— Пойдём!

— Иди к машине, я сейчас. И вопросительно посмотрел на Настю. Та, кивнув в сторону офицера, спросила:

— Пьян?

— Да, и сильно. Просит спирта.

— Налей ему. И пусть стаканчик выпьет при тебе. — Сунула ему в руку ампулу.

Пряхин ушёл, а Настя прошлась по комнате, заглянула в одну дверь, другую, — никого не было. Подошла к барону.

— Вас надо везти в госпиталь, — видимо, начинается воспаление лёгких.

Барон молчал, Настя постояла с минуту у его изголовья, снова повторила предложение, но майор дышал всё реже, и глубже, — Настя видела, что он погружается в глубокий сон.

Она спокойно вышла из дома.

Немец, давясь и обжигаясь, пил спирт. И как бы похваляясь перед шофёром, пытался выпить стакан до дна.

Пряхин открыл дверцу заднего отсека, толкнул туда оберста, Настя наклонилась к нему, пыталась оценить его состояние. Одной рукой она коснулась плеча Пряхина, сказала:

— Надо поторапливаться.

— Кто? — отозвался обер-лейтенант, — Я?.. Что вы сказали, фрейлейн? Я хочу знать. Где барон? Вы дали ему лекарство?.. Сейчас приедет генерал и привезёт доктора. Барон — важный человек... Он из Берлина. С ним на дружеской ноге сам Гитлер...

Болтовня немца становилась несвязной, язык заплетался...

Настя потянула за собой в дом Пряхина. Склонилась над бароном, сказала:

— Повезём вас в госпиталь.

Барон молчал. И тогда Настя дала знак — «несем в машину!» Удалось довольно быстро донести барона до автомобиля и сунуть в угол на заднем сиденье, прикрыв одеялом.

— Садитесь за руль! — сказала Настя Пряхину. Она успела ещё вбежать в дом, забрать там все вещи барона, какие-то бумаги, сдернуть со стола карту... Через минуту они уже ехали вдоль деревни. У крайних домов их снова остановил патруль, те же два солдата. Пряхин вышел к ним, протянул по бутылке спирта и попросил закурить. Один солдат, посветив фонарём, заглянул в машину. Спросил с удивлением:

— Оба?

— Оберст пьян, а барон болен. Везём в госпиталь.

— Ну-ну. Счастливой дороги!

Солдаты взмахнули руками.

В полуверсте от поворота к линии фронта им навстречу, бросая на дорогу слабый свет подфарников, катили две машины. Пряхин потянулся рукой к автомату, лежавшему на сиденье, но Настя тронула его за локоть:

— Сидите спокойно, мотор не выключайте.

Машины остановились. Подошли два офицера, посветили:

— Кто такие?

— Один пьяный, другой — больной. Везём в госпиталь, — спокойно ответила Настя.

Из темноты выдвинулась фигура большого тучного человека. Офицеры отступили, вытянулись. Пряхин невольно поглядывал на автомат, но Настя была невозмутима. Оглядывая неспешно шедшего к ним человека, без труда определила в нём генерала. И шинель, и высокая фуражка, и блеснувшее в слабом свете подфарников серебро витых погон, и вся громадная величественная фигура обнаруживали в нем чин высокий, хорошо сознающий свою власть.

— Посветите! — приказал он офицерам. Свет карманного фонарика ударил в глаза Насти. Пряхин отвёл взгляд в сторону.

— Я вас слушаю, — сказал генерал, наклоняясь к сестре и заглядывая ей в глаза. Настя не дрогнула, быстро проговорила:

— Офицер заболел, потерял сознание, — везём в госпиталь.

— У вас два офицера.

— Обер-лейтенант вызвался его проводить.

— И напился как свинья.

— Потребовал спирта, и мы ему дали.

— Хорст! — крикнул генерал. Один из офицеров подскочил к нему.— Возьмите у него оружие, документы, а самого бросьте в кювет. Эта скотина должна знать, как следует себя вести офицеру вермахта.

Оберста вытащили и поволокли к обочине дороги, а генерал, склоняясь к девушке, тихо сказал:

— Вы молоды и... очень красивы.

— Благодарю, герр генерал.

— Вы врач или сестра?

— Я медицинская сестра.

— О-о, это хорошо. Это очень хорошо. У вас есть чемоданчик с лекарствами, вы можете делать укол?..

— Есть сумка и если надо...

— Да, я тоже болен, и меня надо полечить. А вы будете лечить старого генерала?

Дело принимало худой оборот, и Настя пыталась найти выход:

— Я сестра, а вам нужен врач. Назовите адрес, и я скажу, чтобы к вам приехали.

— Э-э, нет! Ко мне никто не должен приезжать, я хочу лечиться у моей маленькой очаровательной сестры.

Генерал наклонился совсем близко и тронул Настю пальцами за подбородок. Настя отстранилась. Её мозг напряженно работал. Она уже готова была дать сигнал Пряхину: «Стреляй!» Рука её потянулась к парабеллуму, лежавшему под сиденьем. Но она раздумала. Решила ждать.

Генерал между тем открыл дверцу машины, приглашая Настю выйти.

— Но как же больной офицер?

— Его повезёт водитель. Надеюсь, ваш водитель знает дорогу.

Настя нехотя вышла из машины. Глядя в глаза Пряхину, медленно проговорила:

— Поезжайте один. Скажите начальнику госпиталя, что меня задержал...

Она запнулась.

— Генерал Функ. Сестра сделает мне укол от давления.

Пряхин с минуту выжидал, очевидно, думая, как ему быть, а потом устремил свой «Опель» в темноту. Сердце его сжалось от страха за Настю, но делать нечего, — он выполнял приказ.

Генерал Функ предложил Насте место в заднем салоне, а сам грузно уселся рядом с шофёром. Сзади шла машина с офицерами — охрана.

Настя понимала, что ситуация непредсказуемо затягивает её в пропасть, у неё не было оружия, не было защиты, В голову, сменяя друг друга, приходили различные варианты ближайших действий, но в них мгновенно высвечивались слабые места, и она их отбрасывала. Впрочем, один сюжет казался вполне реальным: ночью, дав генералу снотворного, пробраться к этой вот машине и на ней пуститься по полям, лесным дорогам к линии фронта. Но ключи?.. Где она возьмёт от неё ключи? И всё же какое-то дальнее, интуитивное чутьё внушало уверенность в благополучном исходе событий...

Генерал сидел как изваяние, за всю дорогу не повернулся, не заговорил, и это понравилось Насте.

К крыльцу затемнённого всеми окнами двухэтажного дома машина подкатила тихо. Из кабины генерал вышел сам. Потом открыл дверцу задней кабины, где испуганной мышкой сидела Настя,

— Как вас...

— Меня зовут Кейда.

Следуйте за мной.

Проговорил строго и будто бы угрожающе.

Нащупав рукой санитарную сумку, Настя подхватила её, и, вылезая, окинула цепким взглядом всё пространство вокруг. Запомнила, откуда ехали, приметила угол дома на той стороне улицы, нашла машину, ехавшую с ними.

Неожиданно в небе раздался стрекот ночного советского самолёта ПО-2, и тут же засверкали нити трассирующих пуль, Офицеры метнулись кто куда, генерал осел на капот машины, — с ним, как бы защищая его от воздушной атаки, осталась обомлевшая от страха Настя. Тишина в ночи наступила вдруг, в одно мгновение, — с минуту генерал полулежал на капоте, затем поднялся и повернул к себе Настю,

— Вы храбрая девушка! Защитила своего генерала!

И крикнул в темноту:

— Эй, вы! Трусы несчастные! Как зайцы... в кусты! А она вот...

Он взял её за локоть.

— Вы жертвовали жизнью. Представлю вас к высшему ордену Германии.

Голос генерала прозвучал натужно: он, видимо, из последних сил превозмогал боль.

В горнице, куда они вошли, в углу под иконами горела свечка. У телефона, уронив голову на руки, спал офицер. Генерал прошёл мимо него в другую комнату.

Настя поотстала, но генерал, засветив переносную лампу, позвал её:

— Сестра!

Генерал в одежде и сапогах завалился на высокую кровать, какие обыкновенно стоят в деревенских домах.

— Затылок печёт. О-ох!

Голос его, похоже, услышал офицер, влетел в комнату.

— Герр генерал!..

— A-а, Гот. Ты, как всегда — спишь на дежурстве. Пьян, наверное. Пиши телефонограмму.

Офицер выхватил из кармана блокнот.

— Слушаю.

— Берлин. Адольфу Гитлеру. Мой фюрер, болезнь сердца и головы усилилась. Срочно прошу замену. Альберт Функ.

Генерал поперхнулся и свесил с кровати голову. Его стало тошнить. Кейда выдвинула из-под койки таз. Больной со всхлипом заглатывал воздух, содрогался всем телом. Мундир соскользнул с плеч и серебряный погон генерал- лейтенанта очутился в тазу. Подбежал Гот — «очевидно, Готфрид», — подумала Настя, — подхватил генерала за плечи. И как раз в этот момент приступ кончился, больной откинулся на подушки. Трепетный огонёк свечи золотил бледное заострившееся лицо старика. Стало легче, — сказал он со вздохом.— Так всегда — стошнит и полегчает. Видно, скоро уж теперь... В голове лопнет сосуд и — конец.