— Я знаю, ты неуютно себя здесь чувствуешь, — мягко говорит она. — Но дело в том, что мне здесь комфортно, Гален. На деле... На самом деле, у меня такое чувство, словно моё место здесь. Я не какой-то странный изгой в Нептуне. Единственный изгой здесь мистер Кеннеди — и он человек.
Ему так и хочется сказать»Твоё место рядом со мной», как бы по-собственнически это не прозвучало. Но ему ничего не удастся с этим поделать. Она ведёт себя, будто это место стало ответом её мечтам. И глубоко внутри, он знает, что спорить с ней бесполезно. Она твёрдо намерилась познакомиться с этим городом.
«Ты не изгой» — вот что он хотел сказать. Он ненавидит себя за то, что прячет настоящие чувства, но чувствует, что сейчас неподходящее время для споров. Если Эмма хочет остаться на какое-то время, так тому и быть.
Но что я буду делать, если она решит, что ее место здесь?
Он обнимает ее за талию, притягивая к себе, и она уютно устраивается на сгибе его руки, расслабляясь. Но не имеет значения, как близко они находятся друг к другу — кажется, будто между ними возникло новое расстояние. И Гален обнимает ее еще крепче.
Глава 11
Семья Рида такая же дружелюбная, как и он сам, а обеденный стол словно превратился в своего рода центр сцены, где каждый из них по очереди занимает место под светом софита.
Его отец, Ридер Конвей — чистокровная Сирена, с крепким телосложением, проступающим сквозь его фланелевую рубашку, и оливковой кожей, привлекательно сияющей в приглушенном свете столовой. У него такие же голубые глаза, как и у моей матери — ещё больше доказывающие, что цвет глаз Сирен изменяется со временем, проведенным на земле. Я задаюсь вопросом, сколько времени понадобится глазам Галена, чтобы выцвести до голубого. И выдержу ли я, если это с ними произойдет.
Мать Рида, Лорен, без сомнений, человек. Белокурые волосы — судя по всему, кудрявые, — заплетены французской косой, из которой местами выбиваются непокорные прядки. Большие карие глаза, казалось, ничего не упускают из виду, а грушевидную фигуру она приобрела, по-видимому, хорошенько увлекаясь сладостями.
Тоби, девятилетний брат Рида, типичный полукровка — светлые волосы, бледная кожа — и типичная заноза в одном месте, крикливый и шумный младший брат. Я всегда о таком мечтала.
— Рид говорит, у тебя знак трезубца на животе, — обращается Тоби к Галену с таким восхищением, что едва не роняет тарелку с роллами на пол, вместо того, чтобы отдать ее мне в руки
Звон и лязганье столовых приборов прекращается. Мистер Конвей отпивает молока, затем откидывается на спинку стула. Он старается вести себя, как ни в чем не бывало. И безуспешно в этом проигрывает. — Это правда? — спрашивает он.
Гален разрезает очередную картофелину, которую, естественно, есть не собирается. — Это татуировка, — пожимает он плечами.
Внезапно, ужин превращается в игру. Мистер Конвей заинтересован королевским родимым пятном Галена, а Гален не заинтересован ему об этом рассказывать. Прекрасно.
— Вооот блин, — расстроенно протягивает Тоби. — Мы надеялись, что ты настоящий принц Тритона. Их никто здесь прежде не видел.
Гален одаривает его добродушной улыбкой с противоположного края стола. Только я замечаю, как он слегка стискивает челюсть. — Прости, что разочаровал, пескарик.
— Татуировка? Ха. — хмыкает Рид. — Наши попытки делать татуировки провалились. С нашей кожей творится какая-то фигня, так что чернила надолго не задерживаются.
Гален пожимает плечами. — Наверное, это из-за пресной воды.
Какого черта? Я еще могу понять, почему Гален может недоговаривать — эти люди все равно чужаки, как ни крути, — но откровенно лгать? Особенно, когда они знают значение трезубца. Ну и что с того, если они узнают, что он принц? Если уж на то пошло, он мог бы использовать свой статус для установления с ними контакта. Для возведения моста через пропасть, резделяющую морских и пресноводных Сирен.
Вот только Галена это не интересует.
Я отметаю эту мысль прочь и закидываю себе в рот картофелину целиком, — так я не ляпну лишнего и буду сконцентрирована на том, чтобы не поперхнуться, вместо того, чтобы выяснять причины, почему Гален не хочет возводить этот самый мост.
— Не буду спорить с твоими убеждениями, Гален, — говорит мистер Конвей. — Но разве королевства не рассматривают человеческую татуировку как... Как не только нарушающую закон, но и как своего рода святотатство в отношении королевских семей? Особенно трезубец, вроде твоего. Или положение вещей в океане столь сильно изменилось? — он многозначительно смотрит на меня, девчонку-полукровку, с которой Гален пришел на ужин. Верно подмечено, не так ли?
Впервые в жизни, я не чувствую себя неуютно, будучи полукровкой. На деле, мистер Конвей подмигивает мне, и я не могу удержаться, отвечая ему улыбкой. По крайней мере, я надеюсь, это напоминает улыбку, потому что я буквально откусила больше, чем могу прожевать. Может быть, он улыбается, потому что это полукровка притащила на ужин принца Тритона. Это кажется куда более примечательным событием здесь, в Нептуне.
Гален опускает вилку. Я стараюсь не заметить колебание в его движении. — Без обид, мистер Конвей, но вы не производите впечатление Сирены, обеспокоенной соблюдением законов океана.
Молоко. Мне нужно молоко. Я делаю здоровенный глоток — ведь только так я могу удержаться от того, чтобы не охнуть, не поперхнуться и не вставить свои три копейки. После этих слов я ожидаю, что мистер Конвей вышвырнет нас вон. Я бы его за это не осудила.
— Пожалуйста, зовите меня Ридером, — мистер Конвей излучает гостеприимство. — Конечно же, ты прав. Законы жителей океана меня не беспокоят. Мне просто любопытно. Что привело вас к нам в лесную глушь? Никто из ваших не навещал нас довольно долгое время.
Интересно, сколько лет Ридеру — и не мой ли дедушка тот последний «визитер»,о котором он говорит. Навряд ли в океане ещё найдутся подобные нарушители закона.
— Наш образ жизни очень отличается от вашего, — отвечает Гален. — Нам все ещё присуще здоровое чувство страха перед людьми, поэтому я был назначен посланником к людям. Моими обязанностями является наблюдение за ними и донесение королевствам.
С каких это пор Гален боится людей? И неужели он пытается обидеть хозяев ужина? — Галену удалось установить несколько полезных контактов с людьми, которые помогают ему следить за человеческим миром, — выпаливаю я. — Но он понимает, что не все люди плохие.
Под столом Гален сжимает моё колено. Если он пытается меня заткнуть подобным образом — это не сработает. Он знает, что не все люди плохие. Ведь знает же?
Мистер Конвей скрещивает свои массивные руки — хороший жест для запугивания. Но Гален не кажется впечатленным. — И что же ты донесешь о нас, Гален?
Гален улыбается. — На данный момент? Что у миссис Конвей талант прекрасно готовить речную форель.
Мистер Конвей готов парировать, но Тоби, не чувствуя повисшего напряжения, шумно допивает свое молоко, едва не грохнув стакан на стол.
— Гален, Рид говорит у тебя самый здоровенный плавник, который он когда-либо видел. Гален усмехается Тоби, делая лёгкий кивок головой в его сторону. — Спасибо. Я это ценю.
Рид отвечает ему угрюмым взглядом.
Тоби просто спрашивал, а не утверждал, и Гален, вероятно, тоже это понял, но не стал вдаваться в подробности, почему он оказался обладателем аномального хвоста. Еще бы.
Тоби переключается с Галена на меня. — Эмма, Рид сказал, что у тебя тоже есть Дар Посейдона.
— Тоже? — я в изумлении смотрю на Рида. Так в пещере его действительно сопровождала рыба. Вполне в стиле Посейдона.
Старший брат одаривает меня своей беззаботной кривоватой ухмылкой. — У нас с Тоби у обоих Дар, — сообщает он.
Ладно, вот так нежданчик. —Правда? — восклицаю я. —Так это значит... Вы оба потомки Посейдона? Ведь только так можно унаследовать Дар.
— Здесь живёт множество потомков Посейдона, Эмма, — в голосе мистера Конвея исчезает напряжение. Только что Нептун превратился для меня в персональный джекпот. — Видишь ли, давным-давно...