Нет. С этим покончено. В любой области исследований мы будем действовать в направлении прямо противоположном. Нашим эксперименгтальным материалом будет сам человек, и только человек, тысячи, десятки, а если понадобится, хоть сотни тысяч людей низших рас, не только ради знания, но и ради управления законами патологии, генетики, биологии в самом широком смысле. А обезьяны понадобятся нам только как близкий по своей патологии к людям контрольный материал, который мы будем беречь!.. К примеру, мы будем прослеживать здесь, в Сухуме, как лейкозная кровь обезьяны воздействует на человека… А не наоборот… Главной задачей нашей будет постановка массовых опытов скрещивания самцов обезьян с туземками — женщинами разных национальностей, сколько бы нам ни пришлось затратить этого материала на неизбежные вначале нерезультативные эксперименты. Мы должны создать физически сильных полулюдей с пониженной мыслительной деятельностью и лишь той степенью цивилизованности, какая будет достаточна для исполнения рабочих процессов, пока недоступных машинам. Вот для чего нам нужны обезьяны…
Барон фон Лорингоф, говоривший медленно и размеренно, взглянул на часы и добавил:
— Через два часа восемнадцать минут наш «Утанг» должен изменить курс на северо-восток в направлении к Новороссийску!..
Фрау Ирмгард Риттих любезной улыбкой ответила барону и взглянула на свои холеные, вытянутые красивыми полуовалами, бледно-розовые ногти.
И вдруг начался обстрел. «Утанг» вздрогнул.
Из заявления А. Н. Остроухова начальнику РОВД Б. Б. Губкину
Прошу Вас поручить проверить мое настоящее заявление.
Позавчера в квартире доктора наук, научного обозревателя центральной газеты Вождаева В. В., проживающего — Анфертьевский пер., 31, кв. 342, происходил шум, явно свидетельствовавший о том, что в квартире кто-то находится. На мое заявление участковый инспектор милиции Н. Н. Зельков ограничился лишь осмотром двери и не посчитал возможным зайти в квартиру, несмотря на то что есть ключи, оставленные мне Вождаевым.
Сам я не могу зайти в квартиру Вождаева по ряду причин, в частности после двух поданных мной заявлений в милицию, а мне необходимо это сделать: Вождаев просил регулярно поливать цветы.
А. Остроухое, пенсионер республиканского значения
3
Барон Эгон Рудольф Фрейтаг фон Лорингоф, фрау Риттих и члены экспедиции были доставлены на берег в укромный бункер, устроенный в маленьком курортном местечке, о котором было известно только высшему морскому командованию да еще итальянскому графу Боргезе, облюбовавшему его как скрытую базу для своих подводных диверсантов…
В бункере был бассейн с отличной грунтовой питьевой водой, продукты доставлялись заблаговременно и в изобилии, а славные офицеры-артиллеристы готовили над бункером площадку для установки тяжелых орудий, которые будут нацелены на Феодосию для обороны ее от новых попыток русских высадить там десант.
Если бы не сгустившаяся вечерняя тьма, то лодка, подошедшая к борту «Утанга» и спасшая барона и его команду, не добралась бы до берега.
О том, кто такие спасенные в море с потопленного «Утанга» и доставленные в красивое курортное местечко люди, никто, конечно, на берегу не знал. В полном неведении пребывал и командир итальянских подводных диверсантов адмирал граф Боргезе. Он просто получил распоряжение: людей из предместий и клочок береговой земли вместе с бункером и горным источником ключевой воды передать прибывшим.
Итак, в распоряжении барона Эгона Рудольфа Фрей-тага фон Лорингофа, фрау Риттих и их сотрудников было теперь, во всяком случае до падения Сухума или до приказа из ставки фюрера об ином назначении, достаточно свободного времени для приятного пребывания на крымском курортном берегу.
Фон Лорингоф и его коллеги заняли бункер, окруженный виноградником, а для услуг им был выделен персонал из надежных «элементов, отколовшихся от местного населения». Правда, в обступающих эти места горах действовали русские партизаны, но охрана, выделенная гарнизоном местечка, гарантировала безопасность находившихся в прибрежной полосе.
Германские армии в эти дни стремительно наступали, с каждым днем приближаясь к Волге, альпийские части все выше поднимались в горы Кавказа. Можно было рассчитывать в скором времени на покорение величайшей вершины Европы — двуглавой горы Эльбрус и — вслед за падением Сталинграда — крушение всей коммунистической державы. Офицеры с упоением говорили о скором вступлении в войну Турции, о походе в Среднюю Азию, Иран, Индию. Словом, для тех германцев, которые только с пляжей Южного Крыма следили по радио, газетам и иллюстрированным-журналам, как осуществляется борьба за мировое владычество, еще длилась блаженная пора сладчайших мечтаний!..
Резолюция начальника РОВД Б. Б. Губкина участковому Н. Н. Зелькову на заявление Остроухова
Никита, почему довел до повторного заявления? Немедленно проверь и дай соседям исчерпывающий ответ, обрати внимание, этот Вождаев — доктор наук и корреспондент.
4
Казалось бы, настроение фрау Риттих могло быть хорошим: солнечный пляж, омытая вчерашним прибоем галька, безмятежно тихое море. Бухта налита прозрачной голубой водой, которую не тревожит даже микроскопическая рябь. Предоставив горячим солнечным лучам нежить свое обнаженное загорелое тело, лежа на спине и пребывая в полудремоте, хотелось думать не о том, что происходит в мире сегодня, а о вечности, перед которой вся история человечества на нашей планете всего лишь миг… Фрау Риттих закрыла глаза, и ей слышалось в прибрежном ветерке: «Ты красива, ты умна, ты любима…»
А ты действительно ли любима, Ирмгард? Или эта любовь такая же выдумка, как все остальное в твоей нынешней жизни, полной лжи и притворства, равнодушия, презрения к людям, к их делам, к их бесчувственности? Ведь любовь — это чувство, и чего только не сказано, не написано о всесильности этого чувства!
Нет, Риттих, ты умнее людей, которые верят в истинность существования этого высшего чувства! Этот проклятый мир так устроен, что в нем надо удобно и приятно пожить, взять от него все, что удастся взять, никому ничего от себя не отдавая… Нет ни Бога, ни черта, но должны быть деньги и власть. Все остальное можно и должно предать презрению, ибо вся болтовня о морали, о нравственности, о совести, о человеколюбии — вредная глупость, затуманивающая мозги, дурман, необходимый для воздействия на кретинов и на недоразвитых дураков… Да, Риттих, ты такая! И ты рада, что ты такая!
Ирмгард фон Риттих по воле случая (все на свете случайно!) сегодня оказалась здесь, в этом полудиком Крыму, где поселилась в домишке, не имеющем даже ватерклозета, где своя же германская солдатня так загадила окружающий ее виноградник, что противно дышать, когда ветерок дует с северной стороны! И это раса! Великая раса завоевателей! Чего же требовать тогда от любой низшей расы?.. Всякий солдат, даже германский, есть прежде всего мужик, парий, черная кость… От любого воняет потом!.. Хорошо, что ей с Эгоном выделили пятьсот метров недоступного ни для кого другого пляжа, где она может никого не видеть, ничего не знать, ничем не брезговать… И хорошо, что Эгону не приходит в голову заняться морскими купаниями. Он со своим брюшком, белым, как у жирного поросенка, портил бы ей настроение, улегшись рядом.
Но… он, к счастью, ханжа, она ведь ему не жена. По его мнению, никто не должен знать, что она не только его сотрудница. А все ведь знают, все лицемерят, все эти сотрудники, что сейчас барахтаются в море вон там за этой скалой!..
Когда Сухум будет взят, карьера барона окажется безусловной, и тогда она, Ирмгард, согласится выйти за него замуж, как бы ни был он физически ей неприятен, как бы ни раздражал ее своим гнусавым голосом, манерностью, напыщенностью и тупостью. Тогда у нее появится возможность выбрать себе по вкусу и молодого любовника. Во всяком случае, пока барон сделал для нее все, что от него зависело: она защитила диссертацию, она — магистр биологии, старший научный сотрудник института, которому предрешена мировая известность!.. Ха! Как ее поздравляли тогда! Если бы все знали, кто ее писал и как была защищена эта диссертация! Фрау Рит-тих слывет молчаливой. Да если бы кто знал, что даже несколько десятков биологических терминов да десяток расхожих «научных» фраз она едва могла вызубрить наизусть, чтобы ввертывать их с великой осторожностью на заседаниях, когда сотрудники почтительно обращались к ней с просьбой высказать свое авторитетное мнение…
