Они остановились, и мы тут же с руганью вышли из консульского кабинета.

Простившись с Поповым, мы с Макаровым поехали в Аарау. Не успели выйти из вагона, к нам подошли два жандарма и велели следовать за ними.

В жандармском управлении у нас спросили пермиссьоны.

– У нас нет пермиссьонов, – ответили мы.

– Кто вам разрешил ехать по железной дороге без пермиссьонов?

– Мы не солдаты и не заключенные, а вольнонаемые рабочие, поэтому нам никаких пермиссьонов не надо, – сказали мы.

– Вы не имеете права разъезжать по стране, – заявили жандармы.

Нас тщательно обыскали. Отобрали деньги, даже сигареты п спички. Сняли ботинки, брюки и гимнастерки, оставив в одном нижнем белье. После этого посадили в одиночные камеры.

Просидели мы здесь двенадцать суток, испытав все «прелести» швейцарской тюрьмы.

На тринадцатый день утром мне принесли одежду и приказали собираться. В канцелярии жандармерии я встретил Макарова. Вид его напугал меня. Он оброс бородой, воспаленные глаза ввалились.

Получив какпе-то бумаги, жандармы довели нас до трамвайной остановки. Макаров с жандармом сел в один трамвай, а я – тоже с жандармом – в другой.

Мой спутник привез меня в Рейнах, доставил в контору фирмы, в которой я работал, и сдал хозяину под расписку.

Отобранные у меня при аресте деньги вернули за вычетом двадцати шести франков, которые были удержаны жандармерией за «квартиру п питание» по два франка в сутки…

Наконец я вернулся к товарищам. Встреча с ними доставила мне большую радость. Они собрали денег на усиленное питание и предложили отдыхать до тех пор, пока не поправлюсь.

Через несколько дней мы прочли в газетах, что в Берн приехала советская миссия в числе тринадцати человек, во главе с полномочным представителем. Вечером мы созвали собрание и рассказали товарищам о новостях, прочитанных в газетах. Решили послать одного человека в полпредство просить материальной помощи.

Выбор опять пал на меня, и я начал собираться в дорогу, чтобы завтра же выехать в Берн.

В Берне я зашел в комитет помощи русским военнопленным, к Варкальсу. Он сказал мне адрес полпредства и добавил, что на днях советская миссия перейдет в здание консульства, о чем полпред ведет переговоры с президентом республики.

На этот раз Варкальс был гораздо любезней, он отпустил мне несколько пар рабочих ботинок, брюк и курток, дал тысячу сигарет. Расписавшись в получении вещей, я пошел разыскивать помещение советской миссии.

Подойдя к парадному подъезду полпредства, я увидел дежурного швейцара, как и в консульстве, но этот швейцар был в обыкновенном гражданском костюме. Он сказал мне,что прием в полпредстве закончен.

– Пройдите через садовую калитку. Полпред сейчас находится на террасе по ту сторону дома. Может быть, он вас примет.

На террасе в кресле-качалке сидел человек с газетой в руках. Вытянувшись по-военному и взяв под козырек, я спросил, не он ли будет полпред. Человек отбросил газету в сторону и, поднявшись с кресла, сказал:

– Да, я полпред. Садитесь, пожалуйста, товарищ.

По его просьбе я в кратких словах рассказал, как мы попали в Швейцарию, где теперь работаем.

– Я собираю сведения о всех русских солдатах, бежавших из Франции, – заметил полпред, – но о вашей группе у меня сведений пока не было.

Расставаясь со мной, он сказал:

– Вы хорошо сделали, что приехали. Завтра я вышлю к вам товарища, и он на месте окажет вам необходимую помощь. Вот вам записка, идите по этому адресу в гостиницу, там вам за счет миссии предоставят комнату и стол. Завтра к началу занятий приходите сюда.

Утром следующего дня я снова был в миссии. Полпред познакомил меня с товарищем, который должен был ехать со мной.

В Рейнах мы прибыли вечером. Товарищ пз полпредства всю ночь рассказывал солдатам об Октябрьской революции и положении в России. Слушали его все с огромным вниманием. Это первое живое, правдивое слово о событиях на родине произвело на нас сильное впечатление.

Спать легли на рассвете. Утром на работу не пошли.

Представитель полпредства повел нас по магазинам и на отпущенные средства одел всех с ног до головы, израсходовав по триста франков на каждого. Он добился у нашего хозяина заключения договора на сдельную работу. Мы были очень довольны.

Распростившись с нами, представитель уехал обратно в Берн.

На сдельщине мы зарабатывали по пятнадцати франков в день. Такой заработок давал возможность улучшить питание.

Мы стали чувствовать себя гораздо свободнее, уверенные в том, что Советское полпредство всегда окажет нам нужную поддержку.

В июне 1918 года швейцарские газеты сообщили, что Ленин ведет переговоры с германским правительством о разрешении проезда через Германию русских солдат, бежавших из Франции в Швейцарию. Прочитав об этом, солдаты обрадовались. Никто не сомневался, что Советское правительство добьется скорого разрешения волновавшего нас вопроса.

Несколько позже наш переводчик Рамзайер объявил нам, что завтра утром все должны быть готовы к отъезду в город Шаффгаузен, находящийся около швейцарско-германской границы. Вечером были получены все заработанные деньги, мы стали собираться в дорогу.

Рано утром все тридцать три человека направились к железнодорожной станции. Нас провожало очень много рабочих и работниц рейнахских табачных и сигарных фабрик. При отходе поезда кто-то из них крикнул:

– Да здравствует Ленин! – и все подхватили этот возглас.

Прибыв в Шаффгаузен, мы направились в специально отведенный барак, который находился недалеко от вокзала, на берегу реки Рейна. Там не было ни коек, ни соломы, мы расположились на голом полу. В этот же день в Шаффгаузен приехало еще человек триста под охраной швейцарских жандармов.

Утром прибыли последние группы солдат. После завтрака всех нас вывели на окраину города,где был произведен тщательный обыск. Жандармы отбирали швейцарские монеты, выдавая вместо них царские кредитные билеты, уже вышедшие из обращения в Советской России, несмотря на протесты солдат.

По окончании обыска всех отправили на вокзал, где нас ожидали представитель Советского правительства, председатель комитета помощи русским военнопленным и переводчики.

Вскоре прибыл германский поезд под военной охраной. Представитель швейцарского правительства передал всех отъезжающих по акту представителю Советского правительства, а последний – также по акту – германскому капитану. После оформления передачи капитан приказал проверить людей и посадить в вагоны.

Проехали мы несколько станций, и поезд остановился недалеко от границы. Здесь нам было предложено взять с собой все свои вещи и выйти на платформу. Там нас выстроили по четыре человека в ряд и по очереди вводили в одну из комнат вокзала, где снова тщательно осмотрели наши вещи. Немцы отобрали у нас карандаши, самопишущие ручки, бумагу, блокноты, почтовые открытки и альбомы. Если у солдата был кусок туалетного мыла в упаковке, то ее снимали, а мыло возвращали владельцу. Так же поступали С Сигаретами. Никакие просьбы солдат оставить им снимки Франции, Африки, карточки товарищей во внимание не принимались. Все было отобрано и тут же сожжено. Это вызвало в нас досаду и недоумение, но нисколько не омрачило огромной радости, которая билась в нас, взволнованных столь близким возвращением на родину.

После осмотра вещей люди были снова посажены в вагоны, и поезд двинулся дальше. По Германии мы ехали около трех суток. В пути кормили нас очень плохо.

В Двинске прибывших из Швейцарии пересадили в отлично оборудованный русский санитарный поезд. Здесь солдат впервые за время пути накормили горячим обедом и напоили сладким чаем.

Железная дорога до самого Пскова была занята немецкими войсками. Дальше от Пскова все станции находились в руках красногвардейских частей.

На четвертые сутки мы прибыли в Петроград.

Поезд тихо подошел к Финляндскому вокзалу. На платформе был выстроен почетный караул. Оркестр играл «Интернационал». Когда поезд остановился, две шеренги красногвардейцев взяли «на караул». Мы вышли из вагонов и построились вдоль поезда.