– Будь осторожна в разговорах с ним, – лениво сказал он. – Его жена ужасно ревнива. И к тому же она очень красивая. Настолько красивая, что стоит Джеку покинуть город, как она тотчас становится самой популярной женщиной в Париже. Между прочим, Джек, я тебе говорил, что утром мне звонила знакомая из Парижа? Она видела твою жену. Я тебе говорил?

– Нет, – ответил Джек, – не говорил.

– В три часа утра Элен видели в «Белом слоне». Она танцевала с каким-то греком. Моя приятельница его не знает, но, по ее словам, танцует он великолепно. Она сказала, что Элен выглядела сногсшибательно.

– Не сомневаюсь, – сухо произнес Джек.

– Они – самая счастливая семейная пара из всех известных мне, – завершил свою месть Деспьер. – Правда, Джек?

– Не знаю. Я не знаком со всеми твоими женатыми друзьями.

– Если бы я мог надеяться на успех, – сказал Деспьер, – то обязательно бы приударил за Элен. Она прелестна, а с ее мужем не скучно. Нет ничего хуже, чем роман с женщиной, муж которой – зануда. Никакая женская привлекательность не послужит достаточной компенсацией за те часы, что вам придется проводить в его обществе, изображая из себя друга семьи.

Мисс Хенкен нервно рассмеялась: журналист дал ей возможность заглянуть в бесконечно далекий от нее мир адюльтера. Деспьер, радуясь одержанной победе, занялся спагетти.

Не дождавшись кофе, он взглянул на часы и вскочил с кресла.

– Придется вас покинуть. У меня свидание. Мы обязательно должны каждый день встречаться за ленчем.

Помахав рукой, он отошел от столика. Хозяин ресторана поспешил к французу. Деспьер обнял итальянца за плечи и вместе с ним направился к двери. Джек проводил их взглядом, сердясь на себя за то, что позволил Деспьеру уйти, не оплатив хотя бы половину счета. Он посмотрел на Веронику, желая понять, как она реагирует на то, что Деспьер внезапно покинул ее, но девушка с невозмутимым видом ела грушу.

«Похоже, я ошибся», – подумал Джек.

А через несколько минут, когда они допили кофе и Джек попросил счет, подошедший к нему хозяин ресторана, широко улыбаясь, заявил, что ленч уже оплачен.

– Синьор Деспьер, – добавил итальянец, – сказал, что сегодня вы все – его гости.

Когда они вышли на улицу, мисс Хенкен сообщила, что отправляется в Чинечита[17] узнать насчет работы; они поймали для нее такси, и она уехала. Судя по выражению ее лица, она привыкла обходиться без провожатых.

– Вам в какую сторону? – спросила Вероника.

Она стояла, распахнув пальто, и Джек догадался, что девушка демонстрирует свою фигуру.

– Я пройдусь пешком до отеля.

Собираясь попрощаться, Джек задумался, должен ли он из вежливости спросить ее телефон. «Не буду, – решил он, – все равно я им не воспользуюсь».

– Можно ли прогуляться с вами? – Вероника снова облизала языком уголок рта.

– Конечно. Я буду только рад. Если вы никуда не торопитесь.

– До пяти часов я свободна.

– А что вы делаете потом? – спросил Джек.

– Работаю. В бюро путешествий. Отправляю людей в те места, где хотела бы побывать сама.

Солнце скрылось за зловещими, свинцово-черными тучами, которые наступали на Рим с севера; ветер рвал в клочья края афиш, расклеенных на желтых стенах домов.

Они прошли мимо двери, возле которой просила милостыню согбенная, плохо одетая женщина с грязным ребенком. Держа малыша одной рукой, нищенка бросилась вслед за Джеком, повторяя: «Americano, americano»[18]. Вторую руку, скрюченную, давно не мытую, она протягивала вперед.

Джек, остановившись, дал ей столировую монету; женщина, не поблагодарив, вернулась к двери. Джек почувствовал, что она смотрит ему вслед, не испытывая признательности и удовлетворения; сотня отданных лир не избавила его от ощущения вины, вызванного вкусной горячей пищей, обществом хорошенькой девушки, роскошью гостиничного номера.

– Это напоминание, – серьезно сказала Вероника. – Я о женщине.

– Напоминание о чем?

– О близости Африки и о той цене, которую мы за нее платим, – пояснила девушка.

– В Америке тоже есть нищие, – заметил Джек.

– Не такие. – Вероника ускорила шаг, словно спеша уйти подальше от женщины с ребенком.

– Вы бывали в Америке? – спросил Джек.

– Нет. Но я знаю.

Они молча перешли улицу, свернули за угол, миновали витрину бакалейного магазина, уставленную сырами, колбасами и оплетенными узкогорлыми бутылками с кьянти.

– Вам безразлично, – негромким голосом спросила внезапно Вероника, – что ваша жена танцует с кем-то в Париже в три часа утра?

– Да, – сказал Джек и подумал: «Это не совсем верно».

– Американские семьи счастливее итальянских, – с досадой произнесла она.

«Ну, – подумал Джек, – тут я мог бы с ней поспорить».

– И вообще, – заметил он, – я не уверен, что она на самом деле танцевала в три часа утра.

– Вы хотите сказать, Жан-Батист соврал?

– Сочинил, – поправил ее Джек.

– В нем плохое перемешано с очень хорошим, – сказала Вероника.

Джек почувствовал влагу на верхней губе. Он понял, что из носа снова потекла кровь. Смутившись, он остановился, вытащил платок и приложил его к носу.

– Что с вами? – Вероника испуганно посмотрела на Джека.

– Пустяки, – глухо ответил он. – Нос кровоточит. Королевская болезнь, – пытался пошутить Джек.

– Это всегда так начинается? Без всякой причины?

– Только в Риме. Вчера какой-то человек меня ударил.

– Ударил вас? – изумленно спросила она. – Почему?

– Понятия не имею. – Джек тряхнул головой, раздосадованный усилившимся кровотечением и вниманием прохожих. – Как предупреждение.

Он стоял посреди оживленной улицы, расстроенный, подавленный снами, недобрыми предчувствиями, образами мертвых, близостью опасности, одиночеством, страхом, который внушала ему грядущая ночь.

– Надо поскорей добраться до вашего отеля, – сказала Вероника.

Остановив такси и держа Джека за локоть своей сильной и нежной рукой, она усадила его, точно инвалида, в машину. Сейчас Джек радовался тому, что в такую минуту был не один.

Возле отеля Вероника, не позволив Джеку расплатиться с водителем, сделала это сама; потом она взяла ключ у портье и остановилась у двери лифта рядом с Джеком, готовая в любой момент подхватить его, если он начнет падать. Кровь шла не переставая.

В кабине лифта перед глазами Джека, старавшегося ничем не привлекать внимания рослого парня в ливрее, нажимавшего кнопки рукой, обтянутой белой перчаткой, возникло странное видение. Он явственно осознал, что, пока девушка ходила за ключом, в дальнем конце коридора он заметил Деспьера и женщину в голубом платье; они сидели рядом и серьезно беседовали о чем-то. Джек был уверен в том, что в какое-то мгновение Деспьер поднял голову, узнал его, кивнул и отвернулся.

– Вы их видели? – спросил он Веронику, которая замерла возле него.

– Кого?

– Деспьера и какую-то женщину. В вестибюле.

– Нет. – Вероника удивленно посмотрела на Джека. – Я никого не видела.

– Наверно, мне показалось, – тихо произнес Джек.

«Теперь живые преследуют меня средь бела дня», – подумал он.

Зайдя в номер, Джек снял пиджак, расстегнул воротничок рубашки, ослабил галстук и прилег на кровать. Вероника повесила пиджак в шкаф; нашла в ящике стола чистый платок и дала его Джеку. Она остановилась возле него; черты ее лица исчезали в полумраке зашторенной комнаты. Капли дождя застучали в окно. Затем Вероника молча легла рядом с Джеком, обняв его. Они слушали дождь, нарушавший тишину затемненного номера. Спустя некоторое время он отнял платок от лица; кровь остановилась. Джек повернул голову, поцеловал девушку в шею, плотно прижимая губы к упругой теплой коже; его сознание освобождалось от всего, что существовало вне этой комнаты, этого момента, этой кровати, – от недобрых предчувствий, ран, крови, воспоминаний и привязанностей.