, Глобочник… там нет Зейсс-Инкварта?

Глобочник. Его здесь нет. Он ведет переговоры (с президентом Микласом. — А. А.)…

Геринг. Вам сказали, что его уже назначили канцлером?

Глобочник. Так точно.

Геринг. Ему передали власть?

Глобочник. Да.

Геринг. К которому часу Зейсс-Инкварт сможет составить список членов правительства?

Глобочник. Он сформирует кабинет к 21 часу…

Геринг. Он должен сформировать кабинет к 19.30. Понятно?

Глобочник. Так точно, к 19.30.

Меньше месяца понадобилось Гитлеру, чтобы после капитуляции Шушнига в Берхтесгадене осуществить первый из захватов, задуманных в Берлине, — аншлюсе. Не помогли робкие попытки президента Микласа отодвинуть нападение: на 13 марта он назначил референдум по вопросу, хочет ли Австрия остаться суверенной или предпочитает национал-социалистское «единство»? В ответ на это утром И марта Зейсс-Инкварт от имени Гитлера потребовал отменить референдум. И Миклас сдался.

Беседа Глобочника и Геринга была прямым следствием этой сдачи на милость победителя — сдачи, повлекшей новое требование Берлина: назначить Зейсс-Инкварта канцлером

Австрии. В 18.28 Геринг вновь позвонил в Вену. Тон у Геринга был взбешенный: ему только что сообщили, что Глобочник поторопился с заверениями — Миклас так и не подписал назначения.

Геринг. Немедленно позовите Зейсс-Инкварта!

Зейсс-Инкварт. Да, я слушаю.

Геринг. Словом, как дела?

Зейсс-Инкварт. Миклас придерживается своей прежней позиции…

Геринг. Ну, и вы думаете, что в следующие несколько минут он что-нибудь решит?

Зейсс-Инкварт. Шушниг и вся компания ведут у него переговоры. Я думаю, все продлится еще по крайней мере пять — десять минут.

Геринг. Эти несколько минут я еще подожду… Если в конечном счете дело не пойдет, нужно силой брать власть.

20.48. Последний, самый зловещий разговор; он завершил агонию Австрийской республики. На одном конце провода — статс-секретарь Вильгельм Кепплер, эмиссар Берлина в Вене; на другом — все тот же Геринг.

Кепплер. Зейсс-Инкварт сейчас выступил по радио и заявил, что, как министр внутренних дел, он берет в свои руки дела правительства.

Геринг. Слушайте внимательно… Зейсс-Инкварт должен немедленно послать в Берлин следующую телеграмму. Берите бумагу, карандаш и пишите: «Временное австрийское правительство, которое после отставки правительства Шушнига видит свою задачу в восстановлении спокойствия и порядка в Австрии, обращается в данный момент к германскому имперскому правительству со срочной просьбой: окажите помощь ради избежания кровопролития. В интересах этого мы просим германское имперское правительство как можно скорее прислать воинские части».

Кепплер. Слушаюсь.

Геринг. Подождите немного! Сейчас только мне пришло в голову, что посылать телеграмму Зейсс-Инкварту излишне… если он позвонит мне и скажет, что согласен с текстом… Я буду или у фюрера, или у себя дома… Хайль Гитлер!

Последний акт трагедии окончился.

Под марши, речи и репортажи корреспондентов имперской радиостанции «Дойчландзендер» с гулом, похожим на стон, повернулось колесо истории. Отныне, по мысли тех, кто в Берлине пил шампанское, празднуя победу, этому колесу надлежало стать шестерней в гитлеровском механизме. Не более.

Механизм смерти. Как остановить его?

С этой мыслью Эльзе жила и работала. С нею отправляла по «каналу» Вольфганга свои сообщения.

Одним из последних — в конце мая — ушло послание, пространнее обычных. В нем сообщалось, что за последние дни в Варшаву прибыли: 1) ближайший сотрудник Иоахимма фон Риббентропа Клейст с заданием определить настроение в Польше; 2) германский военно-воздушный атташе в Варшаве полковник Герстенберг, возвратившийся из информационной поездки в Берлин; 3) германский посол в Варшаве фон Мольтке, который по указанию Гитлера был задержан почти на целый месяц в Берлине и в настоящее время, не получив директив о дальнейшей политике в отношении Польши, вновь занял свой пост. Сообщения Клейста и Герстенберга о нынешних планах Германии были идентичными. Мольтке в ответ на заданный ему вопрос заявил, что он тоже слышал в Берлине об отдельных частях этих планов. По мнению немецких военных кругов, подготовка удара по Польше не будет завершена раньше конца июля. Запланировано начать наступление внезапной бомбардировкой Варшавы, которая должна быть превращена в руины. За первой волной эскадрилий бомбардировщиков через 6 часов последует вторая, с тем чтобы завершить уничтожение. Для последующего разгрома польской армии предусмотрен срок в четырнадцать дней. Гитлер уверен, что ни Англия, ни Франция не вмешаются в германопольский конфликт.

После этого письма Штилле отправила еще два или три. И наконец, одно из самых важных, в котором говорилось о высказывании военно-воздушного атташе Герстенберга от 7 августа 1939 года. Герстенберг принадлежал к кругу посвященных, и фон Шверинг постарался запомнить разговор дословно: «Развертывание немецких войск против Польши и концентрация необходимых средств будут закончены между 15 и 20 августа. Начиная с 25 августа следует считаться с началом военной акции против Польши».

В посольстве втихомолку жгли секретные дела. Персонал готовился к эвакуации.

Эльзе не довелось ее увидеть.

За несколько суток до того, как на Варшаву посыпались фугаски, из Берлина пришло распоряжение об отзыве некоторых дипломатов и сотрудников ландесгруппы. В списке среди прочих значились референт по культуре Штилле и легационный советник фон Шверинг.

Переезд в Берлин совпал для Эльзе с тяжелой потерей — Вольфганг ушел из ее жизни навсегда. Сказал на прощание: «Так надо. Связь у тебя есть — через лавку Рипитцов, а осторожности и всему прочему тебя не нужно учить. О «Фильмбанке» забудь, я там больше не работаю».