В общем смена дежурства в роте быстра, проста и даже в некотором роде приятна. Мы с Тупиком спускаемся в курилку. На тумбочке стоит курсант из четвертого взвода. Чуев куда-то убежал и в казарме стоит умиротворенная тишина и сонливая атмосфера. Из курилки мы, ежась от холода, так как стоим без шинелей в одних кителях, наблюдаем за происходящим на плацу разводом.

- Задница заступающим обеспечена! – с тонким оттенком злорадства восклицает Олег.

- Почему? – не понимаю я.

- Дежурным по училищу у них Танцор!

- Это он? – киваю я на маленького полковника, стоящего к нам спиной и проверяющего готовность наряда.

- Да!

- Я не узнал его. Да, большая задница, - соглашаюсь я с Тупиком.

Танцор – это преподаватель с кафедры философии. Он как философ очень нудный и въедливый, капризный и трусливый офицер. Из-за своей трусости он будет выносить мозги всей смене, только чтоб ему не сделали замечание. Мы пару раз дежурили с ним. Это были сутки сплошного мучения. Мы видели его в казарме несколько раз за ночь, наверное, он не отдыхал в разрешенное ему уставом время вообще. Он через каждый час звонил, он приходил проверял порядок в казармах, он докапывался до стоящего на тумбочке дневального, задавая ему вопросы на знание устава внутренней службы. Проверяя порядок на территории, он вечно находил грязь и заставлял убирать ее дежурную смену, хотя всегда это было делом всей роты. Короче мы облегченно вздохнули только после сдачи дежурства.

- Пошли? – спрашивает Олег, туша сигарету в урне. – Сейчас забарабанят…

- Пошли… - я тоже тушу окурок, и мы почти бегом возвращаемся в теплое помещение.

Через десять минут появляется наша смена. Дежурный по роте у них командир отделения третьего взвода. И вообще, все дневальные из того же взвода. Мы формально и очень быстро сдаем дежурство. Все. Сутки без сна закончились. Скоро ужин и личное время, а потом долгожданный сон. Я достаю Ремарка и, борясь со сном, продолжаю с предыдущего места. Тупик уходит звонить. Телефонная будка стоит возле казармы, и мы всегда можем позвонить куда хотим - цивилизация.

Вскоре в казарму вваливается рота. Шум и гам наполняют еще совсем недавно тихие спальные помещения. Народ громко разговаривает, смеется, что-то делает и готовится к ужину. Все позади, я мгновенно втягиваюсь в обыденную жизнь ста двадцати человек.

- Принц, - обращается ко мне Бобер. Так меня прозвали еще со времен абитуриентов. Получилось все как-то просто и смешно. Мы кандидаты на поступление сидели в тени раскидистого дерева и знакомились. Когда очередь дошла до меня, то я в шутку предложил звать меня принцем. Прозвище мгновенно прижилось и с тех пор меня звали не иначе, как принц. – Пойдем покурим!

- Да что-то не хочется, никотин из ушей капает, - отнекиваюсь я.

- Надо поговорить…

- Ладно, пошли…

Я встаю обреченно и устало иду за Бобром, понимая, что он не отвяжется пока не скажет мне что-то такое, чего нельзя говорить в кубрике. В туалете народу словно на центральной площади. Мы становимся у окна. Бобер, несмотря на то, что кабинки все заняты, шепчет мне на ухо:

- У Дэниса скоро день рождения… - Дэниса он произносит с ударением на первый слог. Так у нас принято.

- Здорово, - не совсем понимаю я для чего необходима такая секретность и при чем тут я.

- Ты будешь участвовать?

- В чем?

- В дне рождения!

- А как надо участвовать?

- Ну, что ты тупишь?! – вскипает мой друг. Он не делает поправку на то, что я после наряда и моя психика закономерна заторможена.

- Так ты прямо говори! – безразлично отвечаю я.

- Собираются человек пятнадцать. Будет выпивка и закуска. Дэнис и тебя приглашает, - примирительно начинает объяснять Бобер.

- А откуда возьмется выпивка?

- Принесут!

- А закуска?

- Рота на следующей недели заступает в наряд по кухне. Вся кухня и столовая будут наши. И в офицерской столовой, и на складе. Жрачки будет навалом.

Я задумываюсь, но мой мозг и вправду тупит, и я не совсем понимаю всю рискованность этого мероприятия, но на вопрос буду ли участвовать я отвечаю утвердительно. Я понимаю только то, что мне предлагают участие в клубе «избранных», так как Дэнис курсант не просто блатной, а еще и уважаемый в мире «крутизны». Получить приглашение на такой праздник означает то, что ты входишь в их клуб и это можно расценить только, как акт уважения.

- Наши будут? – спрашиваю я, имея ввиду Стаса и Вадьку.

- Они думают…

- Ладно… Это все?

- Вроде. Ты в увал идешь? – спрашивает он уже громко и никого не опасаясь.

- Должен вроде, Строгин в списки включил на воскресение.

- Что будешь делать?

- К девчонке поеду…

- В дом офицеров пойдешь? Туда собираются идти все, - у Бобра считается, что если идет он, то идут все.

- Не знаю… может быть…

ГЛАВА 2.

Мы словно бабочки к огню…

Я вышел из стеклянных дверей проходной училища вслед за Бобром и Стасом. Сегодня процедура проверки внешнего вида была упрощена до того, что ее вовсе не было. Комбат с утра не появлялся, Чуев прибежал в роту отдал старшине пачку увольнительных и стремительно убежал. Когда мы построились в коридоре казармы в положенный час офицеров не оказалось на месте и старшина взял ответственность на себя, то есть он не стал никого проверять, а, недолго думая, раздал заветные квадратики толстой бумаги каждому, чья фамилия была на нем написана красивым почерком ротного писаря.

- На пра-во! Шагом марш! – скомандовал командир и возглавил увольняющихся, шагая рядом с первой шеренгой.

На проходной мы тоже никого не встретили, поэтому выстроившись перед будкой дежурного мы замерли в ожидании разрешения выйти на свободу. Старшина доложил дежурному по училищу, который сонно его выслушал и устало махнул рукой. Это означало одно – мы до девяти часов тридцати минут вечера совершенно свободные люди.

Один за другим вы вылетали из училища и скапливались на алее перед главным входом. Здесь многие достали сигареты и закурили – «Ведь дым свободы нам сладок и приятен»!

- Стас, ты куда сейчас? – спросил я закадычного друга.

- Сначала домой…

- Переодеваться?

- Ага. А ты?

- Я тоже. Поедем на автобусе?

Мы всегда ездили вместе, так как наши дома были на одной улице. Сначала автобус останавливался возле дома Стаса, а через две остановки выходил я.

Дома меня уже ждали родители. Я быстро переоделся во все гражданское и стал практически обычным студентом. Одно в моей внешности выдавало во мне как курсанта. Это короткая стрижка. Ни один уважающий себя студент не мог так коротко стричься. Они все больше были патлатые и не посещали парикмахерские. Но в конце концов, может, я оригинальный студент, кроме того, одев шапку меня уже не смог бы уличить ни один военный патруль. Хотя я ни разу не слышал, чтобы патрули ловили курсантов в гражданской одежде. Ходили в нашей среде разные слухи, байки и рассказы очевидцев, но о таких случаях никто не рассказывал. Во-первых, в патрули всегда ходили только курсанты со своими училищными офицерами, которые еще помнили себя в курсантские годы, и ловить себе подобных не приходило на ум ни одному даже самому гадливому патрулю, даже «свзязистскому». Объясню. В городе было два училища. Одно летное, другое училище связи. Между этими двумя высшими военными учебными заведениями постоянно происходило какое-то соревнование. То курсанты не смогли поделить места на дискотеках, то девушек в медицинском общежитии, то просто из спортивного интереса учащиеся этих двух совершенно разных вузов могли подраться, доказывая, кто из них сильнее. Мы недолюбливали друг друга, и, если была хоть какая-нибудь возможность подгадить соперникам, то ни мы, ни они не упускали такой возможности. Но ловить курсанта в увольнении переодевшегося в гражданскую одежду, считалось ударом ниже пояса. Во-вторых, офицеры, начальники патрулей в основном ленились и не хотели лишних проблем: ну, поймали, тогда надо подозреваемого куда-то вести, проверять его там, если с собой у того не было документов, а как окажется, что он не курсант, тогда это уже административное нарушение, поскольку гражданского человека могла задержать только милиция. Но сама главная и важная причина, это то, что офицеры после заступления в наряд просто распускали курсантов, если те были старше второго курса, по домам и сами уходили растворялись в своих служебных квартирках. Договорившись с курсантами, что те вернуться в училище часам к двенадцати ночи, они спокойненько предоставляли им свободу действий. Утром, правда, состав патруля встречался у училища и некоторое время бродил по городу в поисках солдат в самоволке.