— Судьба всех добрых дел такова, — сказал седой старик, бывший учитель, — что они вершатся истинными людьми. Я знаю, где это: мой сын посадил там рябину. Ему было тринадцать лет, его расстреляли немцы, и я запомнил это место.

Все оцепенели и стояли как будто в чем-то виноватые перед стариком. Эксперты-криминалисты начали свое дело. Вскоре в комьях земли обнаружили останки разведчиков. Их давно приняла земля, и трудно даже было разобрать что-то. Останки были бережно упакованы и направлены на экспертизу.

Скульптор-криминалист сделал свое дело на совесть.

А отпуск Нестерова подходил к концу. Но мог ли он жалеть, что провел его столь хлопотно, постоянно мотался по городу и за город? Ведь он чувствовал себя не просто при деле, но был причастным к каким-то особым таинствам истории.

30

То, что происходило в зале суда в этот день, было событием из ряда вон выходящим. В зале сидели фронтовики, было много цветов и не было обычной для подобного рода заведений озабоченности, словно бы никто не сомневался в том, что решение суда может быть единственным и справедливым.

Судей встретили как родных, и председатель суда — суровая на вид женщина — на секунду даже растерялась и не знала, как вести себя. Потом решила вести себя естественно.

Константина Ивановича Кузьмина, брата погибшего Николая, пожалуй, единственного из заинтересованных лиц не было видно в зале.

И Нестеров, которому пришлось выступать в суде, знал, что болезнь Константина Ивановича была неизлечима: он умирал. И поэтому (да простят ему этот еще один маленький, но последний должностной грех) Нестеров не просто помог написать Константину Ивановичу это исковое заявление в суд, но и поторопил судей, чтобы дело было принято к рассмотрению как можно быстрее.

И судьи поняли Нестерова.

Накануне судебного заседания полковник милиции не спал ночь.

31

Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики районный народный суд гор. Ленинграда, рассмотрев в открытом судебном заседании в городе Ленинграде дело по иску Кузьмина Константина Ивановича об установлении факта смерти

Кузьмина Николая Ивановича и Голубцова Ивана Григорьевича, установил:

заявитель просит признать факт смерти Кузьмина Н. И. и Голубцова И. Г., указывая, что Кузьмин Н. И. является родным братом заявителя Кузьмина К. И., а Голубцов И. Г. — его однополчанином. Б ноябре 1941 года Особым отделом Ленинградского фронта они с группой разведчиков были направлены для выполнения специального задания, однако с задания не вернулись. Из показаний очевидцев стало известно о расстреле Кузьмина Н. И. и Голубцова И. Г. 5 декабря 1941 года в деревне Синялгово Тосненского района Ленинградской области. Было найдено их место захоронения. Установление факта смерти необходимо заявителям для захоронения урны с прахом и установления памятника на могиле Голубцова И. Г. и Кузьмина Н. И.

Суд, проверив материалы дела, считает, что заявления подлежат удовлетворению.

32

Нестеров сиял копию с решения народного суда о признании факта смерти Николая Кузьмина и его друга Ивана Голубцова и отправился с ним в больницу.

Константин Иванович, худой и изможденный, остались одни глаза, ждал его.

Нестеров молча протянул ему документ. Тот прочитал и чуть улыбнулся.

Комарово — Ленинград, 1987

Равновесие страха

Отцу посвящаю

Я сказал: «Да». А собственно, другого от меня и не ждали. «Нет» мы умеем говорить, только когда уже оформлена пенсия, да и то не сразу, а дня через три после.

Меня пригласил в кабинет генерал и познакомил с сидевшим у него обаятельным человеком в штатском. Они рассматривали какие-то фотографии неизвестного мне мужчины, чем-то на меня очень похожего. Я ждал. Они объяснили мне ситуацию, сказали: «Надо». Дали время на подготовку, но так мало, что я понял: мой неминуемый провал входит в правила предлагаемой игры, ибо на серьезную подготовку ушло бы несколько лет. Правда, иностранный язык меня «заставили» вспомнить довольно быстро. Задания бывают разные. И их, после того как дано согласие, не обсуждают.

Человека, роль которого я должен быть сыграть, мне показали на фотографиях, в скульптуре, в видеосюжете, но только не живым. Накануне при попытке ограбления его квартиры он был тяжело ранен и скончался по дороге в больницу.

Преступники, их было двое, задержаны на месте преступления. Ведется следствие.

Я знал это дело. В квартиру к профессору Вождаеву лезли не за вещами и деньгами, а за более ценным — за его архивом. Вождаев — генетик.

У него не было друзей и близких. Жил он анахоретом. Единственный его знакомый — журналист Кудинов из «Литературной газеты».

О том, что Вождаев умер по дороге в больницу, те, кто убивал его, не знали. Для обеспечения моей легенды одного из убивавших пришлось «оторвать», то есть якобы дать ему возможность убежать из КПЗ. О том, что это убегание сработало, стало известно через две недели, когда я «выписывался» из больницы: почти у ее ворот я обнаружил за собой «хвост».

Вероятно, «хвост» и доложил своим, что Вождаев жив-здоров, собирается за рубеж, для того чтобы принять участие в работе научной комиссии. Я поеду вместо него.

Все шло как по нотам, но и вселяло тревогу. Раз было покушение, то за рубежом уже меня, а не Вождаева будут убивать всерьез. Я встретился с профессором Эфроимсоном, виднейшим советским генетиком. Получил от него консультации и необходимую литературу.

Некоторое время по поручению начальства я жил в квартире Вождаева. С опаской и интересом читал дневники и воспоминания хозяина квартиры. К телефону не подходил. Был себе отвратителен. Дома сказал: «Еду в командировку, писать, звонить не буду». Мой сослуживец, когда я исчез, оставил соседям ключи от квартиры Вождаева (так было положено по сценарию) и попросил их поливать цветы. Они согласились.

Часть 1. КОМИССИЯ НА ПОБЕРЕЖЬЕ

1

На квартире профессора Вождаева я читал его дневники, вживаясь в роль:

«Не могу сказать, что мне в жизни не повезло. У меня прекрасная квартира с видом на Москву-реку, приличная для современного мужчины зарплата. Я прожил интересную жизнь, много бывал за рубежом. Дважды любил. Сейчас я одинок, меня окружает множество книг, моих и чужих дневниковых записей и отчетов о всевозможных поездках. Если говорить о том, кто я такой, то я обыкновенный человек, который всю жизнь боролся за мир, начиная с пятьдесят шестого, когда меня впервые направили в Венгрию. И как-то так постоянно получалось, что за что бы я ни брался — все это было служением миру. Видимо, так нас учили. Я закончил два учебных заведения; юридический институт и одно специальное, давшее мне возможность после некоторой Практики стать экспертом высокого класса по когда-то мало изучаемым областям биологии. Я доктор наук, работаю обозревателем по научным проблемам в «Литературной газете». Если вам встречались статьи, подписанные Вождаевым, то не надо ничего объяснять.

Мои родители похоронены на одном из московских кладбищ. Это моя боль. Когда их не стало, я оба раза был далеко и ничего не знал. После первого возвращения я пришел с отцом навестить мамин холмик, отец тогда сказал: «Не плачь, она понимала тебя».

Во второй раз, когда я вернулся, нашел письмо отца, который, чувствуя приближение смерти, написал длинный перечень советов, и надо сказать, что я не преминул ими воспользоваться. Отца похоронили мои коллеги, они же передали мне ключи от теперь уже моей, а не нашей квартиры и полушутя, полусерьезно посоветовали мне жениться. Больше в длительные поездки я не ездил, и поэтому пообещал обдумать их предложение. В свои тогдашние пятьдесят с хвостиком мне хотелось, одиночества».