На пыльных, почти лишенных растительности берегах Баринго сушились рыбацкие сети, вялилась рыба — неизменная тиляпия, которая водится почти во всех пресноводных озерах Кении и постоянно значится в меню даже самых дорогих ресторанов. На самом озере мутную, а местами желтую воду бороздили, обходя многочисленные острова, легкие лодки рыбаков из народности нджемпс. Эти люди в давние времена выделились из гордого народа масаев, упорно продолжающих сопротивляться современной цивилизации и остающихся скотоводами-кочевниками, прочно осели на берегах Баринго, занимаются рыбной ловлей и земледелием. Нджемпс одним из первых создали кооператив по совместному освоению и обработке земель и на плодородных илистых почвах разводят не только кукурузу и другие культуры «для себя», но и выращивают на экспорт дыни.

Объединились в кооператив и рыбаки. У них не только лодки собственной конструкции из легких — легче пробки — стволов местного дерева амбач, но и моторный бот, и плоскодонки заводского производства, и нейлоновые сети, приобретенные за счет государственного займа. Но куда девать рыбу, которой стали вылавливать значительно больше? По-прежнему сушить на вешалах и по дешевке сбывать перекупщикам? На помощь пришла государственная Корпорация развития промышленности и торговли, построившая на акционерных условиях на берегу озера холодильник и небольшую фабрику по производству рыбного филе. Благо, что от озера Баринго до городов нагорья — Эльдорета, Китали, Накуру, Ньери, да и самой столицы Найроби не так уж далеко и дороги есть. К тому же хоть и медленно, но все же заметно преодолеваются этнические предрассудки и «вкусовой барьер», из-за которых почти половина африканского населения страны не берет в рот рыбы.

Теплые воды Баринго способствуют развитию планктона и рыбы в озере, как сказали бы подмосковные рыболовы, навалом. Когда, купаясь в озере, — а удержаться от этого трудно, хотя купание и небезопасно из-за возможности схватить шистоматоз[9], — становишься на дно в зарослях прибрежной растительности, тиляпия так и бьет по ногам. Нджемпс и туген считают, что у их рыболовного кооператива хорошие перспективы и рыбы на их век хватит. А если еще начать разводить нильского окуня, достигающего ста и более килограммов, и черного канадского баса, который хорошо прижился в озере Наиваша, то маленькое Баринго может стать одним из самых добычливых и посещаемых туристами озер Кении. Не потому ли так гордо носят свои шикарные львиные шапки старейшины нджемпс, встречаясь с прибывающими из Найроби деловыми людьми и туристами!

Одна из достопримечательностей Баринго — расположенная на уединенном полуострове ферма по разведению змей, которую основал старший сын антрополога Луиса Лики — Джонатан. Десятки обученных африканцев отлавливают и свозят сюда тысячи ядовитых змей — кобр, гадюк, мамб, у которых регулярно берут яд в медицинских целях. Ферма Лики экспортирует в зоопарки и террариумы многих стран скорпионов, черепах, тарантулов, ящериц и другой «товар», глядя на который, нервным людям становится как-то не по себе. Подобное скопище пресмыкающихся я видел второй раз в жизни после знаменитого террариума в Сан-Паулу. Кстати, у Джонатана Лики, посвятившего себя изучению змей, аллергия к противоядиям, и укус змей для него смертелен. Ферма, собственно, не научное учреждение, а коммерческое предприятие. Внешне она мало походит на бразильский террариум, не имеет капитальных построек и скорее напоминает пасеку, где ульи заменены просторными клетками, внутри которых среди камней и песка живут свивающиеся в зловещие клубки обитатели пустынь Восточной и Центральной Африки. В отличие от мирной пасеки ферма обнесена рядами проволоки и охраняется африканскими стражами, вооруженными копьями. «Доят» змей и собирают смертоносный «урожай» хладнокровные африканцы — туркана.

Новички, приезжающие из Европы на работу в Кению, просто-таки бывают напуганы рассказами о «змеином рае» в кенийских саваннах и пустынях. Я знал многих своих коллег, которые в любое сафари — здесь почти каждая поездка на охоту ли, рыбалку, просто на прогулку в национальный парк называется сафари — обязательно брали с собой сыворотку, а прежде чем устроить пикник, долго совещались, как бы не попасть в компанию змей, и даже тянули жребий, на чью долю выпадет деликатная миссия с пристрастием осмотреть каждое подозрительное дерево или камень. Я прожил в Кении семь лет, много путешествовал по ней, в поисках новых заветных рыболовных мест спускался по кручам, цепляясь за первую попавшуюся лиану, лишь бы удержаться на ногах и не свалиться в пропасть, но признаюсь, что живую змею, кроме фермы Джонатана Лики, видел всего один раз в… ванне собственной квартиры. Змея была небольшая, черненькая, каких-либо агрессивных действий не проявляла. Но змея! Не будешь же вместе с ней купаться в ванне. Змею пришлось убить. Ну а если в доме завелся их целый клубок? Менять квартиру? Догадались отправить змею на экспертизу в террариум при Национальном музее Найроби. Через несколько дней на официальном бланке пришел ответ такого содержания:

Я на всякий случай поинтересовался у Джонатана Лики, как отловить змею, забравшуюся в ванну, но воспользоваться советом не пришлось. Зато появилась прекрасная возможность все семейные неурядицы (у кого их не бывает!) считать возмездием за принятый на душу грех — убиение доброй домашней змейки!

Другая, еще более известная достопримечательность Баринго — древнее кострище в местечке Чесоуане. До последнего времени считалось, что первые кострища в Азии древние люди научились разводить 500 тысяч лет тому назад. В Европе — в Греции, Франции, Венгрии и Италии — 400 тысяч лет тому назад. А в Чесоуане приматы научились разводить огонь полтора миллиона лет назад! Наиболее древнее на нашей планете кострище обнаружила Международная экспедиция палеонтологов и археологов. Вместе с обугленной древесиной ученые нашли куски спеченной глины, кости различных животных и останки самих австралопитеков. Но самое примечательное состоит в том, что рядом лежали кремневые кресала — хорошо обработанные камни с четко выраженными следами ударов на поверхности. Значит, ими пользовались разумные существа: кремни надо ударять под определенным углом, чтобы получить хорошую искру, надо было заранее собрать мох или сухую траву, ветки, древесину. Считается, что австралопитеки, обитавшие в районе озера Баринго, имели объем мозга в четыре раза меньше, чем у современных людей. Но именно этот комочек серого вещества и «додумался» высечь искру, так преобразившую жизнь древних людей.

Жители Баринго, с которыми мы советовались о дороге на озеро Рудольф, в один голос говорили, что не помнят, когда в последний раз в том направлении проходила машина, и советовали ехать на Томсон-Фолс, затем на Маралал, Барагои и Соут Хорр. Получался порядочный крюк, а, судя по карте, к Маралалу можно было выехать, обогнув озеро Баринго с севера. Так мы и поступили. Ехали пыльной дорогой, от нестерпимой жары приходилось спасаться сквозняком, обе машины были полны пыли, дышать приходилось через марлевые повязки. Пейзаж удручающий — серый безжизненный буш. Лишь однажды бесшумно, словно тени, проплыли и скрылись в колючем кустарнике африканка в черном и три верблюда, груженные всякой домашней утварью: семья кочевников-скотоводов в своих сезонных скитаниях переезжала на новое место. И снова кругом все уныло, мертво. Деревья напоминали библейскую смоковницу, проклятую Иисусом: «Да не будет же впредь от тебя плода вовеки!» Про себя мы окрестили это безрадостное место «Долиной уныния». К вечеру дорога привела к лаггу — руслу высохшей речки с довольно крутыми берегами, и здесь решили заночевать, еле успев до наступления темноты поставить палатки. Близко к полуночи пошел дождь. Капли робко, неторопливо забарабанили по брезенту, стихли, потом застучали снова дольше и настойчивее. Стук капель повторялся несколько раз, но, так и не набрав силы, дождь прекратился столь же незаметно, как и начался.