Однажды утренним днем Толлер размышлял о своих семейных делах, гадая, долго ли еще удастся поддерживать неустойчивое равновесие, когда в сарай, где он отвешивал нарезанное стекловолокно, вошел Харгет.

Харгет был тощий суетливый человек сорока с небольшим лет, и все у него – нос, подбородок, уши, локти, плечи, – казалось, состояло из острых углов. Сейчас он суетился сильнее, чем обычно.

– Пошли, Толлер, – позвал он, – нужны твои крепкие мускулы.

Толлер отложил совок.

– И что я должен делать?

– Ты вечно жалуешься, что тебе не дают работать с военными машинами, так вот тебе случай.

Харгет подвел его к небольшому передвижному крану, который установили на площадке между двумя мастерскими. Обычная конструкция из бревен стропильника, только зубчатые колеса, которые, как правило, делают из бракки, у этого крана были отлиты из созданного на опытной станции сероватого композита.

– Скоро должен прибыть магистр Гло, – сказал Харгет. – Он собирается продемонстрировать эту зубчатую передачу финансовому инспектору принца Пауча. Мы сейчас проведем пробное испытание. Проверь тросы, получше смажь шестерни и нагрузи короб камнями.

– Ты сказал, военная машина, – заметил Толлер, – а это просто кран.

– Армейским инженерам приходится строить фортификации и поднимать тяжелое оборудование, так что это – военная машина. А бухгалтеры принца должны остаться довольными, иначе мы лишимся финансирования. Иди работай. Гло приедет через час.

Толлер кивнул и начал готовить кран. Солнце прошло еще только половину пути до Верхнего Мира, но ветра не было, и температура воздуха неуклонно поднималась. Близлежащая дубильня добавляла свои ароматы в и без того удушливую атмосферу станции. Толлер поймал себя на том, что мечтает о кружке холодного пива. В районе Набережных имелась лишь одна таверна, да и та настолько мерзкая, что у него не возникало ни малейшего желания послать туда помощника за образцами их товара.

С тоской он подумал: как ничтожна награда за добродетельную жизнь! В Хаффангере по крайней мере было чем дышать.

Не успел Толлер нагрузить короб камнями, как послышались крики возницы и стук копыт. В ворота станции вкатился щегольской красно-оранжевый фаэтон магистра Гло. Среди замызганных домишек фаэтон выглядел нелепо. Он остановился у конторы Харгета, и из него вылез Гло, который сначала поругался с возницей и лишь потом поздоровался с Харгетом, робко топтавшимся рядом. С минуту они о чем-то тихо переговаривались, затем пошли к крану.

Гло зажимал нос платком, а красное лицо и некоторая нетвердость походки свидетельствовали о том, что он уже приложился к бутылке. Толлер, улыбаясь, покачал головой; при всем почтении к магистру его изумляла та целеустремленность, с которой старик продолжал превращать себя в человека, непригодного для высокого поста. Заметив, что несколько проходивших мимо рабочих прикрыли лица ладонями и зашептались, Толлер перестал улыбаться. Ну почему Гло не дорожит своим достоинством?

– Вот ты где, мой мальчик! – воскликнул магистр, увидев Маракайна. – А знаешь, ты еще больше стал напоминать мне меня в… гм… молодости. – Он пихнул Харгета локтем. – Видишь, какой атлет, Боррит? Вот каким я был.

– Да, магистр, – ответил Харгет, даже не пытаясь изобразить восхищение. – Здесь шестерни из старой смеси номер 18, но мы испробовали на них низкотемпературную выдержку и получили весьма обнадеживающие результаты. Конечно, этот кран в общем-то только макет в натуральную величину, но я уверен, что мы двигаемся в правильном направлении.

– Я тебе верю, но позволь мне посмотреть его в… гм… работе.

– Разумеется. – Харгет кивнул Толлеру, и тот приступил к испытанию.

Кран спроектировали для двух работающих, но Толлер легко справлялся и в одиночку. Несколько минут он под командованием Харгета поворачивал стрелу и демонстрировал, с какой точностью машина кладет груз. Он старался действовать очень плавно, избегая ударов в зубчатых передачах, и после демонстрации движущиеся части крана остались в отличном состоянии. Ассистенты и рабочие, которые собрались посмотреть, начали расходиться, и Толлер уже опускал груз на место, когда вдруг собачка храпового механизма, управляющего спуском, дробно застучала и срезала несколько зубьев на главной шестерне. Короб с грузом начал падать, затем барабан заклинило, трос перестал разматываться, и кран, которым Толлер продолжал управлять, опасно накренился. Несколько рабочих бросились к нему и, навалившись на поднявшуюся опору, прижали ее к земле. Кран был спасен.

– Поздравляю, – злобно сказал Харгет, когда Толлер отошел от поскрипывающей конструкции. – Как тебе это удалось?

– Если бы вы сумели сделать материал прочнее остывшей каши, ничего бы… – Внезапно Толлер увидел, что за спиной у Харгета упал магистр Гло. Он лежал, прижавшись щекой к засохшей глине, и не шевелился. Испугавшись, что в Гло угодил отлетевший зуб шестерни, Толлер подбежал к магистру и опустился на колени. Бледно-голубые глаза повернулись к нему, но пухлое тело даже не пошевелилось.

– Я не пьян, – промямлил Гло уголком рта. – Унеси меня отсюда, мой мальчик. Я, кажется, наполовину мертв.

* * *

Фера Риву неплохо освоилась с новым образом жизни на Зеленой Горе, но никакими уговорами Толлер не мог заставить ее сесть верхом на синерога или хотя бы на животное поменьше – белорога, которого женщины часто предпочитали. Поэтому, когда Толлер хотел вместе с женой выбраться с Горы глотнуть свежего воздуха или просто сменить обстановку, приходилось отправляться на своих двоих. Он не любил ходить пешком, но Фера считала это единственным способом передвижения, если в ее распоряжении не имелось экипажа.

– Я проголодалась, – объявила Фера, когда они дошли до Площади Мореплавателей в центральном районе Ро-Атабри.

– Конечно, – сказал Толлер, – еще бы. Ведь после второго завтрака уже почти час прошел.

Она пихнула его локтем в ребро и игриво улыбнулась.

– Ты ведь не прочь подкрепить мои силы, а?

– Тебе не приходило в голову, что в жизни есть не только секс и еда?

– Еще вино. – Заслонив глаза от солнца утреннего дня, она внимательно изучала лотки со сладостями, занимавшие весь периметр площади. – Пожалуй, я съем медовую коврижку и, может быть, запью ее кейльским белым.

Продолжая протестовать, Толлер купил желаемое, и они уселись на скамейку лицом к статуям знаменитых имперских мореходов прошлого.

Площадь окружали коммерческие и общественные здания; их каменные стены различных оттенков украшали традиционные колкорронские узоры из переплетенных ромбов. Деревья на различных стадиях созревания и яркие наряды прохожих вносили свою лепту в цветовые контрасты. Веял приятный западный ветерок.

– Должен признать, – сказал Толлер, потягивая холодное легкое белое вино, – что прохлаждаться здесь куда приятнее, чем ишачить на Харгета. Никак не могу понять, почему научно-исследовательская работа непременно связана со зловонием.

– Бедненький! – Фера стряхнула с подбородка крошку. – Если хочешь узнать, что такое настоящая вонь, поработай на рыбном рынке.

– Нет уж, спасибо, мне и здесь неплохо, – ответил он. Шел двадцатый день с тех пор, как у магистра Гло случился удар, и Толлер по-прежнему был подмастерьем, но теперь условия его работы изменились. У Гло парализовало левую половину тела, и ему понадобился личный служитель, желательно с крепкими мускулами. Эту должность предложили Толлеру, и он, сразу же согласившись, переехал с Ферой в просторное жилище Гло на западном склоне Зеленой Горы.

По сравнению с Мардаванскими Набережными новая работа казалась просто раем, и кроме того, она разрешала трудную ситуацию в доме Маракайнов. Что ж, Толлер старался чувствовать себя довольным. Однако временами, когда он сравнивал свое лакейское существование с жизнью, которую выбрал бы себе сам, его охватывали тоска и беспокойство, но он никому об этом не говорил. С другой стороны, Гло оказался тактичным хозяином и с тех пор, как частично восстановил подвижность, старался реже пользоваться услугами Толлера.