До Кимберли была Лиза Креспо, а до нее – Анджела Дайаз, а до нее – Шоуни Браун, а еще раньше – в средних классах – Морган Макдональд, и Менди Стэнсберри, и Кейтлин Кейси. Все они были уверенными в себе, ходили с гордо поднятой головой и смотрели на всех свысока, но я всегда разочаровывал их по двум причинам:

Потому что я не производил должного впечатления на их друзей – не знаю, что со мной было не так, это выше моего понимания.

И потому – и это озадачивало еще больше – что они ожидали, что я переключусь на другую передачу, на ту, на которую мой любовный автомобиль переключиться просто не мог.

Когда Лиза бросила меня, она сказала, что у нее было ощущение, будто у нас так и не сложилось настоящих отношений.

– О чем ты говоришь? – спросил я. – Мы встречались почти каждую субботу. Ты рассчитывала, что я сделаю тебе предложение, или еще на что-то типа того? Ради бога, нам всего шестнадцать.

– Я говорю не о браке, – сказала она, надув губки.

– А о чем же?

Она скрестила руки на груди.

– Если ты не понимаешь, то я не могу тебе объяснить.

Господи. А как хорошо все начиналось.

Сейчас, вспоминая своих бывших девчонок, я смотрю на них, как смотрят из окна на клумбу с прекрасными цветами. Они красивы, но прикоснуться к ним нельзя.

У меня нет ни сожалений, ни горечи. Мне просто интересно, черт побери, что в те дни происходило у них в мозгах, у них в душе, по мере того, как мы становились все ближе и ближе. Почему им вдруг понадобился другой Саттер, не тот, с которым у них все начиналось? Почему сейчас у меня с ними отличные отношения, и нам весело, если мы случайно пересекаемся? Почему я так нравлюсь девчонкам, но они никогда в меня не влюбляются?

Все эти мысли приходят мне в голову, когда я после работы еду к Кэссиди. Я твердо намерен попросить прощения, как и советовал Боб. Я не уверен, получится ли у меня так же, как и у Боба, ведь нет никаких гарантий, даже если у него этот прием и прокатывал. И я уже уверяю себя в том, что ничего страшного не случится – ничто не вечно. Кроме того, есть Уитни Стоув, звезда сцены с сексуальными ногами. Да, она высокомерна, но со мной она, наконец, расслабится. У меня есть свои методы, хотя бы для начального этапа.

По дороге я останавливаюсь у любимого винного магазина, чтобы пополнить запасы перед столь важным делом. Парень за прилавком похож на главаря «Ангелов ада»[16], но мы с ним кореша. Он никогда не спрашивает удостоверение личности и говорит, что я напоминаю его давно пропавшего сына. И все же, чем ближе я подъезжаю к дому Кэссиди, тем больше бабочек начинает порхать у меня в желудке, и справиться с ними не помогают даже две порции чистого виски.

В половине девятого я въезжаю на ее улицу, и на мне те же самые рубашка и слаксы, в которых я хожу на работу к мистеру Леону. Кажется, ее родителям я больше нравлюсь в галстуке. Они обманываются, думая, будто я чего-то в жизни добьюсь, так что, возможно, сегодня мой вид убедит их, что меня можно впустить в дом – на тот случай, если Кэссиди поставила условие меня не впускать.

Дверь открывает ее мама, что хорошо. Мне проще иметь дело с мамами, чем с папами. Ну, я имею в виду мам других людей, а не свою собственную.

Мое появление, похоже, удивляет ее, и это означает, что Кэссиди уже сообщила ей о том, что мы расстались. Она держится со мной холодно, но это меня не останавливает:

– Здрасьте, миссис Рой, как поживаете? – Я веду себя как ни в чем не бывало, будто ничего не случилось и я просто зашел к Кэссиди, как приходил к ней последние полгода.

На ее губах появляется фальшивая улыбка, и она отвечает:

– Все замечательно, Саттер. Не ожидала тебя увидеть.

– Правда? Ну, ладно. Я пришел поговорить с Кэссиди, может, позвать ее погулять и выпить колы.

– Сожалею, но Кэссиди нет дома. – И ни слова о нашем расставании.

Я уверен, что на самом деле ей хочется сказать: «Знаешь что, мальчик с “удавкой” на шее? Кэссиди сейчас в своей комнате, но она не хочет тебя видеть, так что шел бы ты отсюда куда подальше в своих дурацких слаксах». Это родители. Они все такие. Никогда прямо не скажут ничего подобного даже несмотря на то, что все знают, о чем они думают.

Но я тоже умею играть в эти игры.

– Вот как? – И оглядываю подъездную дорожку. – А я смотрю, ее машина здесь. Может, она дома, а вы не заметили, как она приехала?

– Нет, я точно знаю, что она еще не вернулась. За ней заехала Кендра. – И тут она поджимает нижнюю губу. Очевидно, она не должна была выдавать столь важную информацию, но уже поздно. Поэтому я говорю:

– Ладно, передайте ей, что я приезжал, до свидания. Мне пора домой.

Но я уверен – если миссис Рой действительно такая умная, какой я ее считаю, – она знает, что домой я не поеду.

Тачки Кендры у дома нет, но от ее мамы гораздо больше пользы. Она рассказывает мне, что девочки поехали к Морган Макдональд на встречу христианских студентов-спортсменов. С Морган я встречался в средних классах, но это было ужасно давно, и теперь между нами нет ничего, кроме чисто приятельских отношений. Но самое удивительное, что Кэссиди отправилась на собрание религиозных спортсменов. Ведь она и не религиозна, и не спортсменка. По сути, она всегда глумилась над верующими, спортсменами и иже с ними.

Иже. Нравится мне это слово.

Морган живет на севере, и к тому времени, как я добираюсь до ее дома, я успеваю накидаться виски так, что бабочки у меня в животе больше не порхают. Зато, похоже, в желудке полно ржавых болтов, и они громыхают там, как в пустой консервной банке.

Вверх и вниз по улице, на которой проходит это собрание, стоит столько тачек, что можно подумать, как будто тут раздают купоны на бесплатный выход из преисподней. Только не надо думать, что это полезное, нравственное и пристойное мероприятие. Чтобы сюда попасть, не надо даже быть спортсменом. Нет. Девяносто девять процентов тех, кто посещает такие собрания, приходит сюда ради одной простой цели: замутить с кем-нибудь. И этим объясняется тяжесть громыхающих у меня в желудке болтов. С кем собирается мутить Кэссиди?

Я паркуюсь в конце длинной вереницы машин и иду к дому Морган, придумывая, что сказать Кэссиди, когда мы с ней увидимся. Начать нужно с какой-нибудь цветастой шутки, типа: «Никогда бы не подумал, что встречу тебя в таком месте. Ты приехала сюда с Иисусом, или он сегодня опять на осле?». А потом, когда она улыбнется, я сразу же начну просить прощения: «Я был неправ, – скажу я. – Я не подумал. Но ты же знаешь меня, думать – не моя специальность. Я идиот, но я – влюбленный идиот. Мне нужен наставник, чтобы направлять меня. Кто-нибудь вроде тебя».

Впереди, в свете уличного фонаря, я вижу пару. Судя по росту, парень – это Маркус Уэст, баскетбольный конь, но вот девушка так плотно прижимается к нему, что я не могу разобрать, кто это, вижу только ее короткую стрижку.

«Так, – говорю я себе, – у Маркуса новая подружка. Значит, ЛаШонда Уильямс свободна. Она всегда мне нравилась». Однако, как только эта мысль появляется у меня в голове, я тут же выпихиваю ее прочь. Я здесь не для того, чтобы искать себе новых девчонок.

Я подхожу поближе, и тут парочка поворачивается, Маркус наклоняется и целует свою девушку. Теперь у меня появляется возможность рассмотреть ее, в частности, ее попку, и я безошибочно определяю, кому она принадлежит. Это огромная, аппетитная, сногсшибательная попка Кэссиди. Болты в моем желудке превращаются в ржавые молоты.

Очень многие при виде габаритов Маркуса Уэста тут же повернули бы назад, но только не я.

– Ага, – говорю я, останавливаясь на безопасном от них расстоянии. – Вижу, дух Иисуса снизошел на вас обоих.

Кэссиди резко оборачивается.

– Что ты здесь делаешь?

– О, да ты подстриглась.

Ее рука взлетает к волосам и тут же падает.

– Решила, что сейчас самое подходящее время для перемен.