— У меня такое впечатление, Янек, что нас кто-то связал одной веревочкой. Думается, мы еще

встретимся. Только, боюсь, это будет под небом войны…

— Ну, вам-то, Артур, не привыкать к войне. Вы и сейчас там.

— Все равно. Только ведь война может заставить нас встретиться иначе, чем сегодня.

— Оказывается, вы умеете быть грустным, Артур? Вот уж не подумал бы…

— Хотите что-то передать пани Зосе? — тихо спросил Коблиц.

У Яна сразу завертелись на языке вопросы. Но он представил безгласный рот пана Марека.

— Нет, — сказал Ян, — нет, ничего. А что касается нас… дай нам бог встретиться так, чтобы за столом

сидели мои и ваши дети.

— Дети… это хорошо, — сказал Коблиц, сверкнул зубами, забрался в машину и, не прощаясь, тронул с

места.

●

Ч а с т ь IV

Тюльпаны на руинах

●

1 сентября 1939 года гитлеровцы сломали шлагбаумы на границе, всей гибельной тяжестью танковых

1 соединений и бомбардировочных эскадрилий навалились на Польшу. Польша была предана огню и мечу.

3 сентября “князь соглашателей” премьер-министр Англии Невилл Чемберлен под давлением палаты

общин и личным воздействием Черчилля объявил, что с И часов утра Великобритания находится в состоянии

войны с Германией.

Помимо всего прочего, для Черчилля это означало официальное признание краха политики Чемберлена,

открывало перспективы выхода на первую роль в государстве.

До этого момента Уинстон вел осторожную тактику нейтралитета, не позволяя себе публичных выпадов

против правительства. On учел уроки прошлого, когда задиристость приводила к конфронтации с собственной

партией. Не выходило из памяти обидное высказывание одного парламентского деятеля по поводу отношения к

Черчиллю: “Консерваторы были вполне готовы позволить ему продолжать играть роль рычащего английского

бульдога, но они считали, что место такого бульдога не в столовой, а в конуре, на дворе”.

Тактика сотрудничества, а также ослабление позиций Чемберлена привели к тому, что Черчилль получил

пост военно-морского министра и члена кабинета. Начался период противостояния Англии и фашистской

Германии. Он тянулся с сентября 1939 года по апрель 1940 и получил название “странной войны”. Странной

потому, что по существу никакая война не велась. Чемберлен и не собирался предпринимать активные военные

действия. Премьер по-прежнему надеялся заключить с Германией соглашение. Ни правительство Англии, ни

правительство Франции не попытались помочь Польше. Глаза Чемберлена все так же закрывала повязка

политической слепоты.

Закулисные битвы в парламенте и в правительственном кабинете все больше возмущали широкие слои

английского населения. Люди не ждали для себя ничего хорошего от Гитлера. В этих условиях популярность

Черчилля росла.

В то же время он испытывал давление со стороны приверженцев умиротворения германского фашизма.

Порой это давление носило светский характер. Известная “мамаша кливлендцев” леди Астор, чья ненависть ко

всему большевистскому стала чуть ли не поговоркой, считала необходимым приглашать Уинстона на домашние

рауты. Во время приемов разгорались далеко не безобидные дискуссии. Соглашатели старались воздействовать

на Черчилля. Он порой отшучивался, порой остро огрызался. Однажды леди Астор, взбешенная его

непримиримостью, воскликнула:

— Сэр, знаете, если бы вы были моим мужем, я подсыпала бы вам яд в чашку с кофе!

— Леди, если бы вы были моей женой, я бы эту чашку непременно выпил! — немедленно отпарировал

Уинстон.

10 мая 1940 года вермахт двинул свои войска в наступление на Францию, Бельгию и Голландию.

Чемберлен задумал воспользоваться этим актом с целью удержаться у власти. Он понадеялся, что в момент

вспышки военных действий никто не решится на смену правительства. Но лейбористы и либералы, напуганные

непопулярностью премьер-министра, отказали Невиллу Чемберлену в поддержке. Ему ничего не оставалось,

как отправиться в Букингемский дворец и вручить королю заявление об отставке своего правительства.

10 мая 1940 года в шесть часов вечера король наделил Уинстона Черчилля полномочиями сформировать

кабинет, рея предыдущая жизнь Уинстона была долгой дорогой к этой минуте.

Однако вместе с долгожданным торжеством на плечи Черчилля упали тяжелые последствия

соглашательской политики предшественников: неподготовленность к войне. Он принял руководство на грани

катастрофы. Из докладов Мензиса, из личных бесед с Саммербэгом Уинстон составил представление о развале

армии и военного руководства франции. Гитлеровцы прорвали фронт. Их полчища, как волны мощного

наводнения, захлестывали Северную Францию, катились на Париж, нависали смертельной угрозой над

английским экспедиционным корпусом. Черчилль понимал, что практически битва на континенте проиграна.

Тем не менее, он несколько раз летал в Париж, предпринимая отчаянные попытки уговорить французов

продлить сопротивление. С одной стороны, это увеличило бы потери германских вооруженных сил, с другой —

помогло бы выиграть время для укрепления обороны самой Англии.

Солдат на Британских островах было не много. Поэтому французский кабинет настаивал на присылке

новых английских эскадрилий. Черчилль же доказывал, что Франция должна сражаться до конца имевшимися у

нее силами.

Поняв, что от французских военных ничего путного ждать не приходится, Черчилль приложил огромные

усилия для эвакуации английского экспедиционного корпуса и части французских войск из Дюнкерка. Гитлер

дал директиву своим полчищам остановиться якобы для перегруппировки. На самом деле он не сбросил

английскими французские части в море, надеясь, что его “великодушие” облегчит заключение мира с Англией

на выгодных для фашистов условиях.

Поражение английской армии в этой операции было неоспоримым. Сообщая парламенту в

приукрашенных тонах об успешной переброске остатков британских войск на острова, Черчилль, однако,

вынужден был предупредить:

— Мы обязаны остерегаться того, чтобы приписывать этому избавлению атрибуты победы. Эвакуациями

войны не выигрывают…

После анализа всех трудностей Черчилль произнес речь, похожую на клятву:

— Наша страна в большой опасности. Но, несмотря на неудачи, мы не сдадимся и не покоримся. Мы

пойдем до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и океанах, мы будем сражаться

с возрастающей уверенностью и растущей силой в воздухе, мы будем оборонять наш остров, чего бы это ни

стоило, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться в пунктах высадки, мы будем сражаться на

полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы не сдадимся никогда! Из мук поражения и угрозы

уничтожения рождается наша национальная решимость сражаться и победить Гитлера.

С капитуляцией Франции Англия теряла своего последнего союзника и оказывалась лицом к лицу с

отлаженной военной машиной вермахта. В этой обстановке взоры Уинстона все чаще обращались на восток,

через все европейские границы, трещавшие под напором фашистских гусениц, к далекой и необъятной

Советской России. Нет, Уинстон с годами не стал меньше ненавидеть большевизм, который он в свое время

безуспешно пытался искоренить. Для ветра социальных перемен все окна и двери его замка были наглухо

закрыты.

Однако, будучи упрямцем по натуре, Уинстон в трудные времена мог проявлять гибкость.

Судьба Англии висела на волоске. Черчилль делал все, чтобы использовать шестимесячную передышку

“странной войны”. Фашистский диктатор все еще надеялся, что ему удастся заключить перемирие с Англией.

Тогда он спокойно разделается с большевиками, а уж потом…