- На фига? – не понял его Бобер.

- Есть два пузыря…

- Да? Ну, пойдем, выйдем, - Серега обул тапочки и пошел за дембелем.

Он вернулся почти сразу и один. Молча сел на свою кровать и расхохотался.

- Два пузыря! Я-то думал водки, коньяка, на худой конец самогонки!

- А тебе что предложили? – спросил я, свешиваясь сверху.

- Два пузыря «Шипра»!

- Что ж ты отказался? – спросил Выскребов.

- Я не опустился до такого еще!

- Зря не согласился! – пошутил я. – Так бы рассказал нам о букете…

- Хочешь я ему предложу тебя в собутыльники?

- Не! Я с незнакомыми не пью! – сказал я, намекая, на его быстрое согласие выпить с первым встречным.

- Да я и пошел-то только из интереса, - стал оправдываться мой товарищ, но мы уже закрыли эту тему.

Я удобно улегся на спине и стал смотреть в потолок. Вагон раскачивался, по нему стали интенсивно ходить пассажиры то в одну сторону, то в другую. Отчего-то мне подумалось о том, что и в жизни нам встречаются люди, с одними мы идем некоторое время вместе, другие, пожав руку убегают вперед, третьи отстают. Вот нам уже осталось совсем немного учиться, а что потом? Сохраним ли мы дружбу? А любовь? Не пройдет ли и она также, как и эти люди, спешащие в вагон-ресторан? Что там в Калинине сейчас делает Наташа? О чем она думает? Не забыла ли меня? Колеса стучат, хлопает дверь в тамбур, проводница извещает о приближающейся остановки. Дорога. Глаза мои закрываются, и я вновь засыпаю.

* * *

У меня два дня до того, как возвратиться в училище. Приехав, мы договорились явиться в казарму не сразу, а через несколько дней, в числа, соответствующие документальному окончанию стажировки. Не имело смысла терять драгоценные денечки на тупое сидение в казарме и на выспрашивание увольнения у отцов-командиров, когда мы сами могли себе его устроить, даже не увольнение, а сверх короткий, но отпуск. К третьему курсу у каждого из нас в городе было место, где он мог провести время, не заботясь ни о пропитании, ни о крыше над головой. Кто-то был знаком с девушками, которые с удовольствием размещали мальчиков в своих квартирах или комнатах в общежитиях, у кого-то в городе проживали родственники, кто-то останавливался у своих друзей из местных. В общем это не Калинин и каждый из нас не стремился на свою железную койку, пусть даже под надежной крышей, где кормят, поят и спать укладывают. Атрепов сделал нам документы тем числом, которым должна была заканчиваться наша стажировка. Правда он десять раз переспросил нас о планах и не собираемся ли мы вернуться в родные стены раньше. Только после наших убедительных заверений в том, что мы собираемся войти в училище не раньше указанного им числа, он поставил дату окончания, взяв с нас слово не проболтаться. Билеты для отчета нам сдавать было не нужно, поэтому вычислить истинный день прибытия никто не смог бы. Уже на вокзале мы пожали друг другу руки и договорились ровно через два дня встретиться за сто метров от училища, так, чтобы войти на проходную одновременно.

Выскребов решил смотаться на эти два дня домой, благо до его города был всего час езды на автобусе. Женька отправился к родственникам, а Бобер – к подруге, проживающей рядом с училищем в однокомнатной отдельной квартире. Я не знаю, какие у них были отношения, но, думаю, что Серега к ней ничего серьезного не испытывал. После того, как я увидел его на стажировке последовательно с тремя девушками, я понял, что он не скоро остепенится.

Дома я уже через час стал прежним. Родные стены творят чудеса. У меня возникло такое чувство, будто и не было не только этого месяца, но всех трех лет жизни вне дома. Я побродил по комнатам, родители отсутствовали, был разгар рабочего дня. Я переоделся, поел, поговорил с родителями по телефону, обрадовав их своим благополучным возвращением, и вышел во двор. Усевшись на лавочку, я стал ждать своего медицинского друга. Было жарко и день выдался хорошим. За месяц, проведенный в средней полосе я уже забыл, что такое жара. Слабый ветерок еле заметно обдувал мое вспотевшее тело, хотя я сидел в тени деревьев.

- Привет! Как съездил? – я жму руку своему другу детства. Он появляется внезапно, поскольку я сижу с закрытыми глазами.

- Нормально… устал…

- Что так? – лениво спрашивает он.

- Что-то всего столько приключилось…после размеренной жизни по уставу, это довольно тяжело.

- И зачем ты поперся в военное училище?! – не перестает удивляться мой друг.

- Захотелось…

- А! Ну, тогда конечно…

Мы сидим молча и нам не нужны лишние слова, чтобы передать наши чувства. С четырех лет мы вместе, знаем друг друга от и до. Мы понимаем все и без слов.

- Когда обратно?

- Завтра вечером.

- Что будешь делать?

- Не знаю…отдыхать. А у тебя как?

- Горохова отчислили.

- За что?

- Поймали в Москве у американского посольства.

- О, как! А что там он делал? Бомбу подкладывал?

- Просил политического убежища.

- Дали?

- Нет, передали милиции.

- А потом?

- На комсомольском собрании исключили из комсомола, а затем и из института отчислили.

- А что он забыл в этой Америке?

- Говорит, что хотел организовать рок группу.

- Музыкант что ли?

- Нет! Деловой человек!

- Он игру-то придумал?

- Да…

- Продал?

- Нет.

Мы продолжаем сидеть и вновь замолкаем на некоторое время. Я никуда не спешу, и он тоже. Двор пуст. Полдень. Через двадцать минут во двор входит Серега. Он живет в соседней пятиэтажке и на два года младше нас. Я бросаю лениво на него взгляд, но вдруг замечаю какую-то необычность в его поведении и походке. Он странно подпрыгивает на ходу, потом через шагов десять, пятнадцать останавливается и трясет головой, что-то бубня себе под нос. Потом вновь продолжает свой путь тем же образом и вновь все повторяется. Я уже с интересом слежу за ним. Мне кажется, что он стал совсем ненормальным. Он нас не видит, и мы не зовем его. Странное дело, но я раньше не замечал за ним такой странности, он всегда был обычным, нормальным парнем.

- Что с ним? – спрашиваю я будущего врача.

- С ним-то? Все в порядке.

- А что он так себя странно ведет?

- А! ты о его походке! От армии косит! Между прочим, неправдоподобно.

- Так его еще не призвали же, значит неплохо косит.

- Там, возможно, не только в этом дело…

- Он поступил куда-нибудь?

- В «политех» в прошлом году.

- Значит в «политех» взяли с ненормальностью.

- Так у него приступ начался недавно. Пред весенним призывом.

- Как думаешь, долго ему предстоит играть роль чудика?

- Думаю долго.

- Да, потерян для нас он!

- Думаю, да…

Наш дружок проходит мимо, так и не заметив своих друзей детства. Он исправно играет роль, так что никто не упрекнет его в том, что он косит от армии только во время медицинских осмотров, он хорошо вжился в свою роль. Мы продолжаем лениво наслаждаться прохладой тенька и легкого ветерка. Жизнь прекрасна в любых ее проявлениях. Даже простое сидение в теньке может доставить настоящее удовольствие.

* * *

Я иду вверх по улице Ленина к Стасу. Он мне позвонил из дома. Они тоже вернулись со стажировки, но только на день раньше. Также, как и мы они разбежались на сутки, договорившись о месте и времени встречи. Улица Ленина между моим домом и домом Стаса идет под углом чуть ли не тридцать градусов. Она здесь сплошь застроена одноэтажными кирпичными и из желтого известняка домиками. Вдоль проезжей части плотно растут пирамидальные тополя, устремляющиеся ввысь на фоне низких крыш. Тротуар узкий и весь покорежен корнями различных деревьев, асфальт то там, то здесь приподнят и весь в трещинах. В детстве мы бегали по этой улице и собирали шампиньоны, коих росло очень много. Бывало мы могли собрать до ведерка белых грибных «дворняжек». Машин мало и только один раз меня обогнал старый желтый «лиаз» с номером «пятнадцать». Мне, конечно, можно было проехать одну остановку, но я предпочел подняться пешком. Я никуда не спешу и просто иду, наслаждаясь воздухом детства, свободы и печали.