слова, когда речь идет о деле, которое еще не сделано,

а потому просто сказал:

— Хорошо. Все будем в сборе.

В эту минуту где-то совсем рядом раздался выстрел.

Оба вскочили и метнулись в сторону, где лежало их

оружие.

— Тьфу ты, черт! — выругался Зелимхан, увидев

Бици, которая с ружьем в руках направлялась к

бревну, чтобы проверить, попала ли она в цель. Муги

вертелся рядом с матерью и, тыкая пальцем в бревно,

пытался что-то доказать ей.

— Не ругай ты их, — попросил старик, — ты ведь

сам дал им ружья, вот они и торопятся научиться

стрелять. Идем, лучше поможем им.

Зелимхан поставил цель в ста шагах и сказал:

— А ну, Зезаг, покажи-ка нам, как ты угостишь

пулей царского офицера.

Смущенная молодая женщина стояла, не зная, что

ей делать. Тогда абрек взял ружье и показал ей, как

надо прицеливаться. Потом, отойдя в сторону,

скомандовал:

— Стреляй!

Зезаг выстрелила один, другой, третий раз, но все

мимо цели. Не в пример ей Бици стреляла хорошо.

— Напрасно тратишь патроны, — крикнул

Зелимхану Зока. — Оставь Зезаг в покое, она не хочет

стрелять.

— Нет, — упрямо процедил абрек, — ей надо

обязательно научиться стрелять. Давай-ка еще раз! — при-

_____________________________________________________

1 Хабар (чеч.) — весть, известие.

казал он. Но и на этот раз результат был

неутешительным.

Издали наблюдая за происходящим, Зока запустил

руку в карман латаных брюк и, вытащив оттуда

красный кисет, извлек из него щепотку крепкого табака и

листок печатной бумаги. Потом неторопливо скрутил

папиросу и, ударив кресалом о кремень, закурил.

Старик с наслаждением затягивался и медленно выпускал

дым через ноздри.

Зелимхан все возился с Зезаг.

— А ну, прицелься без заряда, — сказал он,

начиная сердиться. Внимательно присмотревшись к

движениям Зезаг, абрек вытащил из кармана носовой

платок и аккуратно завязал левый глаз невестки.

— Стреляй теперь, — проговорил он, не отходя

далеко.

Из трех две пули Зезаг уложила в цель.

— Целься правым глазом, а левый закрывай, когда

стреляешь, — сказал абрек. — Молодец!

— И надо же, — удивился Зока, покачав седой

головой. — И надо же, — повторил он после небольшой

паузы, — обучать женщин стрельбе. Такое только ты

мог придумать.

— А разве это помешает им? — спросил харачоевец.

— Наоборот, — улыбнулся старик, — это очень

хорошо. Я знаю, что в случае надобности они будут

драться, как разъяренные волчицы.

Безымянное скопление домишек, затерявшихся в

горах Галашек, все еще было погружено в сон, когда по

крутой, ведущей туда тропинке медленно двигалось

семейство Зелимхана. Звезды, изредка перемигиваясь,

постепенно гасли на светлеющем небе. Утренний

ветерок шелестел листьями.

Кони, на которых были навьючены скромные

пожитки семьи абрека, шумно отфыркиваясь, с трудом

преодолевали крутой подъем. Поверх вещей на одном из

коней восседал Муги, на другом — Энисат с маленьким

Лом-Али, сыном Зезаг. Остальные шли пешком.

Светало. Внешне Зелимхан держался спокойно, но в

душе у него все бушевало от ярости. Из рассказов

односельчан он узнал о новом налете отряда Вербицкого

на аул Харачой, где каратели уничтожили посевы,

угнали скот, а дома всех Бахоевых сожгли вновь.

Это сообщение больше всех огорчило Бици.

— Где же мы теперь будем жить, когда вернемся в

Харачой? — растерянно спрашивала она.

Зелимхан горько улыбнулся наивности своей жены и

сказал:

— Туда еще надо вернуться, моя дорогая.

Сырое пасмурное утро заглянуло в окна богатого

особняка генерала Михеева. Но не от того настроение

начальника Терской области было пасмурным. Вчера

вечером генерал получил весьма неприятное письмо от

наместника Кавказа. Поэтому встал сегодня Михеев

хмурый, как туча, и, придя в свой рабочий кабинет,

долго ходил из угла в угол медленными тяжелыми

шагами. Затем подошел к большому окну, выходившему во

двор, и остановился, заложив руки за спину-

Тяжелая завеса моросящего дождя закрывала горы,

которые лишь угадывались на горизонте. Деревья

стояли мокрые и жалкие, потерявшие всю свою красу за

знойные летние месяцы. Несмотря на то, что был еще

конец августа, листья пожелтели, и когда налетал

ветер, многие из них срывались с веток и, покружившись

в воздухе, ложились на землю.

Генерал любил осень. Листопад и оскудение лесов

обычно вселяли в него новые надежды: абреки

потеряют в лесах прочно скрытое от чужих глаз убежище, и

ловить их будет значительно легче. А потому с тех пор,

как он стал начальником Терской области, скучный

осенний период Михеев считал для себя лучшим

временем года.

Картина, открывшаяся сейчас перед глазами

начальника области, была уныла и неприглядна. У ворот

на высоком столбе висел большой четырехугольник

фонаря, маятником болтаясь на ветру. Неподалеку от него

была расположена коновязь, вокруг которой кучами ва-

лялся конский навоз. Со вчерашнего дня птицы успели

растащить его по всему двору.

— Мерзость какая! — в сердцах проворчал генерал

и еще долго думал и о нерадивых дворниках, и о своих

неприятностях по службе, и о скуке однообразных дней,

и обо всем этом тревожном крае...

Потом он резко повернулся и подошел к

письменному столу, брезгливо нажав пальцем на кнопку з«вонка.

Вошел дежурный офицер.

— Прикажите сейчас же убрать двор! — сказал

генерал, повысив голос.

— Есть убрать двор, ваше превосходительство! —

отчеканил уже немолодой офицер, вытянувшись в

струнку.

— Вы что-то еще хотите мне сказать? — спросил

Михеев, заметив, что офицер топчется на месте.

— Так точно, господин генерал.

— Говорите.

— Приехал начальник Веденского округа. Он

просит принять его.

— Как, полковник Моргания? — удивился

Михеев. — В такую раиь?

— Так точно. Полковник Моргания.

«Зачем это он?.. Что там у них еще могло

случиться?» — с тревогой подумал генерал, но тут же вспо-

м.нил, что сам приглашал полковника, и на душе у него

сразу полегчало.

— Пусть войдет, — произнес Михеев зевая и устало

опустился в мягкое кожаное кресло.

— Доброе утро, Спиридон Петрович, — с легким

грузинским акцентом приветствовал Михеева тучный

офицер, входя в кабинет.

— Здравствуйте, Арчил Таймазович, — приветливо

откликнулся генерал и, поднявшись, пошел навстречу

полковнику. — Ну, присаживайтесь, дорогой, — он

указал на мягкое кресло, стоявшее около массивного

письменного стола.

Немного помедлив, глядя на хозяина ласковыми

восточными глазами, полковник сел.

— Когда прибыли? — спросил генерал, усаживаясь

за стол.

— Сегодня ночью, ваше превосходительство, —

ответил Моргания.

— Ну как, отдохнули с дороги?

— Спасибо.

— А я, признаться, очень плохо спал. Все

неприятности, батенька, один неприятности! — искренне

жаловался Михеев.

— Не надо позволять себе так тревожиться, Спири-

дон Петрович, — сказал полковник тоном старого

доброго врача. — Все равно кривых не исправить.

Поберегите здоровье.

Генерал откашлялся, вытер платком губы и сказал:

— Не могу, милый друг, это уже привычка у

меня, — он сделал паузу и продолжал: — Вижу, как

все здесь сложно, трудно и запутано, но интересы

государя-императора требуют конструктивного

решения.

— Служить его императорскому величеству —