— Почти как у Хемингуэя. Он говорил, кажется, так: я любил Африку и чувствовал себя здесь, как дома.
— Да, похоже. Но есть разница. Хемингуэй иногда приезжал сюда на охоту, а я приехала навсегда и совсем для другого.
Признаюсь, что сравнение с Хемингуэем было не очень удачным. Я как-то забыл, что Джой против любой охоты.
Джой Адамсон родилась в 1910 году в Австрии, ее девичье имя — Фридерика-Виктория Гесснер. Детство ее прошло в имении, принадлежавшем семье ее матери, и в Вене. Интересы и увлечения девочки были многочисленны и многообразны. Игре в теннис и купанию она предпочитала прогулки с лесником и его рассказы об оленях, зайцах и других животных. Она научилась играть на рояле раньше, чем читать и писать, и в семнадцать лет окончила музыкальную школу по классу фортепиано. Любовь к музыке Джой сохраняла всю жизнь. Лучшим подарком ей были пластинки с записями Рихтера и Гилельса. Как-то в Кению приезжал наш прекрасный пианист Сергей Доренский. Я помнил, что в доме Джой на озере Наиваша есть пианино, и предложил Сергею навестить ее. Джой обрадовалась пианисту, подробно расспрашивала, где он учился, у кого, какой его любимый композитор. Сергей играл Бетховена, Шопена, Чайковского, Шостаковича. Джой слушала с огромным вниманием, радовалась, как девочка, а потом загрустила, вспомнив, очевидно, юность и далекую родину. Она горячо благодарила пианиста и спрашивала, как ему удается из такого «сундука», как ее пианино, извлекать такие восхитительные звуки. «Как же я забыла, ведь недалеко у моей подруги стоит отличный «Стейнвей».
Помимо музыки, она увлекалась работой по металлу, чеканила из меди и серебра декоративные вазы, занималась резьбой по дереву и брала уроки у скульптора. Ее первой работой по дереву была фигурка женщины, прижимающей к себе кролика. Любознательность и стремление достичь совершенства в передаче формы человеческого тела привели Джой в институт анатомии. Однако занятия медициной были прерваны замужеством. Два года беззаботной светской жизни, которая, конечно же, не могла удовлетворить активную, ищущую натуру. Джой уехала путешествовать в Африку, а в 1938 году окончательно переехала жить в Кению. Там она увлеклась ботаникой, участвовала во многих экспедициях. Растительный мир Кении поразил воображение Джой — ведь здесь насчитывается в пять раз больше видов растений, чем во всей Европе! Она всерьез занялась рисованием, научилась легко передавать удивительную окраску и формы африканских растений. В альбомах Джой появились гигантские крестовики и не уступающие им по высоте лобелии, гладиолусы, дельфиниумы. Ее акварели стали высоко цениться специалистами и использовались в качестве иллюстраций в книгах о флоре Восточной Африки. За эту работу английское Королевское общество присудило Джой золотую медаль. В дальнейшем многие страны мира удостаивали ее различными наградами и почестями. Она получила австрийский Почетный Крест за заслуги в области науки и культуры, высшую награду Американского гуманитарного общества.
Постепенно творческий диапазон художницы расширялся. Джой стремится изображать все, что привлекает ее внимание: людей, птиц, коралловых рыб, насекомых, раковины. Более шести лет она провела в самых отдаленных местах Кении, среди различных племен, изучала традиционные обычаи и орнаментальные украшения, писала портреты африканцев. «Не думайте, что это было легко и безопасно, — вспоминала Джой. — Некоторые из тех, кого я хотела нарисовать, из-за суеверия отказывались позировать».
Но вот появился Джордж Адамсон, и жизнь Джой снова круто изменилась.
— Я вам расскажу, как я вышла за этого кровожадного охотника Джорджа, — сказала Джой, озорно сверкнула глазами и разворошила пятерней седую гриву мужа.
Джордж, за все время не проронивший ни слова, смущенно улыбнулся и продолжал попыхивать своей трубкой. Спокойный, добрый молчальник!
— Так вот, — после паузы продолжала Джой, — в декабре 1944 года небольшая компания европейских поселенцев отмечала рождество в городке Гарисса. Неожиданно в нашей компании появился Джордж, о котором после схватки со львом-людоедом ходили легенды, все восхищались его смелостью, выдержкой и отвагой. Забыв все и поддавшись чувству, не устояла и я… Кое-как уладив дела, захватив палатку, запас еды и воды, мы пешком отправились в свадебное путешествие на берег Индийского океана… С того дня прошло почти 30 лет.
Она сидела задумчивая, заходящее солнце золотило ее белокурые волосы, голубые глаза пристально смотрели вдаль. Вдруг она снова оживилась и весело спросила меня:
— Догадайтесь, что ответил Джордж, когда я его спросила, за что он меня полюбил?
— Ну, вы красивая, умная, талантливая.
— Ничего похожего! Он ответил, что я не жалуюсь, когда хожу с тяжелым рюкзаком!
Вернувшись с Таны, мы еще долго сидели в плетеных креслах, у самой сетки, отделявшей лагерь Джорджа от буша. Смотрели на загорающиеся звезды, слушали тишину, нарушаемую изредка львиным рыком.
ИЗНУРИТЕЛЬНЫЙ, НО РАДОСТНЫЙ ТРУД
Жизнь с Джорджем дала Джой возможность вплотную узнать мир диких животных. Ей часто приходилось воспитывать больных и раненых зверей или осиротевших детенышей. В ее рисунках появилась новая тема — африканские животные. Можно бесконечно любоваться ее акварелями Эльсы и набросками Пиппы. К сожалению, эти наброски оказались последними, в результате автомобильной катастрофы Джой потеряла способность хорошо владеть правой рукой. На эту бедную руку валилась одна напасть за другой. В 1975 году она писала мне:
«В июне прошлого года я, к несчастью, трижды ломала правую руку в локтевом суставе, и теперь она не двигается. Кроме того, мне сделали шестую операцию на кисти этой же руки, которая была раздроблена пять лет назад. В ноябре прошлого года в Лондоне мне сделали вставки костей… постепенно кисть становится работоспособной».
А я еще удивлялся, почему таким неразборчивым стал почерк Джой!
Дружба Джой с львицей Эльсой и ее детенышами — Джеспэ, Гупа и Эльсой-маленькой, а позднее с гепардом Пиппой — новый период в жизни Джой Адамсон, этап научного наблюдения за поведением животных, их привычками. И еще кропотливый труд по приучению привыкших к человеку, получающих от него пищу зверей к жизни на свободе. Появились научные записи, точности и обстоятельности которых могли бы позавидовать ученые, и, наконец, книги. В них достоверность и наблюдательность исследователя сочетаются с лиризмом художника, с тонким и проникновенным описанием чувств, настроений, картин природы. Книги Джой полны глубоких размышлений, страстных монологов об истинном предназначении человека, о его могуществе и необходимости разумно пользоваться своей властью при вмешательстве в законы природы. Неподдельная боль звучит в словах писательницы, когда она видит, как с лица земли навсегда исчезают животные.
«Чем больше я жила в этом мире, тем яснее для меня становилось, — пишет она, — как опрометчиво мы отгораживаемся от мира дикой природы; как много людей окончательно позабыло, что все мы — только частица необъятного мира, и нам принадлежит лишь малая его доля. Страшно подумать, что человек старается обойти вечные законы природы вместо того, чтобы приспособиться к ним. Человек — самое высокоразвитое и разумное существо на Земле и при этом единственное, которое варварски нарушает равновесие в природе только ради собственного благополучия… Быть может, мы тем самым подписываем свой смертный приговор».
Бесспорно, книги Джой Адамсон проникнуты подкупающей искренностью ее романтической и артистической натуры, стоят в ряду лучших произведений об окружающем нас живом мире.
Жизнь в буше, работа со зверями — это и изнурительный труд, сопряженный с каждодневными опасностями и риском. Из сорока лет жизни в Африке большую часть Джой провела в путешествиях, утомительных переходах, часто страдая от невыносимой жары, проливных дождей, недостатка питьевой воды. Она вспоминает, как на горе Кулал, где Джой делала первые зарисовки кенийской флоры, приходилось пополнять скудный запас воды. Раскинутыми на траве простынями собирали утреннюю росу, а потом выжимали их. А когда однажды представилась возможность качать воду прямо в лагерь (на тот случай, если слоны или другие животные займут подходы к реке), она расценила это как «роскошь, с которой не встречалась за 28 лет походной жизни».
