— У вас такой усталый вид, Терентий Федорович, — сказала Позднякова. В ее голосе Копытову послышалось сочувствие. Ему стало жарко, он ниже опустил голову и ничего не ответил. «Почему она является до мне, когда я в кабинете один, и начинает соболезновать? Уволить, что ли, ее? — с раздражением подумал Терентий Федорович. — Не может же начальник иметь интимные отношения с подчиненными! Стоит только допустить слабинку, и в отделении начнется кутерьма…»

Терентий Федорович поставил последнюю подпись и строго взглянул на Позднякову.

— У меня часто усталый вид, старею, ничего не поделаешь, — сказал он.

— Не наговаривайте на себя, — возразила Позднякова, и в ее темных сощуренных глазах Терентий Федорович увидел затаенную улыбку. Он собрался было ответить грубо, но тут вошел Стоичев, и Позднякова поднялась.

— Знаете, что я придумал, Терентий Федорович? — заговорил Николай Павлович, провожая глазами статную фигуру Поздняковой. — Увезти вас сегодня на рыбалку.

— Еще не хватало мне мальчишества, — проворчал Копытов.

— Мальчишества? Да есть ли на свете лучший отдых, чем ловля рыбы удочкой на берегу?

— Нам сейчас не до отдыха, работать надо. — Копытов собрал со стола бумаги и спрятал их в стол. Рыбалку он не любил, но уехать куда-нибудь на несколько часов ему хотелось, и поэтому возражал он устало, равнодушно.

— Никакая работа не пойдет без нормального отдыха. Три минуты назад подполковник Урманов мне сказал, что он сутки будет спать. Его дело. Кому что нравится, а я не особенный любитель дрыхнуть, лучше поваляться на берегу, подышать чистым воздухом и посмотреть на ясные звезды — они здесь в городе какие-то блеклые. Уговорил? — Николай Павлович пыхнул изо рта папиросным дымком. До сих пор ему не доводилось встречаться с Копытовым в свободной обстановке, и это, как думал Стоичев, накладывало на их отношения много официальщины и вызывало чувство недоверия друг к другу. К тому же по некоторым делам надо было поговорить по душам, откровенно; может быть, на берегу удастся расшевелить Копытова, заглянуть в его душевный мир. Ведь слаженно работать — это не только правильно рассуждать, иметь единое мнение, — надо еще понимать друг друга.

Терентий Федорович закрыл ящик стола, положил ключ в карман и сказал:

— Уговорил. Только связь надо было бы организовать с дежурным.

— Проще пареной репы, — обрадовался Николай Павлович. — Мы отправим шофера домой, и дежурный в любое время может прислать его к нам. Здесь ведь всего пятнадцать километров.

Немало удивив жен поспешностью сборов, Копытов и Стоичев через полчаса зашли в магазин на окраине города, взяли несколько банок рыбных консервов.

— На берегу надо есть рыбу, — шутил Николай Павлович.

Перемигнувшись, они положили в карманы по бутылке водки, и Стоичев серьезно сказал:

— От комаров.

«Газик» резко подпрыгивал на выбоинах, разбрызгивал колесами по сторонам похожую на муку пыль, оставляя позади себя длинный пушистый хвост. По обеим сторонам полевой дороги росли деревья, за ними зеленели поля. Отцветающие акации роняли на землю белые лепестки, будто сыпали серебряную мелочь. Николаю Павловичу казалось, что воздух — насыщен запахами спелых дынь, арбузов и помидоров, — такой он ныл сладкий и густой.

Дорога пошла вниз. Впереди раскинулась широкая лощина, искрившаяся под лучами вечернего солнца; синее небо сливалось с голубой дымкой горизонта. Слева внизу заблестели озерки воды.

— Вон и Кара-Камыш! — радостно воскликнул Стоичев.

— А?.. Что? — Копытов вскинул голову, тупо посмотрел по сторонам покрасневшими глазами. Он задремал. — Где?

— Смотрите налево, — засмеялся Николай Павлович. — Так можно всю красоту природы проспать.

— Задремал малость, — смущенно признался Терентий Федорович. — Укачало.

Вскоре машина повернула к берегу и остановилась возле узенького перешейка, ведущего на небольшой полуостровок. Вокруг по берегу рос камыш, отражаясь в чистой спокойной воде. Тишину нарушали всплески большой рыбы.

Когда на полуостровок были перенесены вещи и продукты, а машина отправлена, Терентий Федорович вдруг сказал:

— А я хочу есть.

— Естественно. Около воды аппетит волчий. Но консервы открывать сейчас не будем, пет времени. Возьмите в моем чемоданчике сало и хлеб, сделайте бутерброд, — говорил Николай Павлович, разматывая удочки. — Может быть, там еще что-нибудь найдется подходящее, не знаю, чего там жинка насобирала.

— Так, так, здесь и колбаска есть и сырок, — мурлыкал Терентий Федорович. — У тебя жинка сообразительная, ничего не скажешь.

— Не обижаюсь, хозяйство знает, — улыбнулся Николай Павлович.

— Может быть, аппетитчику добавить? — Терентий Федорович выразительно взглянул на бутылки, потом на Стоичева.

— Не советую, — возразил Николай Павлович. — Вечерком, когда комары пойдут в атаку, водочка очень пригодится.

Стоичев закинул удочку, сел на траву, закурил и с облегчением вздохнул. Предстояли часы абсолютного покоя, как он говорил, служебные и домашние дела отошли в сторону, перед глазами покачивались поплавки, и было одно желание, чтобы поплавки вздрогнули и ушли в воду.

Терентий Федорович, подкрепившись, насыпал в карман пижамы конфет, обнаруженных в бауле Стоичева взял удочку и пошел по берегу. Сидеть на одном месте он не умел, терпения не хватало.

Берег был крутой, с него хорошо были видны темные водоросли и каждая камышинка под водой. Терентий Федорович остановился и замер. Из камыша выплыли четыре солидных усача и, покачивая хвостами, направились к противоположному берегу. Упругие тела их легко рассекали воду, они плыли, чуть пошевеливая плавниками. За большими рыбами потянулась мелочь, но она, заметив человека, брызнула врассыпную. Терентий Федорович торопливо насадил на крючок мякиш хлеба, закинул удочку и затрепетал: сейчас один из этих здоровенных усачей схватит насадку, и ловля начнется. Но ничего подобного не случилось, усачи равнодушно проплыли мимо, продолжая удаляться в прежнем направлении.

— Черт возьми! — возмутился Терентий Федорович. — Ну и хитрая рыба.

Теперь он начал действовать иначе: тихонько закинет удочку из-за камыша и осторожно выглядывает. Усачи, уже другие и не менее крупные, иногда выплывали на чистое место, с интересом осматривали насадку и спокойно уходили в сторону. Терентий Федорович даже вспотел от напряжения, а ни одна рыба ни разу не клюнула. Наконец он разозлился, схватил удочку, подбежал к Стоичеву и закричал:

— Они что, смеются надо мной?!

— Кто? — не понял Николай Павлович.

— Усачи. Подойдут, понюхают и — в сторону,

Стоичев разразился веселым смехом.

— Чего же ты смеешься? — недоуменно поднял брови Копытов.

— Рыба, говорите, не признает начальства? — продолжая смеяться, проговорил Николай Павлович. — Она важная особа, нахрапом ее не возьмешь. Подход нужен, деликатный подход,

— Ты уж и наговоришь- улыбнулся и Терентий Федорович.

— Вы закидывайте поближе к камышу да потерпите минуточку, не бегайте с места на место, — посоветовал Стоичев. — Может, какая дура и зацепится.

— Попробую, — сказал Терентий Федорович и присел рядом со Стоичевым.

Поплавок замер. Терентий Федорович терпеливо ждал, боясь пошевелиться. Словно дразня и издеваясь, мимо спокойно проплывали усачи. «Сукины сыны! — мысленно ругал их Копытов. — Сеточку бы на вас накинуть, посмотрел бы я, как вы затрепыхались».

Но вот поплавок окунулся, вынырнул и замер. У Терентия Федоровича затряслись колени, застучало сердце, он сжал в кулаке конец удилища, как кинжал. «Ну, теперь ты не уйдешь!»-с задором подумал Терентий Федорович, а поплавок качнулся и медленно поплыл к камышам. Копытов вскочил и с силой дернул удилище. В воздухе блеснула серебряная рыбка, сорвалась с крючка и улетела в траву. Терентий Федорович бросился за ней, как коршун, и хотя рыбку найти было трудно, он нашел ее, положил на ладонь и, торжествующий, показал Стоичеву. Грязная, уже полуживая рыбка вся умещалась на широкой ладони, но она была поймана собственными руками и вызывала восторг.