— А что ты наденешь на маёвку?
— А я не знаю, что надо.
— Надо что-нибудь красное.
— А у меня ничего красного нет.
— Приходи ночью, будто ночевать.
И вот Берта пришла к ней ночью и тихонько постучалась. Подруга долго не впускала, спрашивала — кто, потом впустила, плотно завесила окно, крепко заперла двери и достала из подпола кусок красного шёлка.
— Вот, — сказала она, — сшей себе и мне воротнички, а я буду шить знамя.
И так они всю ночь сидели и шили. И чуть где что-нибудь скрипнет, они прятали шёлк и прислушивались. А когда стало светать, у них уже всё было готово. И подруга всё убрала, чтобы никто ничего не заметил, и сказала:
— Ты свой воротничок спрячь, а после гудка приходи на речку, где лес начинается. Там будет патруль, ты ему скажешь пароль, и он тебе покажет, как дальше пройти.
— А какой пароль? — спросила Берта.
Подруга пригнулась к Берте и прошептала в самое ухо:
— Ты ему: «Погодка-то разгулялась», а он тебе: «Да, денёк отменный» — и покажет дорогу.
Берта вышла. Город ещё спал. Берта шла и всё повторяла про себя пароль. Вдруг она остановилась и прижалась к забору. По главной улице ехали жандармы, похлёстывая коней тяжёлыми нагайками. Берте стало немного страшно. Они тоже готовятся к маёвке! А что, если они схватят её и скажут: «А ну, покажи свой красный воротничок! А ну, какой пароль у кожевников?»
Она побежала домой. А когда на заводе прогудел гудок, она выбралась из дому и пошла к реке. Там сидел рыболов с удочкой. Берта догадалась, что это патруль, и сказала:
— Погодка-то разгулялась!
Рыболов ответил:
— Да, денёк отменный! — и показал, по какой тропке идти.
Берта пошла лесом. В траве она увидела ландыши. Она стала их собирать, потеряла тропку и заблудилась. И не знала, куда идти! И вдруг она наткнулась на человека. Она подбежала:
— Погодка-то разгулялась!
Человек посмотрел на неё.
— Да, погода ничего, — сказал он. — А ты что здесь?
Берта не растерялась:
— Я… я цветы собираю… Уже ландыши есть. — Она протянула цветы. — Пахнут как!..
— Ландыши? — Человек погладил её по голове. — А ты, деточка, не видала, рабочие здесь, не проходили?
— Какие рабочие? — спросила Берта. — В лесу разве бывают рабочие?
Она поскорее ушла от этого человека, долго бродила по лесу, потом увидела — на пеньке сидит ещё человек. Она осторожно подошла и тихонько сказала:
— Погодка-то разгулялась!
— Да, — ответил тот, — денёк отменный! — и показал Берте правильную тропку.
Берта вышла к оврагу и там, в самой чаще, нашла маёвку.
Она обрадовалась. На траве сидели и кожевники, и щетинщики, и подруга с красным воротничком, и на всех было что-нибудь красное — ленточка, повязка, бантик…
Тогда Берта достала свой воротничок, расправила и тоже надела.
Она легла на траву около подруги и стала слушать, как шумят деревья и как выступают ораторы на маёвке.
Они говорили про Ленина: что есть такой Ленин, который стоит за всех рабочих. И про фабрикантов: что надо на них работать только восемь часов, а не двенадцать. А некоторые говорили, что надо их совсем долой и даже долой царя!..
Потом тихонько пели «Вы жертвою пали» и «Интернационал», и Берта подтягивала, как большая. Подруга обнимала её, и Берте было хорошо… И вдруг, когда в третий раз затянули припев:
Это бу-у-дет последний и решительный бой! —
сверху прибежал патруль:
— Товарищи! Рассыпайся! Жандармы!..
Песня оборвалась. Все стали срывать с себя красное и разбегаться в разные стороны. Подруга спрятала знамя под кофточку и побежала.
Берта тоже побежала, но растерялась и забыла снять с себя воротничок.
И вдруг из-за дерева выскочил жандарм, увидел на Берте красное и ударил нагайкой по красному… И Берта упала…
Тут Танина мама перестала рассказывать. Она сняла с головы платок и откинула седые волосы:
— Нагайка пришлась вот по этому месту!
Все, вытянув головы, посмотрели. Под ухом синела маленькая полоска, будто шрам. Стало тихо-тихо. Слышно было, как вдали, на улице, играет музыка. Кто-то спросил:
— А воротничок?
— А воротничок, — ответила Танина мама, — от удара разорвался, но я его сохранила… тридцать лет берегла… Вон он, на дочке…
Все с завистью посмотрели на Таню — вот у неё какая мама! Таня гордо поправила на себе воротничок, обняла маму, улыбнулась — и вдруг крикнула на весь зал:
— Погодка-то разгулялась!
И все младшие классы хором, как по команде, ответили:
— Да, денёк отменный!
И бросились к Тане разглядывать старенький, рваный воротничок из полинявшего красного шёлка…
АНГЕЛИТО
Я хочу вас на минуточку перенести в главный город Испании — в Мадрид. Летом там очень жарко. Горячее солнце стоит над головой. В узких улочках звенят трамваи, гудят машины, ревут ослы, пронзительно зазывают покупателей продавцы вина и гранат…
Но громче всего раздаётся:
— Агуа фриа!..
Прохожие оглядываются. Они видят мальчика. Его широченные штаны еле держатся на тесёмке, перекинутой наискось через голое плечо. На голове у него возвышается огромный кувшин. Покачиваясь под его тяжестью, мальчик протяжно выводит:
— Агуа фриа!..
В знойный день особенно приятно услышать эти слова, потому что означают они «холодная вода».
Прохожие щёлкают пальцами, точно кастаньетами:
— Эй, кувшин, сюда!
Некоторые знают мальчика по имени:
— Ангелито, угости!
Прохожий в шапочке, вроде нашей пилотки, только с висящей надо лбом кисточкой, щёлкает жёлтыми пальцами:
— Эй, холодная вода, налей!
Ангелито подходит к нему. По желтизне пальцев Ангелито догадывается, что перед ним рабочий табачной фабрики.
Ангелито ловко снимает кувшин с головы и осторожно нагибает его над глиняной чашкой.
Вода течёт с тихим, вкусным бульканьем. Ангелито внимательно следит за тоненькой послушной струйкой. Пролить нельзя ни капли. Вода достаётся ему нелегко — её в городе мало. Недаром испанцы говорят: «Даже птица, пролетая над Мадридом, несёт с собой в клюве запас воды».
Для того чтобы наполнить свой кувшин, Ангелито встал очень рано. Он натянул на себя длинные штаны с огромным карманом на животе, которые ему сшила его сестра Мария (она шьёт очень хорошо и работает на швейной фабрике сеньоры Родриго). Потом он съел горсть жареных желудей, взял кувшин и побежал к реке Мансанарес. Это недалеко от его дома.
Он долго барахтался в тепловатой воде, что-бы набраться бодрости на весь день. Потом он вдоволь, до отказа, напился, чтобы после не хотелось пить. Потом наполнил кувшин, поставил его на голову и начал своё путешествие по узким улочкам:
— Агуа фриа!..
С утра покупателей было немного. Но чем выше поднималось солнце, чем жарче становилось, тем чаще слышалось:
— Кувшин, угости!
И Ангелито угощал. И вот сейчас он угощает рабочего с табачной фабрики.
Рабочий жёлтыми пальцами бережно взял чашку, поднёс её ко рту и стал не спеша пить маленькими глоточками.
Ангелито снизу видно, как на шее у пего при каждом глотке перекатывается какой-то шарик.
Он протянул руку и тихо сказал:
— А вы за что стоите: за мир или за войну?
— Что? — удивился рабочий. Он чуть не захлебнулся, перестал пить и, вытирая кулаком губы, спросил: — О чём ты толкуешь, малыш?
— Сейчас… вот… тут написано… — сбивчиво проговорил Ангелито и достал из своего бездонного кармана небольшой листок. — Вот… Только пейте, пейте, чтобы никто ничего не заметил…
