Инфляция, поразившая Германию в 20-х годах, явилась для крупных монополий даром небес. Это было время «гениев» финансовых проделок. Магнаты капитала нажили гигантские суммы, спекулируя иностранной валютой и тем самым искусственно раздувая инфляцию. В этой грабительской операции, лишившей трудящихся заработка, хлеба и последних сбережённых грошей, «выдающуюся» роль сыграл «Немецкий банк» и его уполномоченный в правительстве Карл Хельфферих.
«Сегодня министр – завтра банкир; сегодня банкир – завтра министр». Это меткое ленинское определение полностью относилось к условиям, существовавшим в тогдашней Германии. За несколько лет Хельфферих сменил несколько важнейших постов – министра финансов, министра внутренних дел, вице-канцлера, члена правления «Имперского банка», оставаясь в то же время одним из директоров «Немецкого банка». С ведома Хельффериха типографские предприятия некоторых рурских концернов тайно печатали для правительства десятки миллионов денежных знаков со всё растущими цифрами номинальной стоимости, дошедшими скоро до миллиардов, тем самым сознательно усиливая инфляцию. Многие нелегальные финансовые операции того времени шли через крупные банки, так что нет ничего удивительного, что в 1923 г., когда была зафиксирована высшая точка инфляции, капиталы «Немецкого банка» поднялись (в сопоставимых суммах) на 700 млн марок. Банк теперь ворочал капиталом в полтора миллиарда марок!
Но в целом экономическое положение Германии было незавидным. Кредитная система походила на расстроенный клавесин. Твёрдая валюта – вот что могло спасти страну. И тут на сцене появляются банкиры с Уолл-стрита. Они рассчитывали, что помещение капиталов в Германии не только принесёт столь желанные прибыли в форме процентов по займам и дивидендов, но и обеспечит контроль над главными отраслями немецкой промышленности, а если бог даст, и экономикой всей Европы.
Сказано – сделано. Как только марка стабилизировалась – а это произошло в 1924 г., – на Германию обрушился золотой дождь иностранных займов, главным образом американских и английских. Только за шесть лет – с 1924 по 1929 г. – немецкая экономика получила 10–15 млрд марок долгосрочных вложений и свыше 6 млрд марок краткосрочного кредита. По другим сведениям, общая сумма иностранных займов составила 25 млрд марок. Около двух третей зарубежного капитала приходилось на США.
Этот поток долларов и фунтов шёл в первую очередь в тяжёлую индустрию – основу военного потенциала. Детище «Немецкого банка» – электротехнический концерн «Сименс», штатный поставщик армии, урвал 48 млн долларов. Другая подопечная банку фирма – «ИГ Фарбен» также существенно пополнила долларами свои сейфы. Эта крупнейшая химическая монополия, поставлявшая ядовитые газы и взрывчатые вещества кайзеровской армии, получила теперь возможность обновить свой основной капитал и утвердиться среди других концернов-гигантов на правах первого.
«Немецкий банк», его правление проводило в годы инфляции новую политику концентрации, направленную на обновление, возрождение экспансионистской мощи германского монополистического капитала. Банк возглавил операцию по слиянию шести групп картеля «ИГ Фарбен» в единое акционерное общество «ИГ Фарбениндустри» (1926 г.). Одновременно «Немецкий банк» продолжал экспансию в тяжёлую индустрию. При его активном участии создаётся крупнейший сталелитейный трест «Фэрейнигте штальверке» («Стальной трест») и «Миттельдойче штальверке».
Один из директоров «Немецкого банка», Отто Вольф, вошёл в правление «Стального треста». Используя американские капиталы, немецкие финансовые магнаты сумели организовать ряд других новых мощных «сверхтрестов», монополизировавших ключевые отрасли германской экономики. В 1925 г. в Германии было 1500 картелей и синдикатов, в 1930-м – уже 2100. Крупные банки, через которые шёл золотой поток иностранных займов, стали ещё более могущественными. В 1914 г. главнейшие берлинские банки контролировали 49% всех вкладов. К началу 30-х годов только четыре банка распоряжались 68% совокупных вкладов.
Волна концентрации в Германии достигла высшей точки в 1929 г., накануне так называемого «великого экономического краха», который потряс до основания мировую систему капитализма.
В этом грозном году «Немецкий банк» сочетался браком с другим крупным банком – «Дисконто гезельшафт». Чтобы оценить значение столь выдающегося события, заглянем в биографию «невесты». «Дисконто гезельшафт» за сравнительно короткий срок вырос в могущественный банковский дом. Уже в 1856 г. он располагал твёрдым акционерным капиталом в 10 млн талеров. Фирма вошла во влиятельную финансовую группу лондонских Ротшильдов, присоединила к себе «Северогерманский банк», затем солидно нажилась на финансировании стратегически важных железных дорог в России. Эта банковская фирма очень активно участвовала и в колониальных гешефтах в Африке.
Таким выглядел жизненный путь «невесты „Немецкого банка“». Вступая в союз, к слову сказать недолговечный, с «Немецким банком», «Дисконто» принесла «жениху» кучу внебрачных детей – «Северогерманский банк» в Гамбурге, кёльнский «Шаафхаузенферейн», «Рейнский кредитный банк» в Мангейме и расположенный там же «Зюддойче дисконто гезельшафт». Эти дочерние общества «Дисконто гезельшафт» сосредоточивали в своих руках огромную финансовую мощь. Но и сам «жених» не ударил лицом в грязь. Ко дню «свадьбы» «Немецкий банк» контролировал 8 из 15 ведущих концернов Германии.
От слияния выиграли и тот и другой. Основной капитал «Дисконто» увеличился, например, в скором времени с 250 до 385 млн марок. Директора нового финансового объединения, получившего наименование «Де-Ди-банк» («Дойче унд Дисконто банк»), могли теперь диктовать свои условия хоть самому господу богу. Во всяком случае, внутри Германии у «Де-Ди-банка» не оказалось конкурентов. Ближайшие по мощи банки – «Дрезденский» и «Коммерческий» – были по меньшей мере вдвое слабее новой монополии. Куда им было тягаться с «Де-Ди-банком»!
Неудивительно, что «Де-Ди-банк» оказался в числе тех немногих германских монополий, которые сумели сконцентрировать все резервы и выдержали страшный кризис 1929 г., когда обанкротились тысячи средних и крупных фирм, не говоря уже о мелкой рыбёшке. 1711 акционерных обществ с совокупным инвестиционным капиталом свыше 17 млрд марок остались без прибылей.
«Де-Ди-банк» также потерпел некоторый ущерб, ибо пострадали его «кровные» предприятия: у «ИГ Фарбениндустри» снизился акционерный капитал, акции «Ферейнигте штальверке» упали в цене до 15% их номинальной стоимости. Несколько повезло, правда, «Сименсу». В критический момент этот концерн получил от старых партнёров по картельным операциям из американских банков «Диллон, Рид К0» и «Нейшнл сити бэнк» заём на 25 млн долларов.
Однако экономический кризис обернулся для «Немецкого банка» последующим огромным усилением его мощи. В 1929–1932 гг. многие небольшие кредитные институты Германии безропотно растворились в его чреве. Это позволило ему не только сохранить, но и значительно приумножить свои резервы.
Но в общем, по мнению «совета богов» Германии, экономическое положение страны было в высшей степени ненормальным. Где искать выход? Только в переводе экономики на рельсы милитаризации, с перспективой на «хорошую» войну с победным концом.
Промышленные магнаты делают ставку на национал-социалистскую партию, на фюрера Адольфа Гитлера. Именно благодаря их щедрой поддержке фашисты на выборах в рейхстаг 14 сентября 1930 г. собрали 5,6 млн голосов, образовав крупную парламентскую фракцию. Гитлер открыто провозглашает планы перекройки европейских границ путём войны. Такой человек определённо устраивает монополистов.
Заметим, что финансовая олигархия Германии и раньше была неравнодушна к коричневой братии. Стальной король Фриц Тиссен ещё осенью 1923 г. предоставил нацистам 100 тыс. золотых марок. Дальше последовали регулярные финансовые поступления от других влиятельных промышленников Рура. Из первых 3 млн марок, полученных Гитлером от монополистов, 400 тыс. приходились на подопечный «Немецкому банку» химический концерн «ИГ Фарбениндустри». Пачки банкнот поступали в кассы национал-социалистской партии от бывшего кайзера Вильгельма II, «принцев крови», великих герцогов. Щедрую финансовую поддержку оказывали НСДАП американские и английские монополии, рассматривавшие нацистов как единственную силу, способную «навести порядок» внутри Германии и тем самым надёжно гарантировать крупные капиталовложения США и Англии в немецкой экономике. Финансистами Гитлера выступили в первую очередь те американские концерны и банки, которые были связаны с ведущими германскими концернами всякого рода соглашениями о разделе «сфер влияния». Приход фашистов к власти означал бы для обеих сторон новую эру в развитии «дружественных связей». Сам фюрер поклялся в том, что, если он станет рейхсканцлером, он признает и выплатит все иностранные долги Германии. Две трети этих долгов необходимо было возвратить Соединённым Штатам.
