Картина жизни Миксовых в Петербурге рисуется в основном по письмам к родителям жены Милана, которая очень подружилась с супругой знаменитого физиолога. Кстати, в России молодая чешка чувствовала себя, вероятно, свободнее, чем ее муж: с детства она любила русский язык, в шестнадцать лет стала посещать русский кружок в Праге, организованный из чувств славянской близости, шедших еще из тех времен, когда чешские народные просветители считали обязательным паломничество в Москву, Киев или Петербург… В России она была как дома, и ее критические реплики о кое-каких сторонах романовской действительности, скажем, об испытанном ею самой произволе царской цензуры, объясняются желанием видеть мир лучше, чем он есть на самом деле. Тем большую ценность представляет ревниво хранимая Карелом Нейдлом «конторская» тетрадь — список рассказа жены Павлова о их житье-бытье с Иваном Петровичем: ее не коснулось ничье постороннее око. Предугадываются также доверительность, искренность изложения, возможные лишь при тесной общности двух женщин.
В письмах Миксова не жалеет эпитетов, восторгаясь величием и красотой Петербурга, описывает посещение картинных галерей, восхищается полотнами Репина и Верещагина. Она пишет, что в институте Павлов предоставил мужу кабинет, где на протяжении четырех месяцев он будет практиковаться рядом с учителем… «Милан, — читаем в одном письме, — посетил знакомых профессоров и был дружески принят ими… Но сейчас совершенно погружен в работу у Павлова. Трудится с восьми до четырех или пяти часов пополудни… Сразу же по приезде получил для проведения опытов двух уже оперированных… — и совсем по-женски, с явной долей сострадания, — собачек…» Муж добавляет в постскриптуме, что в течение дня не смеет отойти от своих «подопечных» и вынужден «поститься», зато по вечерам у них лукулловские пиршества…
Там, в Институте экспериментальной медицины, чешский врач и написал свою работу «О секреторной деятельности желудка» — она напечатана в Праге в 1910 году под весьма выразительной подписью: доктор Милан Микса из Карловых Вар. На тридцати страницах описывается доверенный ему Павловым контрольный опыт с возбужденной горячей водой слизистой оболочкой желудка… Горячая вода, напоминавшая врачу о Карловых Варах, в данном случае имела совсем другое назначение…
Ответный «визит» Павлова в Карловы Вары состоялся без малого через двадцать лет, уже в советское время, когда, согретый вниманием самого Ленина, с новой силой расцветал гений Ивана Петровича. Он уже был удостоен почетных званий многих отечественных и зарубежных научных учреждений, академий, университетов, обществ. Но не каприз светила повлек его на знаменитый и модный курорт, и мы еще увидим, с какой тревогой отрывался он от дел образованной по декрету Совета Народных Комиссаров «столицы условных рефлексов» в Колтушах под Ленинградом: он был уже стар и многое предстояло довести до конца…
Давно когда-то Ивана Петровича беспокоил желчный пузырь. Но будто бы и «пронесло»: двадцать пять лет никаких рецидивов. И вдруг в январе 1927 года — резкие, незатихающие боли. Консилиум принял решение об операции. И она прошла успешно. Тогда-то Павлову и предложили трехмесячное послеоперационное лечение карловарской водой. Он протестовал, заклинал дать ему возможность работать. Консилиум был неумолим… Итак, в июне с тяжелым сердцем Павлов прибыл в Карловы Вары «в сопровождении» жены. Отказался поселиться в комфортабельной гостинице, не принял приглашение Миксовых жить у них. Сам нашел себе комнату — на Хебской улице (ныне проспект И. П. Павлова) в доме «Курфирст». Отказ от лучших «предложений» объяснял желанием пожить в простой чешской семье. Думается, были другие причины: досада по поводу невольного «изгнания», желание уединиться от общества, жаждавшего видеть знаменитость. Курортным врачом, естественно, был Милан Микса.
Женщины снова, как в Петербурге, были вместе. Павлов тоже не прочь был побродить по окрестностям с доктором Миксой. Но все же через шесть недель взбунтовал. Все у него в порядке! В Ленинград, в Колтуши, к опытам!
И спустя два года он не переставал гневаться на врачей, «упекших» его на курорт, считал поездку лишней. Это настроение открыто высказывается в письме Ивана Петровича карловарскому ученику в дни своего юбилея. Вот это письмо… Знакомый, как бы старательный, с сохраненным «ять» почерк, ровные строки на линованной бумаге:
«20 ноября
Глубокоуважаемый
Милан Васильевич.
Большое спасибо Вам и Вашей супруге за теплый привет к моему 80-летию. Наше пребывание в Карлсбаде очень нам памятно и по дружескому приему, которым мы пользовались у вас, и по пользе, которую оно принесло моей жене. Мне-то, собственно, не от чего было лечиться. Освободился от проклятого камня — и потом пошло все своим порядком. Теперь все время чувствую себя вполне хорошо и работаю по-старому. Очень благодарен Вам за приглашение на Ваш съезд, но приехать не могу. Должен… посидеть и отдохнуть дома, так как последние два года пришлось выезжать за границу.
Сердечный привет от меня с женой Вашей супруге и Вам.
Искренне преданный Вам
Ив. Павлов»
За год до этого Иван Петрович подарил Термине Миксовой только что вышедшую четвертым дополненным изданием книгу «Условные рефлексы. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных». Титульный лист этой книги с дарственной надписью, так же как и автограф письма Павлова, помещены Карелом Нейдлом в чехословацкой печати…
А в тот юбилейный, 1929-й, в Карловых Варах побывала дочь Ильи Ефимовича Репина — Вера. Она и подарила Миксовым фотокарточку, на которой запечатлены отец и его друг, единомышленник Иван Петрович Павлов, и которую мы с Рудой Бауэровой видели у карловарского историка…
Спасибо, дорогой Карел, за то, что сохранил страничку биографии моего прекрасного соотчича: так важна пусть малая толика к тому, что мы знаем о великих… У нас есть пословица: кто говорит, тот сеет, кто слушает — собирает. Теперь сбереженная тобой страничка станет достоянием советского читателя…
Спасибо, исцеляющие тело и душу Карловы Вары, за вашу неподкупную память, за ваши статуи и доски, увековечившие прекрасный лик моей Родины, за бережение каждой нити, соединившей два народа и две земли.
5
Карловы Вары… И Карлсбад…
Испытываю какую-то смутную тревогу, какой-то холодок, когда слышу второе название… Хотя никак нельзя отказать ему в правомерности — в его первородном значении. Под этим именем, при совершенно очевидных славянских корнях поселения Вары, он получил правовое признание в Нюрнберге, а изымать абзацы из летописей — занятие малопочтенное. Под этим именем город стал известен во всем мире. И все же подлинное торжество подлинной истории — это возникшее в глуби веков и громко звучащее ныне, на новом этапе мирового развития — Карловы Вары…
«Карлсбад…» на этикетке зеленой фляги бехеревки — разумеется, традиция, идущая от лучших, романтических времен города… Но Карлсбад — это и худшие его времена…
Наше столетие. Нависшие черной тенью Гитлера тридцатые годы — мрачна она над Чехословакией, граничащей с Германией.
1933 год — образование судетско-немецкой партии. Ее руководителем в Карловых Варах стал книготорговец Франк. Эта партия была в Чехословакии филиалом той самой, отвратительно известной гитлеровской национал-социалистской. В Праге во главе филиала стоял Конрад Генлейн. Он-то и избрал Карловы Вары, находившиеся под многолетним немецким влиянием, исходным пунктом решительного выступления против Чехословацкой республики. Требование: широкое участие в управлении страной немцев; автономия для нацистски настроенных немцев в пограничных районах страны. Угроза: раскол республики. Требование: аннулирование чехословацко-советского и чехословацко-французского договоров о взаимопомощи, подчинение фашистской Германии. Угроза: ликвидация Чехословакии как самостоятельного государства.
