Он вдруг замолчал. Заслышав медленные, шаркающие шаги, Агнес снова задрожала в его объятиях.

«Неужели этот кошмар никогда не закончится?» – подумала она в отчаянии.

Матис осторожно поднялся, взял камень, выбитый с галереи во время схватки с графом, и с обломком в руке стал дожидаться незваного гостя.

Теперь послышался хрип, к нему добавился кашель; звук становился громче. Вот человек повернул из-за угла. Он скорее ковылял, чем шел, держался за колонны и продолжал переставлять ноги. На пол капала кровь.

Мельхиор.

Он был при смерти. Из плеча его по-прежнему торчал арбалетный болт, однако и во многих других местах на камзоле проступили багровые пятна. Правая рука, до сих пор сжимающая шпагу из смертоносной толедской стали, безвольно повисла. Вопреки всему, он улыбался.

– А… все же мне довелось увидеть вас напоследок, юная Агнес.

Как в прежние времена, Мельхиор сдержанно поклонился, но в этот раз из этого ничего не вышло. Лжеменестрель рухнул на колени и закашлялся кровью. Потом ухватился за колонну и с трудом поднялся.

– Я… я уж боялся, что придется спасать вас еще и от ужасного супруга, – продолжил он, запинаясь. – Но вы, слава Богу, управились сами. Как любезно с вашей стороны…

Он прикрыл глаза. Из раны в плече продолжала сочиться кровь.

– Не то чтобы я страшился схватки. Но мне сейчас немного… нездоровится.

– Граф убит, – ответил Матис холодно. – И двое ваших противников, видимо, тоже.

Мельхиор кивнул.

– Несносные… комары. Искололи меня всего. Если бы не плечо…

– Нам, наверное, следует поблагодарить вас, – перебил его Матис. – Все-таки вы помогли Агнес убежать. Только вот я что-то не чувствую благодарности. Почему, интересно?

– Вы… так и не поняли, мастер Виленбах, – лицо фон Таннингена стало белым, как камень за его спиной. – Над… Рейхом нависла угроза! У меня… не было выбора. И все-таки я должен попросить у вас прощения. Мне… мне не следовало связываться с этим безумцем. Только теперь, в соборе, вы открыли мне глаза. Ваши видения… – он улыбнулся Агнес и перекрестился. – Я причастился божественного провидения. Теперь можно спокойно умереть.

Агнес невольно отступила на шаг.

– Уж и не знаю, было ли это провидением, – ответила она нерешительно. – Возможно, это просто совпадение. Копье было спрятано в зазоре, кто угодно мог найти его до меня.

Мельхиор покачал головой.

– Это провидение, знак Божий. Я уверен.

Тяжело дыша, он пошарил в кармане пропитанного кровью камзола и достал свернутый, потрепанный документ.

– Родословная ваших предков, Агнес, – пояснил он с трудом. – Она снова ваша. Ваша судьба, а с ней и судьба всей империи, теперь лишь в руках Господа. Родословная укажет вам путь и подскажет, что делать.

Лжеменестрель снова запустил руку в карман, вынул кольцо и вместе с документом протянул Агнес.

– Вот, возьмите. Похоже, кольцо принесло мне одни только несчастья… Мне не следовало забирать его у вас. И все-таки… можете вы простить меня?

Агнес приняла пергамент и кольцо, удивительно холодное на ощупь.

– Я… вас прощаю, – ответила она.

– Благодарю, вы слишком милостивы, – Мельхиор вцепился в колонну и устремил на Агнес тоскливый взгляд. – Святое копье… Можно мне взглянуть на него еще раз?

– Его у нас нет, – вмешался Матис. – Оно нам теперь и не нужно. До недавнего времени я думал, что должен изменить с его помощью мир. Но это в прошлом, – он небрежно кивнул на черепичную крышу внизу. – Оно лежит где-то в водостоке. Скоро его засыплет листвой, покроет грязью и птичьим пометом. Пусть гниет там ближайшие лет триста. Мне нет никакого дела.

Мельхиор уставился на него, раскрыв рот.

– Но… святое копье… – прошептал он. – Его нельзя…

В это мгновение послышался отдаленный клекот. Он становился все ближе. Наконец в свете восходящего солнца над четырехгранным куполом показалась крупная птица. Она расправила крылья и спикировала на черепичную крышу. Агнес прищурилась, чтобы лучше видеть, но солнце светило прямо в глаза. Под яркими лучами роса переливалась бликами, превратившись в сверкающее море, и птица утонула в его глади. Потом она вдруг вынырнула, но разглядеть ее так и не получилось. Мгновением позже птица пролетела прямо над ними.

Она держала в когтях серый сверток в локоть длиной.

– Святое копье! – выдохнул Матис. – Она же схватила святое копье!

Птица совершила над ними круг, потом полетела прочь и, словно на прощание, прокричала. Теперь Агнес не сомневалась.

– Это был Парцифаль, – сказала она тихо, но уверенно. – Парцифаль указал нам вначале путь к этому копью, и теперь он же забрал его.

Матис схватился за балюстраду и перегнулся, чтобы разглядеть все как следует. Но птица уже скрылась за башнями.

– Глупости, – возразил он. – Такое… просто невозможно. Он был крупнее твоего сокола, скорее канюк или орел. Наверное, пустит его на строительство гнезда или просто решил, будто это что-то съедобное… А то, что ты утверждаешь, – так бывает только в легендах.

Матис посмотрел на крыши домов, за которыми простирались болота, луга и леса.

– Интересно, где оно теперь окажется? – пробормотал он. – Наверное, в гнезде в какой-нибудь разрушенной крепости…

Агнес улыбнулась.

– Надеюсь, не в Трифельсе. С меня приключений довольно. А до тех пор, пока в Нюрнберге хранится поддельное копье, этого вряд ли кто-нибудь хватится.

Она оглянулась на Мельхиора. Тот сидел на полу, привалившись к стене, устремив пустой, остекленевший взгляд вдаль, туда, где скрылась птица. На лице его застыло выражение полного умиротворения.

– Он мертв, – сообщил Матис, на всякий случай приложив руку к груди фон Таннингена. – Удивительно, что он вообще с такими ранами добрался сюда… – Юноша покачал головой и осторожно закрыл Мельхиору глаза. – Кем же он все-таки был? Другом? Или предателем? Я так и не распознал его.

– По крайней мере, он был хорошим рассказчиком, – ответила Агнес печально. – Надеюсь, он успел увидеть сокола и узнал, чем закончилась его история… – Она вздохнула. – Все истории рано или поздно заканчиваются.

– А наша? – спросил Матис нерешительно.

– Наша? Наша только начинается… – Агнес чуть помедлила. – Но эта история о будущем, а не о прошлом.

Она решительно развернула пергамент, разорвала на мелкие кусочки и бросила по ветру. Обрывки разлетелись, как снежные хлопья, и скрылись за куполом.

Потом женщина взяла Матиса за руку, и они вместе двинулись вдоль галереи к восточному крылу. Солнце огненным шаром поднималось над Рейном и возвещало начало нового дня.

Агнес улыбнулась. Ее ждал первый погожий день за долгое время.

Пограничная река Бидасоа,

17 марта 1526 года от Рождества Христова

Густой туман клубился над рекой и стирал грань между небом и водной гладью. Брезжил рассвет; от одного из многочисленных монастырей, расположенных поблизости, доносился тихий колокольный звон и сливался с разговорами императорских гвардейцев. Вода плескалась о песчаный берег с испанской стороны.

Кайзер сидел на принесенной специально для него скамейке с бархатной обивкой и наблюдал за небольшой лодкой, которая плыла по мутной воде с французской стороны к дощатому понтону посередине реки. Карл зябко ежился, лил мелкий дождь, капли стекали по украшенному золотым шитьем берету, – и все-таки император счел своим долгом лично проследить за обменом. Три десятка верных солдат дожидались в подлеске его приказов. Поблизости беспокойно расхаживал король Франциск I. Плащ его вымок и стал грязным от мокрого песка. Французский монарх то и дело поглядывал на лодку, как она, рассекая воду, приближается к искусственному острову.

– Неужели Испания так вам опротивела, что вы уже рветесь в Париж? – спросил Карл с нарочитым простодушием. – Я все же надеюсь, что наше гостеприимство пришлось вам хоть немного по душе.

Франциск фыркнул и поддел сапогом горсть песка, разметав комья в стороны.