– Вот так вот? – Харро отнял тряпку от щеки, и Бартан содрогнулся, увидев рану в форме открытого рта– почти замкнутый круг, зашитый внахлест черной ниткой и щедро припудренный толченым перечным цветом – излюбленным кровоостанавливающим снадобьем колкорронцев, – но все же кое-где сочилась кровь. Кожа вокруг укуса сильно потемнела, и было ясно, что шрам останется на всю жизнь.

– Извини, – промямлил Бартан. – Ничего не понимаю.

– А после как накинется! Как начнет вопить и дубасить меня кулаками по голове! Убирайся, кричит, из комнаты! Я так растерялся, что пулей оттуда вылетел, а когда спохватился, Эннда уже заперлась. И все время выкрикивала что-то вроде: «Не сон! Не сон!» А потом умолкла, и уже несколько часов – ни звука. Только если кто-то пытается отпереть дверь… Бартан, я за нее боюсь. Надо к ней попасть, а то как бы она чего с собой не сотворила. Как она кричала! Как…

– Жди здесь. – Бартан вышел из дома и, не реагируя на вопросительные взгляды гостей, быстро зашагал к своему фургону. Там он открыл ящик и вытащил сверток с ювелирными инструментами. Рядом появился Крэйн Форатере.

– Сможешь, – осведомился он, – с дверью справиться?

– Надеюсь.

– Молодчина. Знаешь, Бартан, когда она развопилась, мы все побросали и – в дом. Глядим, а он – голый и в кровище. Напялили на него тряпье какое-то, рану заштопали, в кухне прибрали… Он ничего не рассказывает – стесняется, наверно. Думали, может, не стоит нынче гулянку устраивать, дела-то вон какие…

– Посмотрим, когда в спальню войдем, – сказал Бартан, торопясь назад. – Держись рядом. Понадобится помощь, я тебя кликну.

– Молодчина, Бартан! – пылко повторил Крэйн.

Харро сидел на корточках около двери в спальню. Бартан опустился рядом с ним на колени, хорошенько рассмотрел замок и удовлетворенно хмыкнул. Затем выбрал подходящий инструмент и поднял голову.

– Сейчас надо действовать быстро, чтобы она не успела ничего сообразить, – произнес он. – Когда открою, сразу вбегай, понял?

Харро кивнул.

Одним движением Бартан провернул ключ в замочной скважине и отпрянул. Харро кинулся на дверь плечом. Через дверной проем в свете из разбитого окна Бартан увидел Эннду Форатере – она забилась в дальний угол, дико взлохмаченные черные волосы падали ей на лицо, в котором не осталось почти ничего человеческого. Зрачков не было видно, одни белки, а на подбородке запеклась кровь, и на груди, на ночной рубашке, тоже багровели потеки.

– Ты кто?! – визгливо крикнула она мужу. – Убирайся! Не подходи!

– Эннда! – Харро метнулся вперед и обхватил жену за плечи, не замечая града ударов. – Разве не узнаешь? Это же я! Я только помочь хочу! Только помочь! Эннда, пожалуйста!

– Ты – не Харро! Ты… – Она умолкла, прижав ладонь ко рту. – Харро? Харро?

– У тебя был кошмар, но все уже позади. Успокойся, милая. – Харро подвел жену к постели и заставил сесть, многозначительно косясь на Бартана и кивая на окно – мол, постереги.

Бартан подошел к окну, распахнул ставни, превратив полоску сияния в поток солнечного света. Эннда непонимающе оглядела комнату и повернулась к мужу.

– Лицо! Посмотри, что я сделала с твоим лицом! – Послышался всхлип, жалобнее которого Бартану не доводилось слышать, после чего Эннда опустила голову и, увидев кровавые пятна на тонком хлопке ночной рубашки, стала рвать ее с себя.

– Пойду воды принесу. – Бартан двинулся к выходу.

Крэйн переминался у порога, и Бартан махнул ему рукой, чтобы пока не входил. Затем окинул взглядом кухню и обнаружил на буфете кувшин из зеленого стекла и таз. Как можно неторопливее налил в таз воды, взял мочалку, мыло и полотенце и постучался в спальню. Там уже лежала на полу ночная рубашка, а ее хозяйка куталась в простыню, сдернутую с кровати.

– Все в порядке, дружище, – сказал Харро. – Входи.

Бартан вошел в комнату и держал таз, пока Харро смывал кровь с лица жены. По мере исчезновения безобразного струпа Харро заметно веселел, и Бартан подумал, что уход за страждущими в равной степени полезен и ухаживающему. У него тоже полегчало на душе, хоть и было совестно за свой эгоизм – как-никак особенный, долгожданный праздник едва не сорвался. Эннде Форатере приснился очень плохой сон с довольно тяжелыми последствиями, но жизнь возвращается в свою привычную колею, и вскоре Бартан будет отплясывать с Сондевирой – живот к животу, бедра к бедрам.

– Вот так-то лучше, – сказал Харро, вытирая полотенцем лицо жены. – Всего-то навсего кошмар приснился… Скоро все позабудешь и…

– Это не кошмар. – Голос Эннды звучал надломленно, плачуще, что слегка ослабило оптимизм Бартана. – Все было на самом деле.

– Да что ты несешь! – возразил трезвомыслящий Харро.

– А как же твое лицо? – Эннда принялась ритмично раскачиваться вперед-назад. – На сон это было не похоже. Как наяву. И мне казалось, так будет всегда… Всегда-всегда…

Харро решил пошутить:

– Разве это могло быть хуже, чем мои сны после твоей стряпни – особенно пирогов на нутряном сале?

– Я ела твое лицо. – Эннда спокойно – и оттого жутко – улыбнулась мужу. – Харро, я не просто укусила тебя за щеку. Я съела все твое лицо. За несколько часов… Я отхватывала тебе губы и пережевывала их. Оттягивала зубами ноздри и тоже пережевывала. Прокусывала глаза и высасывала жидкость. Когда я закончила, у тебя не осталось лица. Ничего не осталось, даже ушей… Только красный череп с клочком волос на макушке. Вот что я с тобой сделала сегодня ночью, мой любимый. Так что не рассказывай мне про кошмары.

– Все уже позади, – произнес Харро с тревогой в голосе.

– Ты так думаешь? – Эннда закачалась энергичнее, точно под воздействием невидимого двигателя, который вдруг прибавил обороты. – Но ведь это еще не все. Я тебе не рассказала про черный подземный ход… Про кишащих во мгле гадов… которые льнули ко мне плоскими чешуйчатыми телами…

– Я, пожалуй, лучше пойду. – С тазом в руках Бартан повернулся к двери.

– Э, нет, парень, не уходи. – Харро поспешно вскинул руку. – В компании ей легче.

– У них много ног… и у меня… у меня было много ног… и туловище… и щупальца… Они росли прямо из горла. – Эннда перестала раскачиваться, подперла щеку плечом, вытянула руку перед собой и начала ею плавно покачивать. Она явно кому-то подражала, и этот «кто-то» жил в глубинах сознания Бартана, порождая безотчетный страх.

– Ну, я только таз вынесу. – Он сам себе казался предателем: знал, что ни секунды не задержится в доме, и пускай эта злосчастная парочка улаживает свои проблемы без него. А он тут вообще случайный человек, и чужие дела его совершенно не касаются. Бартан увернулся от руки Харро, торопливо вышел на кухню и поставил таз с хлюпающей в нем мочалкой на каминную полку. Он уже повернулся и двинулся к выходу, но тут хозяйка дома, не заметив, что с ее нагого тела соскользнула простыня, поднялась на ноги и пустилась в диковинный танец, раскачивая и дергая перед собою рукой.

– Начиналось это странно, – шептала она. – Правда очень странно. И негоже говорить «начиналось», ведь я возвращалась в дом… в обыкновенный крестьянский дом… белый, с зеленой дверью… Но входить было страшно… и все-таки пришлось… Когда отворила дверь, за ней не было ничего… только какие-то тряпки на стенной вешалке… Старая шляпа, старая накидка, старый фартук… Я понимала: надо сейчас же бежать, иначе быть беде, но что-то заставило войти…

Похолодев, Бартан замер в дверях спальни. Эннда глядела прямо на него. Сквозь него.

– Знаешь, а ведь я ошиблась. Не было там старой одежды. Это был один из них… Он тянул ко мне щупальце… Так медленно…

Харро шагнул к жене и схватил ее за плечи.

– Прекрати! Эннда! Прекрати!

– Но ты же не понимаешь. – Она улыбнулась, обвивая рукой шею мужа. Простыня снова упала на пол. – Дорогой, на меня не нападали… Это было приглашение… приглашение к любви… И мне ее хотелось… Я вошла в дом и обнялась с ужасом… и была счастлива, когда в меня вошел его сизый член… – Эннда рывком прижалась к Харро, ее голые груди набухали и сокращались.