нам Америку». А когда эхо триумфальных выступлений Дузе в Брюс¬

селе докатилось до Парижа, великосветская газетка «Ла ви паризь-

еи», всегда очень суровая и требовательная к мастерам сцены, заяви¬

ла, что Дузе «произвела революцию в Брюсселе».

25 января 1896 года Дузе села в Ливерпуле на пароход и отпра¬

вилась в Америку, где предполагала дать шестьдесят три спектакля

в Нью-Йорке, Вашингтоне, Бостоне, Филадельфии, Нью-Хейвене и

снова в Ныо-Йорке. К ее приезду по людным улицам этих городов

разъезжали огромные трамваи, на которых можно было увидеть

анонс из светящихся букв: «The Passing Star Eleonora Duse» *.

А «блуждающая звезда» неизменно требовала одного: чтобы ее

оставили в покое многочисленные репортеры. Наконец, по настоянию

Шурмана, она приняла одну журналистку и объяснила ей, что ее от¬

каз встречаться с репортерами вовсе не означает недостаточного

уважения к печати, а объясняется естественным желанием отдохнуть

после спектакля. «Отвечать на вопросы тех, кто является ко мне в

гостиницу, — говорила Дузе, — кто задает сотню нескромных вопросов

под тем предлогом, что актриса принадлежит публике,— это тоже тя¬

желый труд, к тому же труд неблагодарный. Потом, кроме всего

прочего, по-моему, актриса на сцене всегда должна казаться новой,

не надо показывать зрителю, из чего сделана игрушка, которой им

предстоит забавляться».

Журналистка написала статью, где в точности передала слова

Элеоноры Дузе. Обращение актрисы было услышано и понято. Дове¬

рие, которое Элеонора всегда питала к женщинам, подсказало ей и на

этот раз самую верную защиту. Этой защитой оказался энтузиазм

американских женщин. В то время женщины в Америке тратили

гораздо меньше сил, чем мужчины, на борьбу за существование и

потому имели возможность активно способствовать созданию духов¬

ных ценностей.

В течение всего пребывания в Соединенных Штатах Дузе оказы¬

вались такие почести, которых до нее не удостаивалась ни одна

актриса. В Вашингтоне президент Кливленд присутствовал на всех

спектаклях Дузе и приказал украсить ее уборную розами и белыми

хризантемами, цветами, которые она больше всего любила. Госпожа

Кливленд устроила в ее честь чай в Белом доме. Томас Алва Эдисон,

хотя и не понимал ни слова по-итальянски, да к тому же был туговат

на ухо, тем не менее не пропустил ни одного спектакля и оказал ей

честь, предложив записать на фонограф последнюю сцену «Дамы с

камелиями». К сожалению, это был один из первых фонографов и

запись не удалась. В Ныо-Йорке Дузе познакомилась с художником

Эдоардо Гордиджапи и согласилась позировать ему для портрета.

Опа бесконечно уставала, по ее неизменно поддерживала надежда на

творческий союз с Д’Аннунцио, обещавшим написать для нее «Мерт¬

вый город». А поэт не отвечал на ее письма, что очень ее расстраи¬

вало.

Импрессарио Дузе, Шурман, вспоминая эту поездку в Америку,

писал в своих мемуарах: «Возвращаемся в Нью-Йорк. Сегодня 22 фев¬

раля 1896 года, воскресенье.

Дебютируем 23 (в понедельник) в театре на Пятой авеню «Дамой

с камелиями».

Сбор 22 612 франков 50 сантимов.

На следующий день — «Сельская честь» Верга и «Хозяйка гости¬

ницы» Гольдони. Сбор 19 367 франков 50 сантимов.

Пятница. Повторяем «Даму с камелиями» (сбор 24 320 франков).

В субботу утренник — «Сельская честь» и «Хозяйка гостиницы» —

принесли порядочный куш —24 002 франка.

В настоящее время это — «рекордный» успех. Сара Бернар, кото¬

рая в это же время давала «Даму с камелиями» в театре «Эббис»,

никогда не получала больше 3000 долларов — 15 000 франков».

ГЛАВА XIV

Беспокойство Дузе, вызванное упорным молчанием Д’Аннупцио,

имело, безусловно, основание. Уже 5 декабря 1895 года (год их вене¬

цианской встречи), через несколько месяцев после того дня, когда у

поэта зародилась идея написать трагедию, он сообщал издателю

Тревсу: «Весьма вероятно, что «Мертвый город» не будет поставлен

в Италии» *. Однако в тот момент еще не было написано пи строчки.

В феврале 1896 года он не без чрезмерной самоуверенности писал

своему переводчику Эрелю: «О мертвом городе» я расскажу вам в

другой раз. Однако я уже почти договорился о его постановке. В Риме

Примоли и я уже замышляем ужасный заговор. Потом увидите...»

Даже тогда, когда, организуя «заговор», он предлагал свою траге¬

дию Саре Бернар, надеясь на более верный и быстрый успех и из¬

вестность,— даже тогда он не написал еще ни строчки.

Полной неожиданностью явилось то обстоятельство, что к его

«заговору» внезапно присоединился такой благородный человек, как

граф Жозеф Примоли, друг Элеоноры Дузе с 1883 года. Все, кто имел

случай убедиться в благородстве и тонкости его души, не могли

допустить, что это был просто бездушный, легкомысленный поступок

светского человека, которому и в голову не пришло, каким тяжелым

ударом это окажется для артистки, глубоко им почитаемой.

27 июня 1896 года, вскоре после того как Дузе после американско¬

го турне вернулась в Венецию, Д’Аннунцио написал Эрелю: «Я здесь

уже четыре или пять дней. Работаю над «Огнем» *.

И действительно, первая страница рукописи романа была напи¬

сана буквально через несколько дней, 14 июля.

Встретившись с Д’Аннунцио после возвращения из Америки, Эле¬

онора с трепетом спросила, остался ли в силе их «договор» о трагедии,

о которой он так живо и образно рассказывал ей в то памятное утро

возле венецианского канала. И можно себе представить, сколь горь¬

ким было ее разочарование, когда в ответ она услышала, что работа

над «Мертвым городом» не пошла пока дальше черновых набросков

и что вообще пьеса уже обещана Саре Бернар...

В конце сентября, возможно, раскаиваясь в том, что так обманул

своего верного друга, Д’Аннунцио, неожиданно изменив намерения,

всерьез принялся за «Мертвый город» и, меньше чем через два ме¬

сяца, закончив работу над пьесой, предложил Элеоноре до конца года

поставить ее на сцене.

Между тем Дузе, чтобы не остаться без работы, заключила

контракт на гастроли за границей. Впрочем, этот вопрос можно было

бы в конце концов как-нибудь уладить. Она готова была бросить все

на произвол судьбы и, если надо, заплатить любую неустойку. Про¬

блема заключалась в другом — где в такое время, осенью, когда все

труппы уже давно собраны, найти актеров, способных справиться со

столь значительным произведением. Она не сомневалась, что соста¬

вить такой ансамбль возможно, однако для этого надо быть свободной

от контрактов и не разъезжать где-то вдали от Италии.

Она пишет Д’Аннунцио: «Значит, так — я развязываюсь с турне,

которое собиралась предпринять. В середине октября я должна была

отправиться в Берлин, в Копенгаген, потом в Петербург. Ничего этого

не будет. Я остаюсь в Италии. Время от времени буду подрабатывать

и постараюсь a droite et a gauche* собрать кое-что для «Мертвого

города» **.'

Д’Аннунцио не хотел, да и не мог отказаться от своих обяза¬

тельств перед Сарой Бернар, взятых им еще до того, как он начал

работу над трагедией. Об окончании работы над «Мертвым городом»

он сообщил также и французской актрисе, которая написала ему в

ответ следующее: «Даю вам слово, что все подготовлено для того, что¬

бы сцена, артисты и все остальное были достойны вашего удивитель¬

ного тонкого гения».

Парижские газеты уже сообщали, что зимой в театре «Ренессанс»

будет представлена новая трагедия Габриэле Д’Аннунцио с Сарой

Бернар в главной роли. Перевод был сделан Эрелем с удивительной

быстротой, так что уже в начале 1897 года Сара могла телеграфиро¬