Наконец в ущелье показалась река. Она была до того быстра, что несла вместе с водой и крупные камни. С большим трудом спустились мы к ней и стали обсуждать способ переправы. Больше всего беспокоились за Макарова и Станкевича. Без посторонней помощи переплыть бурную реку они не могли.

Французские пограничники считали свою миссию оконченной и попросили вернуть им винтовки. Фельдшер ответил, что винтовок пока не отдадим, ибо опасаемся, как бы французы не открыли стрельбу. Пограничники сказали, что им и в голову не могло это приттп. Наоборот, они считают себя счастливыми, что смогли оказать помощь русским солдатам, стремящимся к себе на родину, от которой их оторвала ужасная война.

Французы говорили искренно, но Оченин все же не выдал им винтовок. Он вернул их несколько позже, вынув однако затворы для большей безопасности. Через фельдшера он объяснил, что затворы будут переброшены через реку после переправы. Пограничники успокоились.

Связав четыре веревки, Оченин снял шинель и, взяв один конец веревки в зубы, бросился в холодную воду бурлящей речки.

Двадцать лет жизни на Волге выработали из Оченина хорошего пловца, он без особого труда переплыл речку и выбрался на берег. Сейчас же он привязал конец веревки к дереву и предложил проделать то же самое на другом берегу. Веревка туго, натянулась. Четыре человека, умеющие хорошо плавать, также сняли шинели и подошли к речке, подведя Макарова. Положив его на разостланную палатку, четверо вошли в воду. Они поплыли, держа одной рукой палатку с лежавшим на ней товарищем. Макаров что есть силы перехватывал веревку, облегчая пловцам передвижение. Они уже были недалеко от противоположного берега, как вдруг силы оставили Макарова, и он отпустил веревку. Сопровождавшие его растерялись, не бросились на помощь товарищу, а крепко вцепились в веревку. Оставшиеся на берегу закричали:

– Макаров тонет!

Не растерялся только один Оченин, который зорко наблюдал с другого берега за переправой больного. В одну секунду он снова был в речке и быстро подплыл к Макарову, уже терявшему сознание. Схватив утопающего за волосы, Оченин увлек его к берегу.

Четверо, сопровождавшие Макарова, добрались до противоположного берега в тот момент, когда Оченин вытаскивал из воды почти полумертвого Макарова. Восемь рук подхватили их обоих и вынесли на берег, где Макаров пришел в себя.

Переправа Станкевича прошла благополучно. После него перебрались и все остальные.

Французские пограничники отцепили от дерева конец веревки и связали нм оставленные нами шинели и палатки.Получился большой тюк, который оказалось не так легко перетащить на другой берег, – его тянули человек десять.Но все обошлось благополучно, и мы получили свои мокрые шинели.

Закончив переправу, Оченин перебросил французам веревку, а потом и винтовочные затворы.

Пограничники сняли кепи и долго махали ими, прощаясь с нами.

Морозный день клонился к вечеру.

Простившись с французскими солдатами, мы быстро пошли в гору, чтобы хоть немного согреться во время ходьбы. В мокрой одежде иттп было очень холодно, да и неудобно. Но главное, главное- нас подгоняла огромная радость. Наконец- то мы вырвались из Франции, где пережили столько мытарств и мучений! Наконец-то мы в Швейцарии, откуда, думалось, не трудно будет выехать на родину! Скоро увидим родные деревни, обнимем милых и близких людей…

Местность на швейцарской стороне оказалась менее гористой, продвигаться было легче. А вскоре мы вышли и на дорогу, которая вела на юг.

Когда начался спуск, у?ке в темноте мы увидели около дороги первый домик, за ним второй, третий. Огня в окнах не было. Мы прошли дальше. Наконец показался и освещенный домик. Оченин постучал.

Вышедшая на стук девушка предложила войти в помещение. Оченин спросил по-французски:

– Виноват, барышня, здесь французская деревня?

– Нет, здесь Швейцария, – ответила девушка.

В помещении нас встретил молодой человек, одетый в штатское платье. Он был очень любезен и согласился проводить до кафе.

Когда мы вошли в зал, кто-то из сидящих за столиками громко спросил, обращаясь к нам:

– Русские дезертиры?

Услышав наш утвердительный ответ, швейцарцы захлопали в ладоши.

Мы сели за стол. К нам подошли сразу трое – два официанта и сам хозяин. На двух больших подносах они принесли белый хлеб, кастрюли с горячим молоком и стаканы.

Поздоровавшись, хозяин тихо сказал, что он кое-что понимает, и предложил выпить горячего молока с коньяком,- это самое лучшее средство после трудного перехода через Альпы и переправы через речку. Нас всех удивила догадливость хозяина. Видимо, таких, как мы, он встречал не впервые.

Все поданное официантами было быстро уничтожено нами, но сыт от этого никто не стал. Убирая посуду, хозяин сказал:

– Теперь вы можете заказать, что вам угодно, а пока заказанное сготовят, я советую выппть еще стаканчика по два моей прекрасной и полезной для вас смеси.

Мы согласились с предложением любезного хозяина.

– Я надеюсь, деньги у вас есть?-как бы между прочим спросил он.

– Денег много, – ответил фельдшер.

Плотно поужинав и выпив виноградного вина, мы совсем повеселели.

К нам подсели швейцарцы, стали расспрашивать, как мы шли через Альпы, сколько дней блуждали в горах. Они угощали нас сигаретами и поздравляли с благополучным переходом границы. Они говорили, что переплывать речку в такой мороз могут только русские люди.

Все мы чувствовали себя хорошо. Словно и не было тяжелого пятидневного горного перехода. Но это наше настроение испортилось, когда в кафе вошли два жандарма и сели в стороне за свободный столик. Как только мы расплатились, они сию же минуту предложили следовать за ними. Пришлось подчиниться. Взяв с собой мокрые шинели, мы двинулись из кафе вслед за жандармами.

По крутой дороге спускались более получаса. Остановились около двухэтажного здания, которое оказалось жандармским отделением пограничной охраны.Нас ввели в большую комнату – канцелярию. Находившиеся в ней жандармы тотчас же приступили к тщательному обыску. Взяли все, что было у нас, кроме одежды. После этого разместили в небольшие комнаты по два человека.

Комнаты были похожи на номера плохой гостиницы. В каждой стояло две железные кровати с матрацами, одеялами, простынями и подушками. Кроме кроватей было два стула, маленький столик и на стене висело небольшое зеркало.

Я был в одной комнате с Макаровым. Мы быстро разделись, потушили свет и легли спать. Больной, измученный тяжелым переходом, Макаров моментально уснул крепким, спокойным сном. Но я, несмотря на сильную усталость, спать не мог.

Мозг мой усиленно работал. Я снова вспомнил первые дни военной службы в Кузнецке. И особенно тот момент, когда принимал все меры, чтобы попасть в Самару вместо Митина. Вспомнил весь путь от Самары до Марселя, те минуты, когда я мечтал о Франции, в которую так стремился попасть. Франция в то время представлялась мне какой-то особенной страной, совершенно не похожей на Россию.

Что же дала мне эта «особенная» страна? Много ли светлых воспоминаний о ней сохранится в моей памяти? Нет, немного. Это – встреча в Марселе, путь от Марселя до Майллп, первомайская манифестация – вот, пожалуй, и все. Остальное было тяжелыми воспоминаниями. Жизнь в окопах, бремонское наступление, перекочевывание из деревни в деревню после боя, ля-куртинский расстрел, ссылка в Африку, издевательства Манжена.

Я не задумывался над тем, что ожидает нас в Швейцарии. Мне было радостно и весело в этот момент. Казалось, что путь, пройденный нами через Альпийские горы, приблизил нас к родине сразу на несколько тысяч километров. Я радовался этому и за себя, и за спящего рядом Макарова, и за остальных товарищей.

Мы оставплп неблагодарную Францию, которой мало было нескольких тысяч наших товарищей, погибших на полях Шампани: она «отблагодарила» нас ля-куртинским расстрелом, африканской ссылкой.